Суворов Виктор - Змееед
Сталина никто тогда вождем не считал, но Ленин почему-то именно его поставил на первое место. И именно о нем сказал: Сталин сосредоточил в своих руках необъятную власть. По ленинской оценке, Сталин — единственный из всех, кого нельзя назвать врагом, трусом, предателем, путаником, паникером. И в серьезном политическом вопросе на него положиться можно. Один ему упрек: уж очень силищи у него много. И опасение: не наломал бы дров.
В письме содержалась единственная рекомендация соратникам по партии: Сталина снять с поста Генерального секретаря Центрального Комитета! Врагов, предателей, трусов, паникеров, путаников и тех, на кого в серьезном политическом деле положиться нельзя, оставить. А Сталина снять!
Ясное дело, после того письма товарищ Ленин больше ничего существенного и важного не диктовал. Может быть, и диктовал, но до соратников не дошло.
И, написав такое письмо, долго товарищ Ленин прожить никак не мог. И не прожил. Понял товарищ Сталин: как Ленина ни прячь, он все письма сочинять норовит. Мало ли что в его голову еще ударить может. Потому изоляцию ему товарищ Сталин обеспечил полную: Ленин умолк навеки, а чучело ленинское опилками набили и выставили на всеобщее обозрение в каменной пирамиде на Красной площади, словно дохлого фараона.
После Ленина остались три вождя: Троцкий, Зиновьев и Каменев.
Товарищ Сталин в вожди не лез, лозунги с трибун не кричал, гениальными сочинениями не обогащал золотой фонд марксизма. Товарищ Сталин черновой работой занимался, той, до которой у вождей руки не доходили. Товарищ Сталин взял под твердый большевистский контроль Учраспред ЦК — учет и распределение кадров: Иванова — возвысить, Петрова — опустить. Ушкина с уезда поднять на губернию, а Хрюшкина — наоборот.
Каждый районный руководитель — это номенклатура ЦК. То есть его судьбу только Центральный Комитет волен решать. Точнее, один из отделов Центрального Комитета — Учраспред. И каждый командир дивизии — номенклатура ЦК. И каждый директор крупного завода. И любой чекист достаточно крупного ранга — в номенклатуре. На верхах товарищ Троцкий речи кричит, товарищ Зиновьев варианты плана Мировой революции взвешивает, любимец партии товарищ Бухарин, который нигде не учился, трактаты сочиняет, а по низам партии, по уездам и губерниям, уже сообразили, кто в доме хозяин, от кого судьба каждого зависит.
Тем временем товарищ Сталин рутинной работой занят. Он — организатор всех партийных конференций и съездов, потому он — и организатор всех выборов. И подсчет голосов — на его сталинской совести. Потому товарищ Сталин всегда знает, кто за него стоит, кто против, а кто еще сомневается. Товарищ Сталин знает, кто за Троцкого, а кто против, кто за Зиновьева и за Троцкого, а кто только за Зиновьева, но против Троцкого. Это полезно знать, чтобы врагов своих лбами сшибать.
А еще у товарища Сталина в руках — партийный контроль. Кто-то где-то подворовывает, кто-то по женской части слаб, а кто-то по ликероводочной. Кто-то план провалил, а кто-то документ секретный потерял. Всех их, нерадивых, на суровый суд партии! И товарищу Сталину в конечном итоге решать, кого карать, кого миловать. Хорошего человека можно и простить. А плохого — по всей строгости! Так идет выдвижение хороших, вытеснение, вытаптывание, вытряхивание плохих. Сорную траву с поля долой!
Но можно простить и плохого, предупредив: смотри, не той линии держаться будешь — припомним.
Тем временем товарищ Сталин сколотил «тройку» — Зиновьев, Каменев да он сам третьим. Общими усилиями Троцкого сбросили. После того товарищ Сталин с Бухариным союз заключил. Вместе с Бухариным Зиновьева с Каменевым от власти отодвинули. После того и до Бухарина очередь дошла.
И вот прошло 13 лет с момента написания Лениным «Письма к съезду». Изменилось все.
Теперь вождь в стране один — товарищ Сталин.
Троцкий врагом народа оказался. Недаром великий Ленин предупреждал: не наш он! Троцкий изгнан из партии и из страны. Он опозорен и проклят. Странно только, зачем товарищ Сталин его за рубеж выпустил?
Выяснилось, что бывшие вожди Зиновьев и Каменев — тоже враги народа, убийцы, террористы, заговорщики. Над ними суд идет. И мало кто сомневается в том, что наш самый справедливый в мире суд выпишет им и их подельщикам что-нибудь меньшее, чем высшую меру уголовного наказания.
Бывший вождь Бухарин снят со всех постов. Он кается и плачет. Он призывает партию сплотиться вокруг товарища Сталина. Он провозглашает на весь мир, что будет страшно рад, если расстреляют Зиновьева и Каменева. Их Бухарин обзывает собаками, омерзительнейшими из людей, падалью человеческой.
Бывший вождь Пятаков, человек выдающейся воли и выдающихся способностей, был когда-то главой правительства Украины. Теперь он понижен до первого заместителя наркома тяжелой промышленности. За ним — грех. Он когда-то давно выступал в поддержку Троцкого против Сталина. Он понимает, что товарищ Сталин ему это когда-то припомнит. Потому Пятаков старается. Он публично требует смерти Зиновьеву и Каменеву. Тем временем арестовали жену Пятакова. И Пятаков попросил Центральный Комитет дать ему возможность лично расстреливать любых врагов народа: от Зиновьева и Каменева до собственной жены включительно.
Человек выдающейся воли и выдающихся способностей не понял, что врагов стрелять есть кому и без него. Ему это доходчиво объяснили.
Но он все же нашел выход! Есть государственный обвинитель товарищ Вышинский. На процессе Зиновьева, Каменева, Смирнова и им подобных он обвиняет от лица государства, но почему бы не выступить еще от лица общества, от лица широких народных масс! Почему бы не рассказать стране и миру, о том, как зиновьевы-каменевы-смирновы-мрачковские шпионили и вредили, как убили товарища Кирова, как организовали покушение на самого любимого человека, на великого товарища Сталина, как готовили свержение власти рабочих и крестьян? Почему бы не разоблачить и всех остальных заговорщиков, сидящих на черной скамье рядом с Зиновьевым, Каменевым, Смирновым?
Написал Пятаков письмо товарищу Сталину и получил ответ: молодец, правильно, давай!
Вот она — возможность отличиться! Вот он, шанс загладить ошибки прошлого.
Сочинил товарищ Пятаков речь обличительную, товарищу Сталину отправил. Очень та речь товарищу Сталину понравилась. И приказал товарищ Сталин ознакомить с содержанием обвинительной речи подсудимых Зиновьева, Каменева и Смирнова. А вот им та речь очень даже не понравилась. И сказали они дружно: ах ты гад! Нас топить вздумал? Не выйдет! Вместе с нами, падла, утонешь.
И все втроем объявили, что сам Пятаков — враг, изменник, предатель, заговорщик, троцкист, отравитель колодцев и поджигатель посевов, шпион германский, японский, польский и румынский.
Пятаков этого пока не знал. Получив благодарность от товарища Сталина за позицию непримиримую, за пламенные обличения врагов, отбыл товарищ Пятаков в Ялту, в санаторий Совета Народных Комиссаров, здоровье восстанавливать.
3Работа подручному исполнителя непыльная. Первым делом надо клиента из камеры выдернуть и к месту проверки доставить. А это — 55 пар шагов по коридору и 13 ступеней вниз. Чтобы клиент не трепыхался, надо его не толпой целой гнать, а вести с одним только надзиралой, вроде и не на казнь вовсе, а на какое-то дополнительное выяснение.
Камеры смертников в Лефортове на два засова запираются, на два замка. Один ключ у начальника тюрьмы, другой — у корпусного. Так что даже если начальнику Лефортовской тюрьмы вздумается смертника выпустить, то ему самому это сделать не удастся. Согласие второго лица требуется.
Ключ начальник никому не доверяет, чтоб копию не сняли. И корпусной тоже никому не доверяет, даже своему начальнику. Какое тут доверие: слиняет приговоренный, на его место сядешь, вместо него в подвал с опилками тебя сволокут.
Каждого приговоренного и начальник тюрьмы, и корпусной сдают спецкоманде под расписку. Расписался Змееед в двух журналах. Начальник с корпусным каждый своим ключом отпирают замки и уходят. Дальше — не их дело. Спецкоманда в Лефортове работает, но начальнику тюрьмы не подчинена. У спецкоманды — прямое подчинение комендантскому отделу НКВД.
Змееед с надзиралой тяжеленную дверь распахивают, за ней — решетка с замком. Это для того придумано, чтобы арестант не бросился на того, кто первым входит.
Как только замки громыхнули, арестанту положено без команд лицом к стене развернуться, руки за голову, ладошками наружу. Это чтобы гвоздем или бритвой не полоснул. Ему-то терять нечего.
Не у каждого поначалу выходит ладошки на затылке наружу выворачивать. Но в Лефортове хорошие учителя. Вмиг научат: ладонями уши накрой. Теперь разверни ладони назад. Просто? Просто. И палкой резиновой, товарищем Балицким в НКВД внедренной, — по печени! Чтоб лучше запомнилось.
