Тэми Хоуг - Прах к праху
На виске Маршалла нервно билась жилка, в глазах мелькнуло что-то недоброе.
— Когда-нибудь ты пожалеешь, что так грубо вела себя со мной, Кейт. Возможно, не сегодня. И даже не завтра. Но однажды…
— У тебя не получится сегодня уволить меня, Роб, — перебила его она. — Сэйбин не позволит. Я же сегодня не в настроении играть в твои капризные игры. Если ты сейчас находишься здесь с конкретной целью, будь добр, переходи к делу. Лично у меня есть работа, которой надо заняться, — по крайней мере, еще на несколько часов.
Роб суетливо переминался с ноги на ногу. Его глаза сузились, превратившись в щелочки, на лице застыло мрачное выражение. Кейт поняла, что надавила слишком сильно, перешагнула некую черту, перейдя которую уже вряд ли сможет вернуться назад, просто извинившись и пообещав держать себя в руках. Впрочем, отступать она явно не собиралась.
— Полицейские просили передать тебе, чтобы ты прослушала заново кассеты с беседами с Мелани — на случай, если она говорила что-то, что может иметь отношение к делу, — сухо произнес Роб. — Я подумал, для тебя это будет слишком тяжело в данных обстоятельствах, — сказал он голосом оскорбленной невинности. — Я хотел предложить помощь.
— Хотел? Означает ли это, что ты в конечном итоге передумал помогать мне, потому что наконец понял, какая же я неблагодарная сука?
На лице Маршалла расплылась гадкая ухмылка, а глаза исчезли за стеклами очков.
— Нет. Я не позволю твоему поведению влиять на мою работу. Мы вместе прослушаем записи. Ты будешь подмечать вещи, которые покажутся тебе странными, потому что ты ее знала. Я же буду слушать с объективной лингвистической точки зрения. Жду тебя в своем кабинете через пять минут.
Кейт с неприязнью смотрела ему вслед, размышляя над тем, что ей противно больше: он сам или их сотрудничество.
— Почему я не могу вогнать себе в лоб топор? — пробормотала она и устало потащилась следом.
— Эта пленка является копией, — объяснил сотрудник криминалистической лаборатории.
Ковач, Куинн, Лиска и худощавый парень, которого Ковач называл Ушастый, столпились вокруг нагромождения электронных приборов, оснащенных разнообразными кнопками, рычажками и тумблерами.
— Качество звука гораздо выше, чем у любого диктофона, — сообщил Ушастый. — Я даже рискну предположить, что убийца прицепил микрофон к жертве или расположил его очень близко к ней. Это объясняет искажение звука при криках, а также неразборчивость остальных голосов.
— Ты уверен, что голосов два? — уточнил Куинн, всерьез заинтересовавшись этой версией.
— Да. Вот, послушайте.
Техник нажал кнопку и покрутил регулятор эквалайзера. В помещении раздался истошный крик, и все четверо внутренне напряглись, словно им самим угрожала реальная опасность.
Куинн сосредоточился, стараясь сфокусировать внимание не на эмоциональной составляющей крика, а разложить звуковой поток на отдельные составляющие, стараясь отбросить человеческий фактор и собственную реакцию. Вновь и вновь переживать совершенные убийства — важная составляющая жизненного цикла серийного маньяка-убийцы: фантазия, жестокая фантазия, мысли об убийстве, убийство, фантазия, жестокая фантазия и так далее. Снова и снова, от начала и до конца.
Доступные плоды технического прогресса одним нажатием кнопки позволяют убийце пережить момент более отчетливо, чем просто в воспоминании. Фактор дешевизны соответствующей техники, помноженный на извращенные нужды убийц, за последние годы успел неоднократно сыграть на руку полиции, способствуя появлению огромного количества компрометирующих преступников улик. Главной сложностью для полицейских и прокуроров было найти в себе силы отсмотреть и отслушать подобные материалы. От одного вида места преступления — такого, как это, — уже становилось дурно. А слушать или наблюдать сам процесс — вообще на грани человеческих сил.
За годы работы в Бюро Куинну довелось иметь дело с массой как аудио-, так и видеоматериала подобного рода.
Ушастый сдвинул вниз один из регуляторов эквалайзера и переключил два тумблера.
— Вот здесь. Я изолировал и заглушил голос жертвы и вывел на полную громкость остальные. Слушайте внимательно.
Все затаили дыхание. Крики стихли и отошли на задний план, послышался мужской голос, приглушенный и неразборчивый:
— …поверни… сделай это…
Затем белый шум, после которого послышался другой, еще более неразборчивый голос:
— …хочешь… чтобы я…
— Лучше уже не сделать, — признался Ушастый, нажимая кнопки и перематывая пленку. — Я могу сделать громче, но голоса отчетливее не станут. Говорившие находились слишком далеко от микрофона. Но, судя по частотам, я бы сказал, что один из них мужчина, а второй — женщина.
Куинн вспомнил раны на телах жертв; везде они складывались в отчетливый рисунок: длинный разрез, короткий разрез, длинный, короткий… Перекрести мое сердце, дай умереть. Обещание. Соглашение. Договор. Два ножа, свет отражается от их лезвий, сначала от одного, затем от другого, пока они то взлетают, то опускаются в жутковатом ритме смерти.
Теперь крестообразные раны обретали смысл. Странно, что он сам не обратил на это внимания: два ножа, двое убийц. Кстати, нечто подобное он уже видел раньше. Другое дело, что ему меньше всего хотелось увидеть это вновь. Он понял это по тому, как защемило в груди. Казалось, все его существо противилось этому жуткому выводу.
Нет более страшного, более извращенного убийства, нежели когда убийц двое. Такого рода «сотрудничество» являло собой самое омерзительное, самое тошнотворное, что может быть в человеческом поведении. Навязчивые идеи и состояния, страхи и садистские фантазии двух психически неуравновешенных людей, переплетенные между собой, словно змеиный клубок, где каждая мерзкая тварь пытается сожрать другую.
— Эй, Ушастый, прокрути пленку еще разок, — попросил Ковач. — И если можно, попробуй вытянуть еще хотя бы несколько слов, если не у обоих, то хотя бы у одного. Интересно узнать, о чем это они болтают между собой.
Техник пожал плечами:
— Постараюсь, но обещать не могу.
— Сделай, что сможешь. Думай о том, что спасаешь мою задницу.
— В таком случае ты будешь должен мне два ящика пива, которых мне не видать как собственных ушей.
— Ты, главное, вытащи мне голоса, и я обещаю, что по гроб жизни буду снабжать тебя пивом.
Куинн уже вышел назад в коридор, на ходу пытаясь навести порядок в собственной голове, лишь бы избавиться от неприятного ощущения в горле. Сосредоточься на текущих проблемах, а не на внутренних. Старайся не думать о том, что сейчас, когда расследование наконец сдвинулось с места, число убийц удвоилось, как в каком-то кошмаре.
Вскоре, хлопнув дверью, его нагнал Ковач.
— Этого только не хватало на нашу больную голову, — пожаловался он. — Был у нас один псих, так нате вам, теперь их двое… Что я теперь скажу начальству? Что мы ловим не одного, а двоих?
— А ты пока ничего не говори, — посоветовал Куинн. — Подожди немного. Нужно все как следует взвесить.
С этими словами он прислонился спиной к стене, как будто решил, что не сдвинется с места, пока не получит ответы на вопросы.
В коридоре было темновато, потолок низкий, народу мало, по крайней мере, в это время дня. Мимо них, увлеченно болтая о чем-то, прошли две женщины в лабораторных халатах. Куинн дождался, пока они отойдут дальше.
— Вопрос вот в чем. Они — равноправные партнеры, или же женщина — так называемая «согласная жертва»? Она участвует в убийстве потому, что ей это нравится, или потому, что у нее нет выбора? — размышлял вслух Куинн. — Кстати, у Ванлиса есть подружка? — спросил он, оборачиваясь к Лиске.
— Лично я про такую не слышала. Ни от жены, ни от босса, ни от коллег.
— А ты спрашивала у его жены про Джиллиан Бондюран? Знала ли она Джиллиан, не казалось ли ей, что ее супруг слишком близко с ней знаком?
— Она сказала лишь, что он готов пялиться на любые сиськи. Джиллиан отдельно не выделяла.
— Ты это про что думаешь? — поинтересовался Ковач.
— Про то, что не давало мне покоя с самого начала. Мы ведь так и не смогли окончательно опознать третью жертву. Зачем было убийце отрубать ей голову? Зачем уродовать ступни? С какой стати было сжигать четвертую жертву в машине Джиллиан? — сыпал вопросами Куинн. — Мы знаем, что это была несчастная, неуравновешенная девушка. И если вам хочется бежать от этой вашей несчастной жизни, что может быть надежнее, чем смерть, реальная или символическая?
— Ты думаешь, там, на кассете, голос Джиллиан? — спросила Лиска. — Ты думаешь, что она может быть партнершей Ванлиса?
— Я с самого начала говорил, что ключ к разгадке — это Джиллиан Бондюран. Слишком плохо она вписывается в картину. И вот сейчас мне пришла в голову мысль, что она вовсе не ключик. Она — убийца.
