Грегг Гервиц - Обвинение в убийстве
В среду вечером они с Дрей поехали прокатиться на машине. Это был их первый совместный выход со дня смерти Джинни. Они сидели и неловко молчали. Когда, по дороге домой, они проезжали бар Маклейна, Дрей вытянула шею, разглядывая машины на темной стоянке.
– Машина Гутьереса, – пробормотала она.
Тим повернул на стоянку. Дрей взглянула на него, скорее с любопытством, чем с удивлением.
Они нашли Гутьереса в баре, он играл в бильярд с Харрисоном. Гутьерес кивнул, приветствуя Дрей и Тима, потом заговорил мягким тоном, которым теперь с ними разговаривали все:
– Ну как вы, ребята? Держитесь?
– Спасибо, все в порядке. Можно вас на минутку?
– Конечно, Рэк. Не вопрос.
Вслед за Тимом и Дрей детективы вышли из бара на стоянку.
– Ходят слухи, что вы прикрыли версию о сообщнике, – сказал Тим.
– Она не подтвердилась.
– Вы проверили эпизоды, по которым привлекался Кинделл? Тогда у него был сообщник?
– Мы плотно сотрудничаем с окружной прокуратурой, но не нашли никаких доказательств того, что там был кто-то еще. Мы отработали все версии. Вы прекрасно знаете, что мы не можем посвящать в дела следствия родителей жертв.
– Поздновато ты об этом вспомнил, – вставила Дрей.
– Вы не можете быть объективны. Не видите перспективы.
– Как вы нашли тело Джинни? – спросил Тим. – Ведь устье реки – достаточно отдаленный уголок, не так ли?
Харрисон резко выдохнул; в холодном воздухе изо рта у него шел пар:
– Анонимный звонок.
– Мужчина или женщина?
– Послушай, мы не обязаны…
– Это был мужской голос или женский?
Гутьерес сложил руки на груди, раздражение в нем начинало перерастать в злость:
– Мужской.
– Вы отследили его? Записали на пленку?
– Нет, звонок был сделан на номер одного из детективов отделения.
– Не на номер 911? Не к диспетчеру? – спросила Дрей. – Кто мог знать личный номер?
– Кто стремился прикрыть свою задницу, – сказал Тим. – Кто-то, кто опасался быть обвиненным в соучастии или боялся, что его вычислят по звонку. Например, сообщник.
Харрисон сделал шаг вперед, вплотную подойдя к Тиму:
– Слушай-ка, Фокс Малдер, ты себе даже не представляешь, сколько анонимных наводок мы получаем. Это не означает, что парень замешан в убийстве. Это мог быть условно-досрочно освобожденный, испуганный ребенок, который не захотел впутываться в мокрое дело, или бомж, нюхавший клей.
– Точно, у всех бомжей-токсикоманов, подсевших на клей, есть личные номера детективов мурпарского полицейского участка, – заметила Дрей.
– Номер есть в справочнике.
– Бомж с телефонным справочником, – сказал Тим.
– Эй, послушай, ты упустил свой шанс разобраться с этим делом. Мы тебе давали этот шанс. И знаешь что? Ты хотел, чтобы все было честно, по закону. Ладно, хорошо. Мы уважаем твое желание. Но это значит, что теперь ты не контролируешь ситуацию. Вы – родители жертвы и не должны и близко подходить к этому делу, иначе мы обвиним вас в воспрепятствовании следствию. Ваша дочь мертва, и мы поймали подонка, который ее убил. Дело закрыто. Возвращайтесь домой и утешайте друг друга.
– Спасибо, – сказала Дрей, – мы обсудим твое предложение.
Они молча вернулись к машине, забрались внутрь и сели.
– Он прав, – голос Тима звучал мягко и надтреснуто – голос побежденного. – Мы не можем вмешиваться. Мы не можем справедливо и объективно оценить ход расследования. Будем надеяться, что Кинделл струхнет и начнет говорить, чтобы можно было просить о смягчении наказания. Или выдохнется и проболтается. Или что его адвокат выдвинет версию о сообщнике в качестве одной из составляющих защиты. Что-нибудь.
– Я чувствую, что абсолютно бессильна, – прошептала Дрей.
Полицейская машина подъехала к бару и припарковалась на другом конце стоянки. Оттуда вышли Мак и Фаулер и, посмеиваясь, направились в бар.
Тим и Дрей сидели, уставившись на приборную доску, ощущая на лицах соленые брызги окатившей их волны чужого смеха.
Когда Тим в четверг утром зашел на кухню, Дрей подняла глаза, оторвавшись от свежей пачки написанных ею ответов на письма с соболезнованиями. Ее взгляд скользнул по пейджеру в его руке и «Смит-энд-Вессону» на поясе:
– Ты идешь на работу? Уже?
– Я нужен Медведю.
Окрашенный желтый свет, пробивающийся сквозь задернутые шторы, падал на ее лицо:
– Ты мне нужен. С Медведем все будет в порядке.
Зазвонил телефон, но она покачала головой:
– Пресса. Все утро. Они хотят видеть рыдающую мать и стойкого отца. Какую роль ты предпочитаешь?
– Один из наших информаторов сегодня утром дал наводку. Мы планируем задержание. Будет жарко. Я должен быть там.
Один из заслуживающих доверие информаторов Тима и Медведя прослышал о готовящейся сделке, от которой за версту пахло Гэри Хайделом. Команда судебных исполнителей, занимающихся поимкой беглых преступников, на протяжении пяти месяцев охотилась на Хайдела, входящего в список пятнадцати самых опасных преступников, бежавших из-под стражи. После того как суд признал его виновным по одному эпизоду убийства первой степени и по двум эпизодам торговли наркотиками, Хайдел бежал. Два сообщника-испанца на пикапе прижали полицейский седан к дереву, застрелили обоих судебных исполнителей и забрали Хайдела.
Тим знал, что Хайделу скоро понадобятся деньги, и он прибегнет к проверенному способу. Дело, которое тот затеял, было довольно громким и весьма примечательным: он приобрел на Чихуахуа разбавленный кокаин и на мулах перевез его через границу в бутылках от вина. Тем легче Тиму и Медведю было шерстить людей на предмет информации по этому делу, беседуя с ними на улицах и выжимая из них необходимые сведения. В конце концов их усердия были вознаграждены. Если информатор дал Медведю верную наводку, сделка в сорок килограммов кокаина должна была состояться сегодня после обеда или вечером.
– Ты уверен, что готов приступить к работе?
– Я не знаю, что еще могу сделать. Я схожу с ума, – пробормотал Тим.
Дрей опустила глаза. Он знал: она чувствует, как он жаждет вырваться из дома.
– Тогда ты должен идти. Наверное, я просто слишком расстроена, потому что я еще не готова.
– Ты уверена, что все в порядке? Я мог бы позвонить Медведю…
Она покачала головой:
– Помнишь, что ты сказал мне в ту первую страшную ночь? – Она выдавила из себя слабую усмешку. – Хоть один из нас должен немного поспать.
Перед тем как уйти, он на секунду задержался в дверях. Дрей склонилась над письмом. В окно лились лучи утреннего солнца, в их свете кончики ее волос казались золотистыми.
– Я помню все, что с ней связано, – сказал Тим. – Особенно, когда она озорничала. Например, когда она разрисовала карандашами новые обои в гостиной…
Лицо Дрей просветлело:
– А потом это отрицала.
– Как будто это мог сделать я. Или ты. Или когда она нагрела градусник о лампочку, чтобы не ходить в школу…
Она тоже улыбнулась:
– Я вернулась в комнату, а ртутный столбик остановился на ста шести.
– Принцесса-тиран.
– Маленькая негодница, – голос Дрей сорвался в хрип, и она прижала кулак ко рту.
Тим чувствовал, как она борется со слезами, и не поднимал глаз.
– Вот почему я не могу… почему я этого избегаю. Когда мы говорим о ней, это слишком… живо… и это…
– Мне нужно говорить о ней. Я должна помнить.
Тим неопределенно махнул рукой, но даже он сам до конца не понимал, что должен означать этот жест. Его в очередной раз поразила собственная неспособность облечь чувства в слова.
– Она часть нашей жизни, Тим.
Его глаза снова затуманили слезы:
– Уже нет.
Дрей пристально посмотрела на него:
– Иди на работу.
5
Тим мчался в центр города к скоплению федеральных и судебных построек. В низкой конструкции из цемента и стекла, смахивающей на правительственное здание, располагался офис подразделения, приводившего в исполнение решения об аресте. Стена его была украшена мозаикой, изображавшей женщин с квадратными головами. Когда Тим брал Джинни с собой на работу, при виде этой картины она в ужасе отворачивалась. Помимо мозаики девочка боялась кинотеатров, людей старше семидесяти лет, цикад и героя мультика Элмера Фадда.
Тим отметился на входе, поднялся по лестнице на второй этаж и пошел по коридору, пол которого был выложен белой плиткой с пестрым рисунком. Уже несколько месяцев администрация обещала, что они переедут в современное соседнее здание, но переезд все откладывался и откладывался. Дискуссии по этому поводу достигли накала страстей популярного ток-шоу, но толку от этого было мало. Бюрократическая махина поворачивалась со скоростью черепахи, мучимой жутким артритом.
