Катерина Кириченко - Вилла Пратьяхара
Я игриво пожимаю плечами:
— Ничего. Бывает, что просто так, ни с чего особенного, но жутко вдруг становится хорошо. Ночь тихая, воздух сладкий. У тебя разве не бывает?
— Не знаю… — неуверенно тянет Жанна, но тут же хлопает в ладоши. — Четырнадцать-десять! Опять в лёт!
К валяющимся на полу трупикам комаров протянулась тоненькая струйка муравьев. По двое-трое они обхватывают передними лапами комара, и пятятся в сторону толстой щели под дверью, отчаянно мешая друг другу и напоминая лебедя, рака и щуку.
Жанна потягивается:
— Пойду сделаю нам чай.
Я вздрагиваю и смотрю на часы. Прошло ровно десять минут, возможно Стас замешкался и все еще находится в доме.
— Не надо!
— Почему? — удивляется Жанна. — Я хочу чай.
— Я сама принесу. Расслабься, побудь моей гостьей.
— Или твоей обузой?
— Гостьей.
— Обузой.
Встав, я захожу в дом, но Стаса уже там нет, только распахнутое кухонное окно покачивается от сквозняка. Что за странный план с лодкой пришел ему на ум, и зачем все-таки до последнего скрываться от Жанны? И каким таким образом я завтра надую четырехметровую лодку, вытащу ее из дома, сброшу со скал и прыгну вниз сама так, чтобы рыжеволосая любопытница не сунула в это своего носа? Или услать ее опять к Арно? Хотя уж лучше к русским в отель, на Арно она может среагировать неадекватно. Или, наоборот, адекватно, и неизвестно еще, что хуже. Хотя все это уже не имеет никакого смысла. Я возвращаюсь к жизни со Стасом, уже завтра он будет спать в моей спальне, а француз, надо полагать, с этого момента окончательно исчезнет с горизонта. Оно и к лучшему, от него было слишком много суеты. Надо же, я чуть было всего не поломала, чуть было не потеряла контроль над собой.
Заварив два мятных пакетика, я медленно, чтобы не пролить кипяток, выхожу с кухни. В глаза бросается чуть приоткрытая дверь в кладовку. Видать Стас заглядывал туда проверить лодку. Сморщенная резина выглядывает из-под коробок на полу кладовки. Подойдя, я останавливаюсь и смотрю на нее в полной тоске. Хорошо если удастся найти насос, иначе вся романтическая затея сорвется. Хотя не думаю, что меня это сильно расстроит, план с катаниями на закате кажется мне немножко бредовым.
Прикрыв дверь, я выхожу на террасу.
— Э-э-э… — говорит Жанна немного странным голосом. — Тут пока тебя не было… произошло небольшое… э-э-э…
Мне не нравится ее интонация. Аккуратно поставив чашки на столик, я разгибаюсь и смотрю на нее с тревогой.
— Короче… Вот там… — скашивает она глаза на пол слева от себя.
Я прослеживаю за ее взглядом. В первый момент я ничего не понимаю, но потом медленно, очень медленно до меня доходит, что это за тонкая ниточка, непонятный кусочек чего-то бежеватого так странно, будто маятник, дергается из стороны в сторону.
— Это… — начинаю я, похолодев, и тут замечаю замершую в темноте неподалеку кошку.
Поймав мой взгляд, она отводит назад уши, вздыбливает шерсть, предупреждающе шипит и пятится боком к краю террасы. Розовый язык несколько раз облизывает пасть. Мне мерещится, что сейчас она удовлетворенно рыгнет и осклабится.
Обежав вокруг столика, я присаживаюсь на корточки и наклоняюсь над все еще шевелящимся кусочком. Без всяких сомнений, это хвост, вернее то, что от него осталось. Светло-бежевый, кривой и нелепо короткий. Застонав, я задираю голову и вижу, что на крыше замерла всего одна ящерка, Полосатая. Моей любимой Короткохвостой нигде нет!
— Я увидела киску, — оправдывается Жанна, — подманила ее остатками сэндвича, она подошла, съела, потом вроде бы осталась посидеть, умывалась, облизывалась… Я не видела… Я же не обязана следить… Наверное, эта ящерица спустилась с крыши за убитыми комарами, они как раз тут валялись под моим стулом…
— Ты? Сама подманила эту хищную тварь?! — выдыхаю я, все еще не до конца осознавая случившееся.
Короткий огрызок хвоста, все, что осталось от моей любимицы — нежного ловкого создания, прикормленного мной, прирученного, с блестящими маленькими глазками и крохотными цепкими лапками — так и продолжает судорожно дергаться из стороны в сторону. В этих движениях есть что-то жуткое, я смотрю на них как завороженная, не в силах оторвать взгляда. Мне кажется, сейчас меня стошнит.
— Слушай, я не обязана следить за всеми этими твоими дебильными пресмыкающимися, — поднимает голос Жанна. — Ты могла бы сама этим заниматься, раз уж тебе так хочется.
— Я… Ты услала меня за…
— Никуда я тебя не услала! Я сама собиралась заняться чаем. Это ты настояла, что пойдешь сама!
— Я…
Я механически соображаю, что Жанна права, я сама вышла сделать чай, потому что так надо было Стасу. Надо же, именно в это время Жанне приспичило чай, и именно когда я вышла, пришла эта драная кошка, и вместо того, чтобы ее прогнать, Жанне взбрело в голову подманить ее тунцом! А глупая ящерка выбрала именно этот момент для того, чтоб спуститься за лакомыми комарами. Какое дикое, нелепое стечение обстоятельств! И вот результат. Моя нежная и трогательная любимица мертва, причем не просто, а съедена заживо, почти у меня на глазах! Кто в этом виноват? Стас, затеявший весь этот цирк с отвлеканием Жанны? Жанна, зачем-то подозвавшая кошку? Сама чертова кошка? Или я? Я опоздала на какие-то секунды, максимум на полминуты! Не замешкайся я у кладовки! Не уставься на дурацкую лодку!
Хвост постепенно затихает, перестает дергаться. Не осмеливаясь оттолкнуть его ногой, Жанна смотрит на меня чуть ли не с вызовом:
— Выбросишь или хоронить будем?
Я сажусь в кресло и закуриваю. Потом встаю, тычу недокуренной сигаретой в пепельницу и опять подхожу к останкам моей любимицы. Оставить их здесь тяжело. Выбросить в помойку не поднимается рука. Хоронить как-то нелепо и слишком трагикомично. Я замираю в нерешительности.
— Будем носить цветы на могилку, — продолжает Жанна.
Двумя пальцами я поднимаю хвостик, делаю круг по террасе и, наконец, бросаю его в море.
Чаще всего именно так и бывает, — не виноват никто. Просто «так сложилось». Упс… На сердце легла тяжесть и ощущение надвигающейся беды, настроение снова безнадежно испорчено.
30
Насос в кладовке таки нашелся. Вытащив надутое четырехметровое чудо на край террасы, кинув на дно два пластиковых весла и вытерев влажный лоб, я морщусь и оглядываюсь по сторонам. Солнце уже перевалило за гору и через час откровенно стемнеет. Затея кажется все все бредовее и бредовее.
Ровно в шесть из-за скалы раздается короткий свист.
— Можешь спокойно выходить. Жанна ушла провожать друзей, съезжающих из отеля, — говорю я.
— Ого! Первая удача!
Стас по-воровски озирается и вылезает из своего убежища. На нем нет ничего, кроме плавок. Сиреневых. Очень неудачно подчеркивающих голубизну его бледного тела. На груди алеют два воспаленных прыщика, один из них с беловатой гнойной головкой. Лицо покрывает нездоровый румянец, отросшие волосы всклокочены и торчат во все стороны, во взгляде мелькает недавно появившаяся там безуминка (след пещерной жизни?).
— Выглядишь ты просто супер, особенно для романтической прогулки по воде, — говорю я.
Стас осматривает себя с головы до ног, сковыривает отросшим ногтем гнойник на груди и брезгливо вытирает палец о плавки.
— А что ты хочешь? Сама б поработала пещерным человеком.
Я только вздыхаю.
— Может, ну ее, эту лодку?
— Не-не-не, дд…ддетка… — Стас подталкивает меня к краю террасы. — Все уже решено. Шампанское раздобыла?
Я показываю на торчащее из сумки горлышко.
— Пришлось покупать у Лучано. У него после русских весь отель в шампанском и коньяке. Уступил мне по дешевке.
— Русских? — настораживается Стас.
— Ну да. Жанна с собой притащила. Не беспокойся, они сегодня уезжают. Вчера хотели, да дождь помешал. Если выглянуть со второго этажа, то их прекрасно видно. Выезжают с такой же помпой, что и заезжали. На четырнадцатиметровой яхте.
— Ниче-ниче… И у нас тоже такая будет. Не вечно будем на веслах-то грести. Держи свой край. Раскачиваем и на счет три бросаем. Поняла? Поехали. Раз. Два. Три!
Лодка с брызгами шлепается в воду. Вслед ей летят весла, а затем и Стас.
— Ну, что встала? — орет он уже из воды. — Прыгай давай!
Я раздеваюсь до купальника и в нерешительности смотрю на свою одежду.
— Оставь ее там. Нафиг она тебе на лодке? Главное, шампанское кидай метко, если промажешь, сама за ним нырять будешь, — кричит Стас, уже забравшись в шлюпку и пытаясь приделать к бортам весла. — Давай-давай, поторапливайся! Прилив, воды дофига, рифы глубоко, не разобьешься. Эх, прокачу!
Последний раз оглянувшись на лиловые скалы и белеющую на их фоне «Виллу Пратьяхару», я прыгаю.
Втащив меня в лодку, Стас поворачивается спиной к горизонту и налегает на весла. Покачиваясь на небольших волнах, наше неустойчивое суденышко медленно набирает скорость. Сгущаются сумерки. Вода вокруг нас темнеет, становится из голубой темно-синей, почти черной. Рыбацкие баркасы на горизонте начинают зажигать прожектора.
