Питер Страуб - Магия кошмара
— Это так, сэр, — сказал мистер Кафф. — Обычный человек, ничем не примечательный, может оказаться чудом, сэр.
— Одним из них, конечно же, являлся человек, о котором речь, — сказал мистер Клабб. — Но его следует отнести к категории тех, кто себе на уме, один на миллион, если можно так выразиться, по этой причине я и упомянул о том, что великая цель всегда остается загадкой для нас, тех, кто видит лишь малую часть огромного целого. Видите ли, этот парень отказался играть по освященным веками правилам. Он подвергался чудовищным пыткам и ужасно страдал, но не был так любезен, чтобы лечь и успокоиться.
— Его разум был не в порядке, — сказал мистер Кафф. — Там, где обычный разум становится духовным, сэр, как только что было описано, этот был один из десяти миллионов, я бы оценил так, которые опускаются до уровня рептилии. Если отрезать голову ядовитой рептилии и отделить ее от тела, эта голова все еще будет пытаться нанести удар. Так было и с нашим мальчиком. Истекая кровью из дюжины ран. Без одной руки. С серьезным сотрясением. Зубная нитка впивается в тело, убивая способность к здравому рассуждению. Каждый нерв его тела завывает, будто привидение. Но он встает, с красными глазами и пеной, капающей изо рта. Мы снова валим его, и мне приходится делать то, что я ненавижу, потому что тогда тело утрачивает чувствительность и не способно к двигательной активности, а именно — я должен сломать ему позвоночник прямо у основания головы. Я бы так и сделал, будь у него нормальный позвоночник, а не прочный металлический стержень в толстой резиновой оболочке. Именно данное обстоятельство, сэр, навело нас на мысль о тяжелой атлетике — в результате занятий этим видом спорта в верхней части позвоночника так развиваются мышцы, что нужна по меньшей мере ножовка, чтобы добраться до него.
— Мы уже отставали от расписания, — сказал мистер Клабб, — и с учетом времени, которое необходимо на то, чтобы вернуться в соответствующее расположение духа, нам предстояло еще семь или восемь часов работы. Но придется удвоить его, потому что, когда нам удалось вырубить этого парня, он не оказался достаточно приличным человеком, чтобы оставаться в бессознательном состоянии. Было бы естественно, с учетом того, что он являлся объектом вторичного характера, убить его на месте, чтобы иметь возможность продолжить нашу непосредственную работу, но улучшение наших условий труда таким образом требовало поправки к контракту. В той его части, которая называется «Инструкции клиента».
— А было как раз одиннадцать часов, — сказал мистер Кафф.
— Точное время для назначенного нами совещания, — сказал мистер Клабб. — Моему партнеру пришлось избивать этого парня до потери сознания, сколько раз это потребовалось, мистер Кафф, пока я в течение двадцати гудков молился о том, чтобы наш клиент сделал милость и взял трубку?
— Три раза, мистер Клабб, три раза ровно, — сказал мистер Кафф. — Удар, каждый раз более мощный, чем предыдущий, в сочетании с черепом из гранита заставлял мою руку краснеть и распухать.
— Перед нами была дилемма, — сказал мистер Клабб. — Клиент недоступен. Помеха в выполнении наших обязанностей. Состояние души — хуже некуда. В таком неприятном положении нам оставалось только повиноваться велениям своих сердец. Отрежь этому джентльмену голову, сказал я своему партнеру, и смотри осторожно, а то укусит. Мистер Кафф взял топор. Потребовалась некоторая расторопность, потому что парень опять начал шевелиться. Мистер Кафф встал в позу. И тут с кровати, где до сих пор стояла замечательная тишина, если не считать стонов и причитаний, до нас доносится ужасный воющий звук самого отчаянного и упрямого протеста. Это почти растопило наши сердца, сэр. И если бы мы не были столь опытными профессионалами, которые наслаждаются и гордятся своей работой, думаю, мы могли бы поддаться ощущениям и отнестись к парню с милостью, несмотря на то, что он все время баламутил воду. Но душераздирающие крики достигают ушей джентльмена и поднимают его с пола как раз в тот момент, когда мистер Кафф собирается опустить топор.
— То был неудачный момент в нашем деле, — сказал мистер Кафф. — Из-за этого я промахнулся и попал ему в плечо, из-за этого он пришел в бешенство, из-за этого я потерял равновесие, что вдвойне неприятно, если учитывать кровищу на полу, из-за этого завязалась драка за топор, и мне пришлось вынести несколько ударов в живот. Говорю вам, сэр, мы очень хорошо сделали, когда отрезали ему кисть руки, потому что, если бы не неудобство, причиняемое ему культей, которая годилась разве что для использования в качестве рычага, не знаю, что бы он мог сотворить с нами. Было дьявольски трудно завладеть топором, а когда наконец у меня получилось, шансов закончить работу чисто и аккуратно не осталось никаких. Это было похоже на бойню, это была рубка мяса без какой бы то ни было тонкости и искусности в работе, и должен вам сказать, все случившееся привело нас в замешательство и возмущение.
Превращение объекта в гамбургер при помощи топора — нарушение нашего искусства, и это не то, ради чего мы занимаемся своим бизнесом.
— Нет, конечно, нет, вы более похожи на людей искусства, чем я мог себе представить, — сказал я. — Но, несмотря на свое смущение и замешательство, полагаю, вы вернулись к работе над... над объектом женского пола?
— Мы не похожи на людей искусства, — сказал мистер Клабб, — мы и есть люди искусства, и мы знаем, как отбросить наши чувства в сторону и обратиться к избранным нами средствам выражения с чистым и неутомимым вниманием. Несмотря на это, мы пережили окончательное и бесповоротное крушение вечера, и это открытие положило конец всем нашим надеждам.
— Если вы обнаружили, что Маргарита удрала, — сказал я, — во что я мог бы поверить после того, что вы рассказали...
Мистер Клабб сердито поднял руку.
— Прошу вас, не оскорбляйте нас, сэр, мы и так пережили достаточно унижений для одного дня. Объект ушел от нас, вы правы, однако не в том простом смысле, что вы имеете в виду. Она ушла в вечность, в том смысле, что ее душа оставила тело и уплыла в миры, о природе которых мы можем только строить свои невежественные предположения.
— Она умерла? — спросил я. — Другими словами, прямо противоположно моим инструкциям, вы, дебилы, убили ее. Вы любите разглагольствовать о своем опыте, но вы зашли слишком далеко, и она умерла на ваших руках. Я желаю, чтобы вы, неумехи, немедленно убирались из моего дома. Прочь. Убирайтесь. Сию минуту.
Мистер Клабб и мистер Кафф посмотрели в глаза друг другу, и в этот момент их частного общения я увидел их общую скорбь, которая вдруг обрушилась и на меня тоже: прежде чем я понял почему, я увидел единственного дурака среди присутствовавших, и этим дураком был я. Все мы втроем оказались во власти скорби.
— Объект умер, но мы не убивали ее, — сказал мистер Клабб. — Мы не зашли и никогда не заходили слишком далеко. Объект выбрал смерть. Ее смерть была актом суицидального характера. Пока вы слушаете, сэр, возможно ли, чтобы вы открыли свои уши и услышали, что я говорю? Она, будучи самым благородным, самым мужественным объектом из всех, что мы встречали на своем пути, объектом, с которым мы имели честь и удачу работать, оказалась свидетельницей грубого, безжалостного убийства своего любовника и решила свести счеты с жизнью.
— Быстро, как выстрел, — сказал мистер Кафф. — Правда в том, сэр, что при ином раскладе мы могли бы поддерживать в ней жизнь не меньше года.
— И это было бы для нас редкой привилегией, — сказал мистер Клабб, — но вам придется посмотреть фактам в лицо, сэр.
— Я смотрю им в лицо, — сказал я. — Пожалуйста, скажите мне, как вы избавились от тел.
— Они внутри дома, — сказал мистер Клабб. И прежде, чем я успел возмутиться, он добавил: — При таких ужасных обстоятельствах, сэр, включая продолжительное отсутствие клиента в зоне досягаемости, личное и профессиональное разочарование, переживаемое мной и моим партнером, мы не видели другого выхода, кроме как избавиться от дома вместе с предательскими останками.
— Избавиться от Грин-Чимниз? — спросил я. — Как вы могли избавиться от Грин-Чимниз?
— С большой неохотой, сэр, — сказал мистер Клабб. — С тяжелыми сердцами и равносильным гневом. Все с тем же разочарованием от профессионального краха, который мы только что пережили. Выражаясь обычными словами, посредством сжигания. Огонь, сэр, субстанция вроде шока и соленой воды, обладает и целительными, и очищающими свойствами, хотя это более радикальное средство.
— Но ведь Грин-Чимниз не исцелить, — сказал я, — и моя жена также не была исцелена.
— Вы — умный человек, сэр, и благодаря вам мы с мистером Каффом пережили моменты замечательного веселья. Это правда, Грин-Чимниз стерт с лица земли, он сгорел дотла. Нас вы наняли затем, чтобы наказать вашу жену, а не исцелять ее, и мы ее наказали хорошо, насколько это было возможно при таких тяжелых обстоятельствах.