Последний Завет - Ле Руа Филипп

Миновав несколько раскинувшихся в зеленой долине деревень, Натан довольно быстро добрался до Поблета. Небо над монастырем было тяжелым и серым. Ветер гнул узловатые деревья, срывал хвою с чахлых елей. На крыльце толпилась дюжина туристов. Монастырь был открыт для посещения и – верх удачи! – скоро должна была состояться экскурсия. Ждали гида. Натан смешался с маленькой группой и вместе с ней проследовал во внутреннюю галерею – величественную, прорезанную аркадами и украшенную фонтаном, журчание которого рассеивало благоговейную тишину. Экскурсовод что-то монотонно бубнил перед пустой трапезной со сверкающим полом, пустыми кухнями, пустой библиотекой, пустым приемным покоем. Эта часть монастыря была нежилой. Они вошли в темную и холодную церковь. Чистые линии, внушительные запрестольные украшения из алебастра. Над алтарем – растянутое цепями на четыре стороны распятие. Тут Натан отделился от группы. Его внимание привлекла дверь потайного выхода. Она оказалась не заперта и вывела его в аллею, окаймленную мусорными бачками и бурьяном. На противоположном ее конце поднимались ступени – к другой двери, тоже деревянной, но более массивной, чем предыдущая. Эта была заперта на ключ и слишком прочна, чтобы ее можно было вышибить. Натан решил устроиться на лестничной площадке и подождать. В конце концов кто-нибудь да откроет ее. Опять всего лишь вопрос терпения.

Он прождал почти четыре часа. Его дух блуждал вне этого мира, упрямо не желавшего исправляться в соответствии с указаниями ФБР. Наконец стукнул засов, и Натан мгновенно вернулся на лестницу, где сидело его тело. Одним прыжком он оказался у стены и слился с ней. Вышел монах с мусорными мешками. Незаметно Натан проскользнул внутрь. И двинулся по темному коридору, где воняло каким-то варевом. Окружавшая его тишина позволяла распознать малейший звук. Плеск половой тряпки в ведре с водой, стук тарелок, бормотание молитв, песнопение в высоком регистре. Совсем рядом с ним какой-то монах пожелал доброй ночи брату Антонио. Тот что-то промямлил в ответ, вызвав смех. Натан прошел мимо дортуара и заглянул в чью-то отдельную келью. Вероятно, настоятеля, дремавшего тут же, уронив голову на стол под лампой, в свете которой блестела его тонзура. Рядом лежала выпавшая из дряблой руки желтая шариковая ручка. Натан воспользовался ситуацией. Взял ручку, листок бумаги и написал по-испански записку для спящего монаха, обнаружив его имя в стопке почты. Соню звали Педро Гарсиа.

Натан подписался: брат Антонио. Затем положил записку на видное место и выскользнул наружу, позаботившись погромче хлопнуть дверью. Через две минуты Педро Гарсиа выскочил в коридор и куда-то устремился торопливой трусцой. Натан беззвучно двинулся за ним следом, пока не оказался в полуобвалившейся галерее, опоясывавшей маленький внутренний дворик со старым колодцем посредине. Сцену освещала луна. Ветхие обводные стены были углублены нишами, в которых ютились источенные временем и непогодой статуи. Семенивший монах остановился перед массивной дверью с накладками из кованого железа. Достал связку ключей и осмотрелся по сторонам, словно желая удостовериться, что он тут один. Натан инстинктивно присел за каким-то сухим кустиком и почти сразу же поднял голову. Но монах уже исчез.

91

Озадаченный Лав осторожно приблизился. Было физически невозможно открыть дверь, войти и закрыть ее за собой меньше чем за те две секунды, на которые монах ускользнул от его взгляда. Натан остановился на пороге, как раз там, где видел его в последний раз. Окованная железом дверь была заперта на ключ, по толщине она не уступала крепостным воротам. Он внимательно осмотрел это место, исключенное из экскурсионной программы. Никакого люка в земле. Никакого потайного хода, способного за одну секунду поглотить дородного священнослужителя. Слева анфилада арок, чьи хлипкие, источенные временем колонны напоминали коленца бамбука. Справа ниша. Единственным способом исчезнуть в мгновение ока было юркнуть в это углубление, но, как он проверил, там имелась только безглавая статуя какого-то святого, лишенного к тому же обеих рук. Вот тут-то он и обнаружил оптическую иллюзию. Боковые стенки алькова только казались одинаковыми. С левого бока была вырублена выемка, в которую можно было протиснуться боком. Что он и сделал, продвинувшись по узкому проходу метров на пять, прежде чем попасть в крохотный квадратный дворик с тремя дверями. Одна из них соответствовала той, закрытой, что преграждала доступ в это патио. Оставалось узнать, какой из двух оставшихся воспользовался монах. У Натана возникло впечатление, что он заплутал в какой-то компьютерной игре, придуманной хитроумным монашеским орденом. Возможность западни, скрытой за неверно угаданной дверью, побудила его к осторожности. Он потрогал железные дверные ручки. Встал перед той, что показалась ему более теплой, и отступил, насколько позволяло ограниченное пространство. Потом испустил крик киай и одновременно выбросил вперед ногу. Дверь распахнулась, стукнула о какое-то препятствие, отскочила и наконец неподвижно повисла на петлях. Внутри оказалась кровать с чьим-то забинтованным телом. Натан заметил также стол, таз с водой, стопку стерильных бинтов, блокнот и лежащего на земле отца Педро, оглушенного его громоподобным вторжением. Маленькое окошко в стене и большая свеча были единственными источниками света.

– Кто вы? – спросил поверженный монах.

– Я хочу задать вам несколько вопросов об отце Альмеде, – сказал Натан, помогая ему подняться.

– Так это вы написали записку? – воскликнул отец Педро, помахав смятой бумажкой.

– Это он на кровати?

– Фелипе Альмеда больше не принадлежит миру сему.

– Тогда что это?

– Его бренная оболочка, истерзанная грехом.

У человека на кровати была забинтована вся голова, что делало ее похожей на яйцо. Ни носа, ни ушей. Только прорезь на месте рта, позволявшая ему дышать.

– Но он жив, – сказал Натан.

– Он уже не владеет своими чувствами. Брат Альмеда покинул нас, наложив на себя руки. Огонь погубил его лицо, глаза, уши, язык…

– Почему вы говорите, что его нет в этом мире?

– Брат Альмеда утратил также рассудок. Его неотступно преследует дьявол, к которому он хотел уйти. Мы надеемся все же, что Бог в великом милосердии Своем призовет его к Себе благодаря соборованию, которому мы подвергаем его вот уже вторую неделю. Мы скрываем его здесь, как в своего рода чистилище. Чего вы от него хотите?

– Узнать причину его самоубийства.

– На каком основании? Кто вообще впустил вас в эту часть монастыря? Как вам удалось?..

– Я пришел не для того, чтобы объяснять, как мне удалось проникнуть сюда. Зато могу вам сказать, что меньше месяца назад отец Альмеда исповедовал одного человека, Этьена Шомона, которого некие горе-чародеи пытались воскресить в лаборатории на Аляске. Один агент ФБР заснял эту исповедь на видеопленку, но, о чем они говорили там, не слышно. Через несколько дней федеральный агент, оба врача и медсестра были убиты. ФБР поручило мне допросить Альмеду и выяснить, что ему сказал Шомон. Быть может, в исповеди было указание на личность убийц. Вы поняли, о чем я говорю?

– Не совсем. Как вы догадываетесь, я довольно далек от этого бурного мира и сторонюсь его рифов…

– Я тоже. Но вынужден устранять кое-какие из рифов, на которые вы намекаете.

– Отец Альмеда пытался покончить с собой вовсе не из-за того, что якобы выманил какие-то признания у мертвеца, а из-за того, что пошел на поводу у вашего Боумана.

– Откуда вы это знаете?

– Что вы хотели сказать вашим «я тоже», когда я упомянул о своем затворничестве?

– Я живу, как и вы, вдали от мира. Но один. Мой путь – не христианский. Я выбрал путь дзен.

– Итак, вместо того чтобы подняться, вы опускаетесь.

– Я возвращаюсь к первоначалам.

– А куда же вы дели Бога?