Джонатан Келлерман - Книга убийств
— И еще о фотографиях Пирса.
— Нет, — умоляюще попросила она. — Пожалуйста, не нужно больше вопросов. Я ведь уже показала вам снимки и комнату, где он их проявлял.
— Я хотел сказать, что Пирс явно был талантлив, но меня поразила одна вещь. На фотографиях нет людей и животных.
— В психологии это как-то называется?
— Нет, просто мне показалось любопытным.
— В самом деле? Ну а мне так не кажется. И меня это совершенно не тревожит. Его фотографии удивительно красивы. — Она распахнула дверь. — Когда я спросила Пирса, он дал мне замечательный ответ: «Мардж, я пытаюсь запечатлеть безупречный мир».
ГЛАВА 36
Мардж стояла возле «севильи», дожидаясь, когда я уеду. Я повернул ключ в замке зажигания и спросил:
— А доктор Гаррисон упоминал о том, что собирается устроить себе каникулы?
— Каникулы? Он никогда не уезжает из города. А почему вы задали такой необычный вопрос?
— Он сказал мне, что намерен отправиться в путешествие.
— Ну, несомненно, он имеет право сменить обстановку. Почему бы вам самому его не спросить? Вы ведь собираетесь к нему заехать, чтобы проверить мой рассказ, не так ли?
— Я намерен поговорить с ним о нераскрытом убийстве.
— Как скажете, — устало проговорила Мардж. — Мне все равно, поскольку мне нечего скрывать. Просто я не хочу участвовать в безнадежных делах. Не хочу лишних поводов для тревог. Как жаль, что мой Пирс так этому и не научился.
Поворот, описанный Мардж, вывел меня на тропу, заросшую дубами, настолько узкую, что ветви задевали бока «севильи». Пришлось оставить машину и дальше идти пешком.
Место, где умер Пирс Швинн, находилось в полумиле от шоссе, глубокий овраг начинался от гранитного карниза и тянулся вниз вдоль склона холма. Засохшее русло в период дождей наполняла ревущая вода. Теперь дно высохло, побелело и было покрыто камнями, илом, прелыми листьями, сломанными ветками. Попадались и крупные камни с острыми краями — здесь легко раскроить себе голову.
Я подошел к краю и посмотрел вниз, слушая тишину и размышляя о том, что могло заставить хорошо тренированную лошадь поскользнуться.
Размышления и приятное тепло привели к тому, что меня охватило необычное оцепенение. У меня за спиной послышался шорох, сердце дрогнуло, носок туфли зацепился за корень, и я в испуге отскочил от края обрыва.
Резко обернувшись, я успел заметить убегающую ящерицу песочного цвета. Покачав головой, я повернулся и зашагал обратно к машине. К тому моменту, когда я уселся за руль, мое дыхание почти успокоилось.
Я вернулся в центр Оджая, проехал по Сигнал-стрит, мимо дренажной канавы и припарковался в той же эвкалиптовой роще, откуда сквозь синеватую листву наблюдал за домом Берта Гаррисона. Я думал о том, что скажу Берту, если мне удастся его найти. Размышлял о кошмарах Пирса Швинна и демонах, которые терзали его в последние дни жизни.
Берт все знал. Знал с самого начала.
Мне не удалось уловить никакого движения в доме старика. Фургон стоял на прежнем месте. Через четверть часа я решил, что пришло время подойти к двери и взглянуть Берту в глаза, если он еще здесь.
Как только я вышел из «севильи», дверь со скрипом распахнулась, и на пороге появился Берт в привычном пурпурном одеянии, с большим бумажным мешком в руках. Я придержал дверцу «севильи», чтобы она закрылась беззвучно, и, отойдя в глубину рощи, подождал, когда старик по деревянной лестнице спустится с крыльца.
Берт положил мешок на сиденье фургона, сел за руль и после нескольких неудачных попыток завел двигатель. Потом он очень медленно отъехал от дома и с трудом развернул автомобиль. Ему пришлось сражаться с рулем, автомобиль был старый, и, чтобы повернуть руль, приходилось прикладывать заметные усилия. Маленький человечек низко наклонял голову, так что я видел лишь его макушку.
Я подождал, когда он проедет мимо. На плохо вымощенной дороге старая подвеска «шевроле» скрипела и стонала. Берт смотрел прямо перед собой и не заметил ни меня, ни «севильи». Когда «шевроле» скрылся из вида, я забрался в свой автомобиль. Рулевое управление с усилением давало мне заметное преимущество, и я быстро догнал фургон, который катил на восток по шоссе.
Я остался стоять на перекрестке, а «шевроле» удалялся к горизонту. Следовать за ним по пустой дороге было слишком рискованно. Только после того как грузовичок, нагруженный мешками с удобрениями, проехал вперед, я осмелился последовать за Бертом.
Я ехал за грузовичком, держа приличную дистанцию.
Через несколько миль, на перекрестке, Берт осторожно свернул на шоссе номер сто пятьдесят, а грузовик поехал прямо. Я продолжал следовать за Бертом, но еще больше отпустил его вперед — теперь я едва видел крышу фургона.
Он проехал еще две мили, мимо частных владений, стоянки трейлеров и плаката, возвещающего о близости озера Каситас. Общественное водохранилище служило также местом отдыха. Я вполне мог бы предположить, что сумка Берта наполнена черствым хлебом и он собирается кормить уток.
Однако он не доехал до озера, свернув на север возле маленькой заправочной станции и крошечного бакалейного магазина.
Дорога стала совсем узкой, по обе стороны довольно далеко от нее стояли маленькие некрашеные домики. Рядом с одним из них торчало написанное от руки объявление, рекламирующее фруктовые пироги домашней выпечки. Вскоре растительность стала более буйной, появились древние дубы и сикоморы, чьи толстые ветви переплетались самым причудливым образом.
Берт проехал еще две мили, не обращая на меня ни малейшего внимания, замедлил ход и свернул налево.
Приметив место поворота, я свернул на обочину, подождал пару минут и последовал за ним.
Он проехал двести футов по усыпанной гравием дороге, вновь свернул налево и скрылся за зарослями агавы — такой же колючий кустарник рос и перед его домом. Вокруг не было ни одного строения. Я остановил машину и дальше пошел пешком, рассчитывая, что мне предстоит пройти ярды, а не мили. Я сошел с гравия на траву, чтобы не привлекать к себе внимания.
Пройдя сотню футов, я увидел «шевроле» на грунтовой площадке перед зеленым деревянным домиком с крышей, крытой жестью. В нем наверняка было не больше трех комнат, крыльцо заметно осело, труба покосилась. Я подошел поближе и за стеной агав нашел подходящее место для наблюдения. Дом стоял на опушке леса, от которого его отделяла перепаханная полоса — очевидно, для защиты от лесного пожара. Неподалеку от входа росло кривое абрикосовое дерево, его ветки гнулись под тяжелыми плодами.
Я простоял так почти полчаса, прежде чем Берт вышел из домика.
Он катил инвалидное кресло, в котором сидел мужчина. Я вспомнил, что видел такое у него в комнате. Он сказал, что держит его для друга. Доктор Гаррисон делает подарки.
Несмотря на теплую погоду, мужчина был укутан в одеяло, голову прикрывала соломенная шляпа с широкими полями. Берт вез его очень медленно, и я видел, как мужчина повернул голову. Берт остановился и что-то ему сказал. Если мужчина его услышал, то вида не подал. Берт оставил кресло, подошел к дереву и сорвал два абрикоса. Один протянул мужчине, тот осторожно взял абрикос, и оба принялись за еду. Потом Берт поднес ладонь ко рту мужчины, и тот выплюнул косточку. Берт посмотрел на нее и сунул в карман.
Доев свой абрикос, он вновь положил косточку в карман.
Потом постоял немного, глядя в небо. Человек в кресле не пошевелился.
Берт снял кресло с тормоза и проехал еще несколько футов. Когда он слегка развернул кресло, я увидел лицо мужчины.
Огромные зеркальные очки закрывали его верхнюю часть, нижнюю украшала пышная седая борода. Кожа имела цвет печеного баклажана.
Я вышел из-за деревьев и зашагал к ним по гравию, рассчитывая, что Берт сразу же меня увидит.
Он резко повернулся. Посмотрел мне в глаза. Кивнул.
Покорно.
— Кто это? — спросил человек в кресле низким скрипучим голосом.
— Я тебе о нем рассказывал, — ответил Берт.
ГЛАВА 37
Крейг Боск, распростертый на ковре своей гостиной, вновь улыбался. Пластиковые наручники из полицейского набора Майло фиксировали лодыжки, при помощи металлических он приковал Боска к толстой ножке дивана.
Нет, Майло не стал связывать вместе руки и ноги Боска, но лишил его свободы передвижения. Пусть поймет, что оказывать сопротивление не слишком разумно.
Боск молчал. Он вообще не произнес ни слова после того, как сообщил Майло, что у него будут большие неприятности.
Теперь он лежал с закрытыми глазами, и улыбка не сходила с его лица. Возможно, он играл роль, но Майло заметил, что лоб Боска больше не блестит от пота. Возможно, перед ним психопат, нечувствительный'к боли. Несмотря на полное поражение, Боск выглядел вполне довольным собой, и Майло стало не по себе.
