Ребекка Тинсли - День расплаты
«БМВ» миновала подземный переезд из Пиккадилли в Найтсбридж, район, который Джеймс считал «своим». Когда он мысленно рисовал карту города, то сознательно выбрасывал из нее преисподнюю — Лейчестер-сквер, Оксфорд-стрит или Тотенэм-Корт-роуд. На их месте были пустыри — между Сити и Королевским городским округом Кенсингтон и Челси.
Джеймс собирался развлечься вечером еще и в связи с репортажем Шарлотты Картер для сводки новостей Эн-эн-эн. Чарльз Рейвенскрофт с белым от гнева лицом бегал по коридорам, выискивая того, кто допустил утечку информации. Он устроил допрос каждому члену подкомиссии, но — увы! — он не там искал, со злорадством думал Мэлпас. Рейвенскрофту давно надо было научиться запирать на ключ шкафы с документами, а точнее, шкаф своего тупого личного помощника, бывшего выпускника аристократической школы Харроу.
Мысли о неприятностях, свалившихся на голову Чарльза, развлекали Джеймса весь остаток пути, но стоило ему оказаться среди гостей банкира, и он снова сосредоточил все свое внимание на делах. Потягивая минеральную воду, он разглядывал гостиную с высокими потолками, гудевшую от разговоров, насыщенную запахами сигар и духов. Всюду были самоуверенные мужчины, интересующиеся деньгами, и разряженные женщины в блестящих платьях, плотно облегавших их оберегаемые голодной диетой фигуры. В отличие от подобных сборищ в Нью-Йорке, эти люди не только говорили о деньгах, но и думали лишь о них, оценивая доходы других гостей или прикидывая стоимость имевшейся у них информации, их связей и их драгоценностей.
Уже через несколько минут Джеймс включился в разговор с банкиром, который в «Мортоне» занимался капиталовложениями в фонд охраны окружающей среды. Они обменялись мнениями о том, как плохо идут дела у такого фонда, хотя он ничуть не хуже, чем другие так называемые «этические» фонды. Банкир сетовал, что экологически чистая продукция привлекает потребителей только в том случае, если она стоит дешевле, как, например, бензин без содержания свинца. Поскольку, по его словам, широкая публика не видит связи между уничтожением озонового слоя и своим собственным образом жизни. По обыкновению Джеймс задавал умные вопросы; расставаясь, они обменялись визитками. Затем обоих завертело, подобно тому, как крутятся шикарные одежды в необычной стиральной машине.
Этого отнюдь нельзя было сказать о задней комнате бара «Бриклейэрс Армс», неподалеку от Лондон-Холл. Пол Робертс принял предложение Гэри «врезать» после работы. Это было несколько часов назад, а они все переходили из одного бара в другой — восемь молодых маклеров банка «Броди Макклин».
К девяти вечера Пол уже избавился от настороженного отношения к маклерам, ему нравился их грубый юмор, но приходилось делать над собой усилие, чтобы не отставать от них в феноменальном поглощении крепких напитков. В университете он способен был за ночь одолеть максимум восемь пинт горького пива, а шампанское после водки с тоником — вообще другое дело.
С наступлением ночи они все больше удалялись от центра, перебираясь из отделанного хромированной сталью и пластиком бара «Коутс Караоке», интерьер которого напоминал космический корабль, к покрытым рельефным орнаментом темным стенам «Бриклейэрс Армс». Когда они приехали, задняя комната была уже синей от табачного дыма, и там сидели простые парни. Во влажном вечернем воздухе не чувствовалось прохлады, и все перешли с водки на пиво — более освежающий напиток.
Кевин, герой вечера, болтался возле стойки бара в окружении маклеров из конкурирующих фирм, ребят, с которыми он успел познакомиться за десять лет, проведенных в Сити. Это был белокурый толстомясый ирландец, презиравший своего отца, который обосновался в Англии и всю жизнь подчинялся приказам какого-то маленького Гитлера на строительной площадке. Кевин за год зарабатывал больше, чем его отец за десять лет. Годам к тридцати он рассчитывал сильно разбогатеть. Конечно, досадно было, что девица, которую он трахал, забеременела. Она требовала, чтобы он женился. Но Кевин не собирался допускать, чтобы она встала у него на пути. Так он уверял всех присутствовавших на этой холостяцкой пирушке.
Кевин расстегнул воротник рубашки и закатал рукава, продемонстрировав отсутствие шеи и бледные безволосые предплечья, размерами напоминавшие окорока. Он стоял, широко расставив нога, живот складками свисал на ремень. Он не выпускал из рук огромную пивную кружку, разве только для того, чтобы вновь ее наполнить. Парни, вертевшиеся вокруг него, смеялись всем его шуткам и предлагали сигареты, как только он докуривал предыдущую.
В какой-то момент их внимание привлекла неразбериха у входа. Раздались вопли, восхищенный свист, и толпа расступилась, освобождая дорогу закутанной в черный бархатный плащ статной блондинке в сапогах на высоких каблуках. Когда ей указали на Кевина, она направилась к нему под новые одобрительные возгласы. Плащ был сброшен на пол, и все зааплодировали. На блондинке красовались черные чулки и перчатки, пояс с резинками и облегающий черный кожаный костюм с высоким воротом, с громадной «молнией» впереди.
Кевин ухмыльнулся, и глаза его превратились в щелки. Он надеялся, что его дружки организовали стриптиз. Они запели, а блондинка принялась правой рукой тереть себе промежность. Она взмахнула хлыстом, зажатым в левой руке, а потом наставила хлыст на Кевина. Кевин смотрел, как она облизывает блестящие кораллово-красные губы, отставил пивную кружку и отложил сигарету.
Парни окружили стриптизершу, поощряя ее улюлюканьем и криками. Она начала медленно расстегивать «молнию», демонстрируя треугольник обнаженной плоти, но остановилась у пупка. Затем опустилась на колени перед Кевином и снова щелкнула хлыстом. Он подчинился и шагнул вперед, расстегивая брюки, — к полному восторгу всех присутствовавших. Рукой в кожаной перчатке стриптизерша стала массировать быстро твердеющий член. Потом вытащила его из ширинки и под восторженные крики зрителей склонилась над ним.
Робертс, которому все было прекрасно видно, вытаращив глаза, смотрел, как Кевин вдвинул свой член в нежный, но вполне податливый рот девицы. Ирландец уперся кулаками в бока и торжествующим взглядом окинул своих дружков, а в это время блондинка усердно трудилась.
— Боже! — раздался голос Гэри. — В прошлом году на мой день рождения они достали мне девицу из стриптиза, но она этого не делала. Она просто снимала с себя тряпки.
— Все? — прошептал Пол, не в силах оторваться от зрелища. — Даже трусики?
— Да. Беда в том, что от нее ужасно воняло. Ребята потом меня спрашивали: «Что с тобой? Ты ведь ее даже за сиськи ни разу не хапнул!». Она совала мне их прямо в лицо. Но вонь была невероятная! — Гэри рассмеялся.
Тем временем Кевин, зажав руками голову блондинки и возбужденно сопя, быстро двигал бедрами. Зрители поощряли его одобрительными криками, пока Кевин не застонал. Он освободился от девицы и раскланялся.
Он наслаждался всеобщим восхищением, но тут блондинка совсем расстегнула «молнию» и приспустила кожаный костюм настолько, чтобы все увидели совершенно плоскую грудь. Эффектным жестом был сдернут белокурый парик, и комната огласилась восторженными воплями. Стриптизерша оказалась мужчиной. Он послал Кевину воздушный поцелуй и, вновь закутавшись в черный бархатный плащ, с достоинством удалился. Кевин прирос к полу, и с его поникшего инструмента на брюки падали капли.
В половине одиннадцатого вечера Дэвид припарковал машину сбоку от входа в Уэсторп-Холл и сидел некоторое время, стараясь привести в порядок мысли. Он только что вернулся с обеда, данного по случаю создания фонда восстановления собора в Эли. Он был там в одиночестве, что случалось довольно часто. Голова раскалывалась, страшно хотелось выпить, но он медлил: он не знал, что его ожидает дома. Встретившись утром с адвокатом, он сразу же сообщил о своем решении Элен: они должны развестись как можно скорее. В ответ та коротко заявила, что он ей опротивел и она его терпела, поскольку он был ее ходячей чековой книжкой. Она ухватилась за возможность расторгнуть их брак с такой легкостью, будто отменила встречу с парикмахером.
Наконец-то теперь все закончилось.
Дэвид выбрался из машины и открыл входную дверь. В доме было очень тихо; когда он двигал кресло или открывал какую-нибудь дверь, звуки казались ему более громкими, чем обычно. На кухне он приготовил себе выпивку, а потом начал слоняться из комнаты в комнату, зажигая повсюду свет и отхлебывая из бокала.
В спальне Элен он обнаружил, что чек, который он оставил на туалетном столике, исчез. Исчезли наряды жены, туфли — все десять тысяч пар, а также косметика. Она забрала деньги, предложенные ей в качестве первоначальных откупных, — четыреста тысяч фунтов, и покинула его.
На следующее утро в половине седьмого Пол Робертс вышел из своей квартиры на первом этаже, повернул налево, на Стернхолд-авеню, и зашагал по отлогому склону вниз, к газонам Бэлэм. Голова у него трещала, и чувствовал он себя так, словно в любой момент его могло вывернуть наизнанку. В своем наспех напяленном костюме он дрожал и потел, пытаясь преодолеть тропинку, пролегавшую через широкие газоны.