Нельсон Демилль - Дочь генерала
— Офицер, которому в силу принятой им присяги даны определенные привилегии, должен полностью признаться в содеянном и избавить членов трибунала от неприятной обязанности затевать показательный процесс. Мне по душе древний обычай, когда военачальник закалывался собственным мечом. У нынешних кишка тонка. И все же офицеру, совершившему тяжкое преступление, следует по крайней мере подумать: не лучше ли пустить себе пулю в лоб.
— Вы просто сумасшедший, — сказал Кент.
— Вероятно. Может быть, я обращусь к психиатру. Чарлз Мур с удовольствием вправит мне мозги. С радостью докладываю: я только что подписал ему бланк освобождения, и сейчас Мур, наверное, уже ездит по городку, ищет, где бы переночевать. А может быть, он в офицерских квартирах своего Учебного центра — посмотрите там, если он вам нужен. Между прочим, Мур считает, что Энн Кемпбелл убил ее собственный отец, но я твердо знаю, что генерал невиновен. Настоящий убийца сейчас должен решить: либо Мур сообщает о своем подозрении ФБР и тогда на репутацию многих порядочных, в сущности, людей ложится пятно, либо преступник вспомнит, что существует такое понятие, как честь, и признается во всем.
— По-моему, тот, кто убил, не считал это преступлением. Вы любите распространяться о чести, о старинных обычаях, о правах и обязанностях. Держу пари, убийца не станет беспокоить военные правоохранительные органы актом... актом справедливости. Это соответствует вашей же теории.
— Совершенно верно, но, к сожалению, мы живем в эпоху торжества так называемой законности. Ни ваши, ни мои личные чувства в расчет не принимаются. Я десять лет занимаюсь расследованием убийств, да и вы повидали их немало.
В подавляющем большинстве случаев убийца уверен, что его поступок оправдан.
— Я только что из церкви, человек я неверующий, но помолился за Энн. Лежит такая умиротворенная... Конечно, гримеры в морге поработали, но так хочется думать, что душа ее успокоилась и Энн счастлива хоть там...
Кент круто повернулся и вышел.
Некоторое время мы сидели молча. Потом Синтия сказала:
— Ну что ж, теперь мы знаем, в чью душу запали тревоги и муки Энн Кемпбелл.
— Почти наверняка.
— Как ты думаешь, он признается?
— Зависит от того, кто или что возьмет верх в той борьбе, которую ему придется пережить сегодня ночью.
— Я не верю в спасительность самоубийства, Пол. Тебе не следовало даже упоминать об этом.
Я пожал плечами:
— Сама мысль о самоубийстве приносит утешение. Она многим помогла вынести ночные кошмары.
— Чепуха.
— Нет. Ницше.
— Вредный он был, твой Ницше. — Синтия встала. — Давай поищем Бейкер.
— Не Бейкер, а Кифер.
Я взял распечатки, и мы вышли из управления. Вдалеке сверкали молнии, метался крепнущий ветер.
— Будет буря, — сказала Синтия.
— Да.
— Типично для Джорджии. Если бы буря началась на двое суток раньше...
— Вернее сказать: если бы мужчины не насиловали женщин; если бы всяческие организации не пытались скрыть свои органические грешки; если бы месть не таила в себе сладость; если бы моногамия была биологическим императивом; если бы человек относился к другим людям так, как он хочет, чтобы относились к нему. Но тогда мы остались бы без работы, а тюремные камеры служили бы питомниками для охотничьих собак.
Синтия взяла меня под руку, и мы спустились по ступенькам к моему «блейзеру». Упали первые капли дождя.
— Как нам разыскать Кифер? — сказала Синтия.
— Она сама нас найдет.
— Где?
— Она знает где — в гостинице.
Я нажал сцепление, включил фары и дворники: дождь зарядил вовсю. Мы молча проехали центр базы. Мои часы показывали без десяти двенадцать, но, несмотря на позднее время и недосып прошлой ночью, я чувствовал себя прекрасно. Через несколько минут мы были уже у гостиницы, и тут небеса разверзлись. Дождь полил как из ведра.
— Может, подвезти тебя к самой двери? — спросил я Синтию.
Чем хороши современные женщины — они не сахарные, под дождем не тают. Вдобавок на мне дорогой костюм — не то что ее блузка. Мы посидели немного в машине в ожидании момента, когда дождь поутихнет, потом кинулись со всех ног ко входу.
Благодаря стараниям инженерной службы площадка перед входом была залита водой. Во время короткой пробежки мы вымокли до нитки, но после дневной жары это очень даже неплохо.
В вестибюле молодой капрал-дежурный встретил меня словами:
— Приезжал полицейский из Мидленда, оставил вам какие-то вещи, сэр.
Я отряхнулся.
— Хорошо, спасибо. — Мой кореш Берт Ярдли сдержал слово. — Где они, в моем номере? Все разложены, разглажены, развешаны?
— Нет, сэр. Они там, на полу в углу.
— Сколько звездочек у вашего отеля, капрал?
— Если дадут еще одну, будет около нуля.
— То-то я гляжу... Были звонки, записки?
— Два звонка. — Он подал мне два листка. Звонили Кифер и Сивер.
Мой багаж состоял из двух гражданских чемоданов, военного ранца и сумки. Синтия вызвалась помочь, взяла чемодан и сумку. Мы поднялись по лестнице в мою комнату и поставили веши на пол.
Переведя дыхание, Синтия сказала:
— Мне надо переодеться. Будешь звонить?
— Да.
Я повесил пиджак на стул, сел на кровать, снял ботинки. Потом набрал номер, оставленный Кифер.
— Полицейская рота пять четыре. Дежурная слушает, — ответил женский голос.
— Говорит полковник Хеллман, — представился я для смеха. — Могу я поговорить со специалистом Бейкер?
— Да, сэр, минутку.
Синтия вышла. Прижав трубку плечом к уху, я стянул промокшие рубашку, брюки, носки. Бейкер-Кифер остановилась в казарме. Хорошо для агентурной работы, но плохо в бытовом отношении. Дежурная пошла звать, так, видите ли, вернее, чем ставить телефонные аппараты в каждой комнате.
В трубке раздался щелчок.
— Специалист Бейкер слушает.
— Можете говорить?
— Нет, сэр. Я перезвоню, как только откроют платную кабину. Вы в гостинице?
— Да. — Я положил трубку и, усевшись на пол, раскрыл оба чемодана — искал халат. — Вот подлец! — Подлец Ярдли запихал вещи как попало. Грязное белье, обувь, бритвенные принадлежности. — Подлец!
— Кто подлец?
Я оглянулся. В комнату вошла Синтия в зеленом кимоно. В руках полотенце, сушит волосы.
— Халат вот ищу.
— Давай-ка наведем порядок.
Она принялась расправлять, складывать, развешивать вещи в шкафу. Женщины словно рождены иметь дело с мануфактурой. Любо-дорого смотреть, как ловко они обходятся с носильными вещами. Лично я даже собственные штаны не могу как следует повесить.
Глупо сидеть на полу да еще в одних трусах. Наконец я разыскал в ранце халат и накинул его. Зазвонил телефон.
— Это Кифер.
Но это была не Кифер, а Кэл Сивер.
— Пол, я чуть не ослеп, изучая схему следов, и едва не заработал грыжу, перебирая гипсовые слепки. Никаких свидетельств того, что полковник Кент был на месте до названного им времени, больше нет. Я бы заставил бригаду поработать там и завтра, но дождь смоет все следы.
— Ты оставил там брезентовую дорожку?
— К сожалению, нет, хотя, наверное, должен был бы. Кент заверил меня, что велит покрыть всю площадку водонепроницаемым брезентом и выставит охрану. Но я недавно побывал там — ни брезента, ни охраны. И ничего не разберешь, сплошное месиво.
— Значит, месиво?
— Мне очень жаль, Пол.
— Ничего. Слепок в Окленд отправил?
— Ага. Вертолетом его доставили в Гиллем, оттуда каким-нибудь спецрейсом на Западное побережье. Утром мне должны сообщить о получении.
— Хорошо.
— Так вызывать спецов по латентным следам?
— Твое мнение?
— Я же сказал, на месте преступления месиво.
— Тогда отставим. Нам и так повезло. Что делает Грейс?
— Прилипла к экрану. Просила передать, что вытащила из недр своей адской машины письмо погибшей, отправленное миссис Уильям Кент.
— О чем говорится в письме?
— Если в двух словах, то о том, что полковник Кент заходит слишком далеко в их платонических дружеских отношениях и не будет ли миссис Кент так добра поговорить с мужем. Иначе она, капитан Кемпбелл, будет вынуждена подать официальную жалобу... Не хотел бы, чтобы моя жена получила такое письмо.
— Каким числом оно датировано?
— Сейчас посмотрю. Не вешай трубку.
Синтия разбирала содержимое одного из чемоданов, отделяя белье от туалетных принадлежностей.
Кэл тем временем снова был на проводе.
— Десятым августа, — сообщил он.
Десятое августа, одиннадцать дней назад. Значит, миссис Кент отбыла из Бетани-Хилл по получении этого злосчастного послания. Так же очевидно, что оно явилось следствием незапланированного визита Кента к Энн Кемпбелл — не говоря уже о его плохом поведении, выразившемся в том, что он выставил хозяйкиного хахаля за дверь, а ее саму взял силой. Ну и дела! Судя по всему, Энн Кемпбелл решила, что с Кентом надо что-то делать, и письмо послужило детонатором.
