Джон Кейз - Синдром
– Живыми дубами, – уточнил психотерапевт.
– Да, наверное. Все считают их здоровскими, только мне они не нравятся. Они старые и мерзкие.
– Недолюбливаешь их?
– Терпеть не могу!
– Почему?
– Потому что… Ну, как сказать…
– Почему же?
– Они жуткие.
– Жуткие? Как это?
– На них паутина.
– Ты хочешь сказать, «бородатый мох»? – подсказал Дюран.
– Ага.
– И что в том плохого? – продолжал доктор.
Нико свела брови, задумалась и молча покачала головой в ответ.
– У тебя с ними связаны какие-то неприятные воспоминания? – спросил Дюран.
Пациентка поежилась и кивнула:
– Угу.
– Дек что-то делал с этим мхом?
Никки уткнулась головой в подушку:
– Он запутывал его в волосы. В безлунные ночи.
Доктор кивнул.
– На что это было похоже, Никки?
– На паутину.
Дюран придвинулся к пациентке.
– Расскажи о Деке, – попросил он.
– Мне не нравится Дек! – воскликнула Нико, неожиданно раскрыла глаза и попыталась сесть. – Только, пожалуйста, не говори ему!
– Не буду.
– Обещаешь?
– Обещаю. А теперь ложись и закрой глаза. Ты в безопасности. – Дюран заметил, что пациентка начинает задыхаться. – Здесь только ты и я, и ветер, и ручей. Порядок?
Она кивнула.
Через некоторое время доктор возобновил тему:
– Почему тебе не нравится Дек?
Нико молчала с минуту, ее грудь беспокойно вздымалась, Дюран выжидающе смотрел на лицо девушки. Наконец та выпалила:
– Из-за того, что он делает!
– Что он делает?
Нико скорчилась на диване.
– Он зовет нас в церковь с друзьями, а сам ведет в тоннель в подвале.
– Что там происходит?
Нико замерла и некоторое время лежала, боясь шелохнуться, а затем безмолвно покачала головой.
– Вы снимали кино?
Она кивнула.
– Расскажи поподробнее, – попросил Дюран.
Пациентка нахмурилась, перевернулась на другой бок и уставилась в спинку дивана.
– Не могу, – сказала она.
– Не можешь?
Никки отрицательно покачала головой.
– Почему? – удивился Дюран.
– Не могу – и все.
– Ты не помнишь?
Нико молча кивнула.
– Я подскажу, – предложил доктор. – Был фильм, в котором вы поженились.
Никки неохотно кивнула, и упрямство на ее лице сменилось обреченностью.
– Давай поговорим о свадьбе.
Нико не могла не подчиниться и под руководством Дюрана во всех подробностях поведала историю смерти своей старшей сестры в порнофильме. В этой картине две девочки исполнили главные роли, а третьей, самой младшей, отводилась роль второго плана.
Николь с Дюраном частенько наведывались на эту запретную территорию. Отсюда происходили проблемы пациентки, а потому было жизненно необходимо начать сражение с болезнью с раскрытия секретов ее детства.
– Я в белом, – рассказывала Нико, затаив дыхание. – Все, как полагается невесте: длинная фата и букет.
– Какие в нем цветы?
– Красные розы и гипсофилии, – без колебаний ответила пациентка. – Да, и еще папоротник. Розанна – жених. Глупость какая, как девочка может изображать жениха!
– Во что одета Розанна? – спросил Дюран.
– На ней черный смокинг с красной гвоздикой в петлице. Она такая прелесть! А Эйдриен несет кольца.
– В чем она?
– На ней, кроме венка из цветов, ничего нет.
– И вы подходите к алтарю?
– Угу.
– А свечи на нем есть?
– Да. Вокруг свечи, и какие-то люди занудно бубнят молитвы. А потом к нам выходит священник и спрашивает: «Берешь ли ты этого мужчину?…» – Голос Нико затих, и создалось впечатление, будто она забыла, что от нее требуется.
Дюран подсказал:
– Священник спрашивает: «Берешь ли ты этого мужчину…» – и что дальше? Насколько я помню, дальше следует твоя реплика?
– Верно, – сказала Нико.
– Что ты должна сделать?
– Встать на колени…
– И?
– Открыть рот.
Теперь дискомфорт Нико стал осязаемым, и Дюран забеспокоился, как бы нынешнее волнение пациентки не вылилось в истерику. Так уже случалось на прошлых сеансах, и психиатр решил сменить тактику:
– Расскажи о Розанне. Кто она?
– Жених.
Дюран отмахнулся от ответа, как от назойливой мошки.
– Верно, в кино она жених. А кто она в жизни?
– Когда не в фильме?
– Да.
– Розанна – моя старшая сестра, а Эйдриен – младшая.
– Вот как…
– Да, потому что когда мне исполнилось десять, Эйдриен – только пять. Значит, я гораздо старше.
– Как я понял, у тебя две сестры?
Нико покачала головой.
– Нет, – сказала она. – Только Эйдриен, а Розанны больше нет.
– Почему?
– Она умерла.
– Ах, как жаль, – сказал Дюран и после некоторой паузы продолжил: – Как это случилось?
– Что?
– Как умерла Розанна?
– Ее убили в кино! – прошептала Нико.
– Да, верно, но ведь кино – это понарошку.
– Не-а. Там все было по-настоящему.
– Что именно?
– Все!
– Объясни.
– Кино настоящее: он оттянул ей голову за волосы и…
– Кто?
– Тот дядька.
– Какой дядька?
– В красном капюшоне. На нем был балахон с капюшоном.
– Балахон?
– Да, там все носили балахоны. Все, кроме меня, Розанны, и Эйдриен с Деком.
– А в чем был твой приемный отец?
Нико нахмурилась, по-детски собираясь с мыслями.
– В каких-то ремешках.
– Что-что?
– Ну, понимаешь, Дек считался каким-то важным священником, только никакой сутаны на нем не было – одни кожаные ремни и паутина в волосах.
– Ладно, я понял. Давай продолжим. Ты остановилась на том, что Розанну потянули за волосы, правильно?
Нико кивнула:
– Ага.
– А где она находилась в тот момент?
– На полу. Стояла на четвереньках.
– Почему на четвереньках?
– Потому что у нее был секс!
– Розанна занималась сексом?
Очередной кивок.
– С кем? – спросил Дюран.
– С какими-то людьми.
– Но она же была совсем маленькой?
Нико пожала плечами:
– Двенадцать лет.
– Хорошо. Она занималась сексом… и что потом?
– Я уже сказала: человек в красном капюшоне оттянул назад ее голову…
– И?
– Резанул ножом. Вот так. – Нико провела рукой по горлу.
– Что случилось потом?
Нико всхлипнула и отвернулась.
– Не отворачивайся, Нико, ты должна посмотреть. Просто скажи, что случилось.
– У Розанны сделались такие большие глаза – она очень напугалась! Кровь текла из раны, и она не могла сказать ни слова, только хрипела.
– А где в этот момент была ты?
– Под Деком.
– Ладно. Но… если все происходило в кино, понарошку…
Нико отчаянно замотала головой.
– Нет, – настаивала она, приподнявшись на локте; девушка почти кричала от страха. – Не понарошку! Все случилось по правде! У Дека даже был специальный ящик, запиравшийся на ключ. Там он хранил кино, а иногда заставлял меня сидеть и смотреть вместе с ним. А Розанны я больше не видела. Она исчезла, умерла в тоннеле, который дядьки зачем-то называли церковью…
Дюран стал тихо нашептывать, пытаясь успокоить Нико: «Тш-ш-ш, все в порядке. Я рядом, ничего плохого не случится».
Мало-помалу напряжение отпустило Никки, и она, обессилев, уронила голову на подушку.
Тихо, медленно проговаривая слова, психотерапевт вывел пациентку из транса, в обратном порядке повторяя путь по воображаемому ландшафту, столь знакомому им обоим: тропка, ручей, начало дороги.
– Глубоко вдохни, – сказал он. – Какой воздух! Свежий, прохладный.
Ее грудь поднялась, опустилась и снова поднялась.
– Когда я досчитаю до пяти, – попросил Дюран, – ты проснешься свежей и отдохнувшей. Хорошо? – Не дожидаясь ответа, он начал отсчет: – Один… два… три.
Веки Нико дрогнули, и глаза открылись: широкие зрачки тут же сузились на свету.
Дюран протянул ей салфетку.
– Ты неплохо поработала, Нико. Я тобой горжусь.
Некоторое время она отчаянно щурилась, пока глаза не привыкли к свету, затем свесила ноги с дивана, села прямо и откашлялась. Никки разрумянилась, ее глаза блестели.
– Значит, все хорошо? – спросила она.
Дюран кивнул.
– Просто замечательно, продолжим в пятницу. – С этими словами он помог пациентке подняться и проводил к двери, где Нико одарила его обворожительной улыбкой и поцеловала в щеку.
– Мне правда стало легче, Док.
– А иначе зачем бы я был нужен? – отшутился он и моментально посерьезнел: – Но я тебе еще кое-что хотел сказать.
– Что?
– Принимай литий, Нико.
Она закатила глаза к потолку и покосилась в сторону.
– Пообещай, – попросил Дюран.
Нико неохотно кивнула и пожаловалась:
– Терпеть не могу эти чертовы таблетки, я от них как неживая.
– Лекарство уравновешивает – без этого тебе не обойтись. Или предпочитаешь все время кататься на американских горках?
Нико отрицательно покачала головой.
– Тогда принимай лекарства.
Когда дверь за пациенткой закрылась, Дюран вернулся к столу и написал краткий отчет о недавнем сеансе.
«16 октября. Николь Салливан, 30 лет.
