Роберт Самерлот - «Вечер, проведённый в доме Блэка» и другие «чёрные» новеллы
— Не волнуйтесь за меня, мне послезавтра привезут новую. Это все пустяки! Несчастный водитель бульдозера! Он переживает, должно быть, катастрофу!
— Он поправит дела, — уверил я. — Во всяком случае, у него есть еще две другие машины.
— Значит, работы будут продолжаться? — спросил Джеф.
— Не думаю.
Сондра издала тихое кудахтанье.
— Я случайно оказалась в этот момент у окна, я все видела. Можно подумать, мультфильм Рьюла Гольдберга о цепной реакции.
— А в конце цепи — мой бедный «кадиллак», — вздохнула Джойс.
Сьюи, собака мадам Кастл, которая весь вечер дремала у ног своей хозяйки, открывая время от времени глаз, чтобы бросить на нас холодный взгляд, вдруг помчалась, лая, со взъерошенной шерстью к входной двери.
Сьюи! позвала мадам Кастл, хлопнув рукой по своему бедру. — Сюда!
Опустив уши, собака посмотрела сначала на хозяйку, потом на дверь, как бы колеблясь в принятии решения. Злое рычание клокотало у нее в горле.
— Это — призрак, — объяснила Сондра шутливым тоном. — Это он вызвал несчастный случай.
Сидя в углу софы, поджав ноги под себя, она склонила голову набок и говорила, как очень умный ребенок.
Джеф громко засмеялся:
— О, здесь рассказывают невероятные истории!
Мадам Кастл, вздохнув, поднялась и привела за ошейник Сьюи к своему креслу.
— Я вынуждена буду повести ее к специалисту по психоанализу, — сказала она. — Сидеть, Сьюи! На, держи орешек.
— Я обожаю истории о призраках, — сказал я, улыбаясь.
— О, знаете ли… — проворчал Джеф с тоном сомнения.
— Расскажи, — бросила ему его жена, держа у губ бокал. — Уверена, что нашим гостям это было бы интересно.
Джеф Шефит, который был по профессии литературным агентом, был мужчиной высокого роста, с желтым цветом лица, который бесконечно поправлял черные, смазанные жиром пряди волос, падавшие ему на глаза. Он говорил, сохраняя улыбку в уголках губ, как будто хотел избежать риска быть принятым всерьез.
— Я знаю только, что в XVII веке испанцы имели обычай организовывать в каньоне казни через повешение. Их жертвам предписано возвращаться сюда, производя странный шум по ночам.
— Речь шла о преступниках? — спросил я.
— Самых отпетых, — ответила Сондра. — Что рассказал тебе Ги Ролинг, Джойс?
Улыбка и странное выражение скрытого удовольствия на лице супруги Джефа заставляли думать, что она прекрасно знала эту историю.
— Ги Ролинг, кинорежиссер? — спросил я.
— Да, он, — подтвердил Джеф. — У него конюшни при въезде в каньон.
— Я их видела, — сказала Эллен. — Изумительные лошади!
Показав свой пустой стакан, Джойс Кастл сказала с жеманством:
— Джеф, любимый, будь добр, принеси мне еще.
— Мы удаляемся от темы, — заметила Сондра нежным голосом, — и мне тоже еще, дорогой.
Она протянула ему бокал, когда он проходил мимо нее.
— Извини, Джойс, — принесла она свои извинения. — Я прервала тебя. Продолжай.
Сондра указала мадам Кастл ее аудиторию, сделав жест в нашу сторону. Я увидел, как напряглась Эллен в своем кресле.
— В ту эпоху, — начала Джойс томным голосом, — жил совершенно порочный испанец, имя которого я забыла, который только и делал, что воровал, насиловал и убивал. Дворянин, если я не путаю, очаровательный и, конечно, сумасшедший. Кончилось тем, что его повесили после его очередной выходки самого дурного тона в монастыре. Как видите, вы собираетесь жить в районе с богатым прошлым.
Все засмеялись.
— А шум? — спросила Эллен у Сондры. — Вы его слышали?
— Конечно, — ответила жена Джефа, наклонив грациозно голову.
Каждый сантиметр ее кожи был красивого кофейного цвета, безусловно, результат полудней, проведенных у бассейна, которые явно не разделял с ней ее муж, имевший желчный цвет лица и редкие волосы.
— Повсюду, где бы я ни жил, — заявил Джеф, еще сильнее улыбаясь уголком рта, — я всегда слышал необъяснимый шум ночью. Здесь водится много диких зверей: лисы, еноты, опоссумы и даже койот на вершине холма. С наступлением ночи они выходят из нор.
Улыбка, с которой Эллен слушала объяснение Джефа, застыла, когда Сондра добавила в своей развязной манере:
— Однажды утром мы нашли нашу кошку буквально разодранную на части. Ее туловище было сплошным кровавым комом и без головы.
— Лиса, — поспешил уточнить Джеф Шефит.
Каждое из его замечаний было тусклым, а от всей его фигуры исходила аура печали.
Его супруга сидела, опустив глаза к своим бедрам, как будто она хранила там какую-то тайну. Похоже, она испытывала большое удовольствие от этого разговора, и мне пришла в голову мысль, что она старается умышленно нас запугать. Эта мысль меня окончательно убедила. «Сондра слишком развлекается, чтобы бояться самой», — сказал я себе, наблюдая за ее загорелым от солнца лицом.
После случая с деревом, все шло хорошо в течение нескольких недель. Строительство дома быстро продвигалось. Эллен и я приезжали туда как можно чаще, обегали наполовину готовые комнаты, планируя наше будущее убранство: здесь будет камин, там — холодильник; на стене — литография Пикассо.
— Тед, я подумала, — объявила мне однажды Эллен робким голосом, — почему бы нам не сделать детскую комнату?
Я ждал.
— Теперь, когда мы будем жить здесь, часто будет случаться, что наши друзья будут здесь оставаться ночевать, вместо того, чтобы возвращаться поздно ночью, — продолжала она. — Большинство из них имеют маленьких детей…
Я обнял ее за плечи. Эллен знала, что я понял основную причину ее предложения. Когда она подняла голову, я поцеловал ее между бровей, отвечая таким образом на ее завуалированный вопрос и прибегая к особому коду нашей совместной жизни, жизни, состоящей из нежности и такта.
— Эй, вы! — крикнула Сондра Шефит с другой стороны дороги.
Она стояла на крыльце, на ней был бикини розового цвета, подчеркивающий смуглость ее кожи.
— Вы будете купаться? — спросила она, встряхивая выцветшими от солнца волосами.
— Нет купальника!
— Мы вам дадим. Приходите!
Эллен и я обсудили предложение, обменявшись взглядом, и дали согласие, качнув головой.
— Тед, вы белый, как саван, — сказала мне Сондра, когда я вышел в плавках во внутренний дворик. — Там, где вы живете, нет солнца?
Растянувшись в шезлонге, она изучала меня сквозь эллипсы огромных черных очков, инкрустированных драгоценными камнями.
— Я провожу слишком много времени в закрытом помещении, когда пишу статьи, — объяснил я.
— Вы можете приходить сюда, когда вам заблагорассудится.
Она вдруг улыбнулась, открывая ряд прекрасных зубов.
— Чтобы плавать, — добавила она.
Эллен присоединилась к нам в купальнике, который ей одолжили. Рукой она заслоняла глаза от металлического солнечного блеска, который, отражаясь в бассейне, бил ей прямо в лицо.
Поднявшись, Сондра подвела ее ко мне, как если бы она собиралась мне ее представить.
— Этот купальник идет вам больше, чем мне, — сказала она, положив руку с красными ногтями на руку моей жены.
Эллен слабо улыбнулась. Обе были одного роста, но у Эллен были более узкие плечи, более широкие бедра, она была крупнее. Когда они подошли ко мне, у меня сложилось впечатление, что я не знаю своей жены. Ее тело, столь мне знакомое, показалось чужим, непропорциональным. На ее бледной руке виднелись волосы, в то время как у Сондры они были невидимыми, за исключением мгновений, когда солнце превращало их в серебристый пушок.
Эллен схватила меня за руку, как будто почувствовав дистанцию, которая нас внезапно разделила.
— Прыгаем вместе, — сказала она весело. — Запрещается хвататься за края бассейна!
Сондра вернулась к своему шезлонгу, откуда она наблюдала за нами, наклонив голову набок, спрятав глаза за стеклами своих экстравагантных очков.
Происшествия вскоре возобновились, следуя друг за другом с нерегулярными интервалами. Ги Ролинг, которого я никогда не встречал, но заявления которого относительно сверхъестественных явлений до меня доходят из вторых рук как послания какого-нибудь оракула, считает, что живые мертвецы ведут жуткую жизнь, так как они бродят между двумя состояниями. Их разум вечно хранит воспоминание, живое и точное, о страстях жизни, и они могут от них освободиться только ценой невероятного усилия и безумной потери энергии, которые их в буквальном смысле слова оставляют без сил в течение долгих месяцев, а иногда и лет. Именно этим объясняются их сравнительно редкие появления. Конечно, имеются исключения, как подчеркнула однажды вечером Сондра — титулованная интерпретаторша теорий Ролинга — с той странной радостью, с которой она имела обыкновение делать замечания, касающиеся данной темы. Некоторые призраки проявляют себя ужасно активно, в частности, бывшие сумасшедшие, которые не знают границ смерти, как в свое время они не знали запретов в жизни. В целом, как считает Ролинг, призраки достойны скорее сожаления, чем страха.
