Джон Катценбах - Фатальная ошибка
Скотт постарался напустить на себя высокомерный вид:
— Мистер О’Коннел, я терпеть не могу телефоны. Звонки прослеживаются. — Он кивнул на компьютер. — Вы можете передать сообщение по электронной почте?
— Естественно, — фыркнул О’Коннел. — Тоже мне премудрость! Но вы должны дать мне обещание, мистер долбаный Джонс или Смит, что мой сынишка останется жив в результате всего этого.
— О’кей, — продолжал невозмутимо врать Скотт. — Это обещание выполнить нетрудно. Значит, как только вы получите что-нибудь от сына, вы посылаете сообщение вот по этому адресу.
Подойдя к столу, он увидел там неоплаченный телефонный счет и огрызок карандаша. Сочинив на ходу фиктивный адрес, он записал его и вручил бумажку папаше О’Коннелу:
— Не потеряйте. А по какому номеру телефона я могу связаться с вами?
О’Коннел, разглядывая бумажку, пробормотал номер своего телефона.
— О’кей, — сказал он. — Что-нибудь еще?
— Мы с вами больше не увидимся, — улыбнулся Скотт. — И если кто-то будет спрашивать вас о нашей приватной беседе, то у вас, надеюсь, хватит здравого смысла сказать, что ее не было? Особенно если этим кем-то окажется ваш сын. Договорились?
О’Коннел снова взглянул на адрес, ухмыльнулся и пожал плечами:
— Ладно. Мне-то что.
— Ну, вот и хорошо. Не вставайте, я найду дорогу.
Скотт неторопливо покинул помещение, хотя сердце его билось учащенно. Он знал, что у О’Коннела за спиной не только топор, но и пистолет, о котором говорили соседи, а также, вполне вероятно, крупнокалиберная винтовка, о чем свидетельствовала оленья голова на стене. Приходилось уповать на то, что у О’Коннела не хватит соображения записать номер его машины, но вместе с тем нельзя было сомневаться, что он узнает старенький «порше», если снова увидит его. Выходя из дома, Скотт постарался запомнить все детали планировки и обстановки — было вполне вероятно, что ему придется побывать здесь еще раз. Отметив непрочность замков на дверях, он вышел на улицу. «Жадность — страшная вещь», — подумал он. Скотт не мог себе представить, что происходит в мозгу и сердце человека, готового продать собственного сына. При мысли об этом он даже почувствовал легкую тошноту. Однако ему хватило самообладания заглянуть за угол дома и убедиться, что там действительно есть еще один вход. Затем Скотт повернулся и быстро зашагал по дорожке. Над горизонтом стремительно проносились свинцовые тучи.
Майкл О’Коннел подумал, что в последние дни вел себя слишком уж тихо и совсем не давал о себе знать.
Чтобы Эшли поверила, что никто, кроме него, не может защитить ее, надо было показать ей, как уязвимы все остальные. Родители девушки свили вокруг нее защитный кокон, который не давал ей осознать всю глубину его любви и абсолютную необходимость для него быть рядом с ней. Думая о Кэтрин, он чувствовал раздражение. Она была стара и слаба, жила в одиночестве. У него была возможность устранить ее, а он ею не воспользовался. В следующий раз он не сделает такой ошибки.
Он сидел за компьютером, бесцельно играя с мышью и не обращая внимания на окружающее. Компьютер был приобретен недавно. После того как Мэтью Мерфи разбил старый, О’Коннел сразу пошел и купил ему замену.
Внезапно он два раза щелкнул мышью и выключил компьютер. Он почувствовал непреодолимое желание сделать что-нибудь непредсказуемое, из ряда вон выходящее, что не могло бы не привлечь внимание Эшли и доказало бы ей, что бесполезно пытаться убежать от него.
О’Коннел встал и потянулся, выгнув спину и невольно повторив характерное движение коридорных котов. Он почувствовал прилив уверенности. Пора было нанести Эшли визит — хотя бы для того, чтобы напомнить им, что он рядом и по-прежнему ждет. Он взял плащ и ключи от машины. Ее семейство не имеет понятия о том, как близко проходят параллели любви и смерти. Улыбнувшись, он подумал, что в данной ситуации именно он играет романтическую роль, а они этого не понимают. Просто любовь не всегда выражается розами, бриллиантами или слащавыми поздравительными открытками «Холлмарк». Да, пора известить их о том, что он все так же предан Эшли. В голове его роились идеи.
Входя в квартиру, Скотт услышал телефонный звонок.
— Скотт? — Это была Салли.
— Да.
— Ты что-то тяжело дышишь.
— Я только что вернулся домой и в дверях услышал звонок. Все в порядке?
— Да, вроде бы.
— Ты что, не знаешь точно?
— Ну, внешне все по-прежнему. Эшли и Кэтрин куда-то ездили на весь день, но не говорят куда. Я была в конторе и пыталась найти выход из этой запутанной ситуации, но лишь с относительным успехом. Хоуп почти не открывала рта с тех пор, как вернулась из Бостона, сказала только, что, по ее мнению, мы должны срочно собраться еще раз и все обсудить. Ты можешь сейчас приехать?
— Она не объяснила, почему такая срочность?
— Я же сказала тебе, она рта не раскрывала. Ты что, не слушаешь меня? Но это как-то связано с тем, что она обнаружила в Бостоне, выслеживая О’Коннела. Она чем-то очень расстроена. Никогда не видела ее такой подавленной. Сидит в соседней комнате, уставившись в пространство, и повторяет только, что нам надо немедленно поговорить.
Скотт помолчал, прикидывая, что могло повергнуть Хоуп в такое уныние. Это было совсем на нее не похоже. Он старался не обращать внимания на чуть ли не истерические нотки в голосе бывшей жены. «Ее нервы на пределе», — подумал он. Это напомнило ему последние месяцы их совместной жизни, когда он еще не знал о ее связи с Хоуп, но чувствовал, что их семейные отношениях дали трещину. Машинально кивнув, он сказал:
— Хорошо. Я тоже узнал много нового об О’Коннеле. Ничего утешительного, но… — Он запнулся, так как именно в этот момент у него в голове забрезжила идея. — Не уверен, можно ли этим воспользоваться… Слушай, я сейчас же выезжаю, и все обсудим. Как Эшли?
— Ушла в себя, держится чуть ли не отчужденно. Наверное, какой-нибудь новомодный психолог сказал бы, что у нее начинается депрессия по высшему разряду. Этот парень пристал к ней как какая-нибудь тяжелая болезнь вроде рака.
— Не надо так говорить.
— Ты считаешь, нужно бодриться и сохранять жизнерадостную мину вопреки фактам?
Скотт помолчал. Салли бывала нестерпимо прямолинейной и жесткой. И в данной ситуации, когда речь шла об их дочери, это испугало его. Он подумал, что, может быть, права Салли с ее откровенным «мы в большой опасности, и положение ухудшается», а не он с его оптимистичным «мы справимся». Ему стало так страшно, что хотелось закричать. Но он только сжал зубы и произнес:
— Я сейчас приеду. Скажи Эшли… — Он запнулся, слыша в трубке тяжелое дыхание Салли.
— Сказать ей что? Что все будет в порядке? — горько спросила она. — И еще, Скотт, — добавила она после некоторого колебания, — постарайся привезти какую-нибудь конструктивную идею. Или хотя бы пиццу…
* * *— Они все еще не решаются, — сказала она.
— Понимаю, — ответил я, хотя не был уверен, что понимаю их. — Но мне все-таки необходимо поговорить хотя бы с одним из них. Иначе мой рассказ будет неполным.
— Один из них, — медленно проговорила она, тщательно подбирая слова, — на самом деле согласен и даже хочет рассказать вам об этом. Но я не уверена, что вы вполне готовы к этому разговору.
— Что за ерунда? Раз один из них хочет говорить, то что мешает? Другие не хотят этого из соображений безопасности? Или это вы за них боитесь?
— Они не уверены, что вы до конца понимаете их положение.
— Чушь какая-то! Я уже давно занимаюсь этой историей, беседовал с массой разных людей. Они попали в очень трудное положение, и понятно, что хотели во что бы то ни стало выбраться из него.
— Значит, вы считаете, что цель оправдывает средства?
— Разве я так сказал?
— Да.
— Я только имел в виду…
Она остановила меня, подняв руку, и молча глядела сквозь ветви деревьев на улицу. Затем, глубоко вздохнув, сказала:
— Они были на перепутье. Надо было сделать выбор. Как это часто бывает со всеми людьми, этот выбор имел решающее значение для их дальнейшей жизни. Вот это вы должны хорошо понимать.
— Но разве у них был выбор?
— Хороший вопрос, — невесело усмехнулась она. — Я была бы очень благодарна вам, если бы вы ответили на него за меня.
38
Мера зла
Скотт подходил к дому своей бывшей жены, раздираемый противоречивыми чувствами и сомнениями. Он уже поднял руку, чтобы позвонить, передумал, обернулся и стал всматриваться в темноту. Он подобрался совсем близко к О’Коннелу, но тот прятался от него. И не исключено, что пристально наблюдал за Скоттом. Он не знал, как опередить О’Коннела, взять над ним верх. Вряд ли это было возможно. Даже сейчас, по всей вероятности, О’Коннел следил за ним из какого-нибудь темного угла. Эта мысль привела Скотта в такую ярость, хоть кричи. У него появилось ощущение, что сегодняшние розыски, которые для него самого оказались непредвиденными, были на самом деле предсказуемы, ожидаемы, предусмотрены. Он не мог избавиться от дикой, невероятной мысли, что О’Коннелу каким-то образом известно все, что Скотт делал в этот день.
