Измайлов Андрей - Белый ферзь
И что так?
Видите ли…
И Лозовских Святослав Михайлович, не изменив враждебно-лекторскому тону, рассказал ту самую легенду: частные собрания, Гончаров, Мельников-Печерский, 1918, Луначарский, Дюбуа, фосген… Никакого фосгена, само собой, нет, но в остальном – все так.
Он, Лозовских, не просто метал бисер врассыпную. Если сосредоточиться, то в этой бисерной россыпи улавливается система – от общего к частному. Все более раздражаясь и досадуя. Он, Лозовских, ни разу не упомянул Инну – сказав о Буддийском храме, не представляющем интереса для серьезных ученых, уточнил: «Были… вместе», не уточнил – с кем? Мол, сами знаете, с кем! Объяснив про тривиальное содержание подавляющего большинства рукописей-книг, съязвил по поводу искателей секретов-рецептов бадмаевских целительных порошков, эликсиров жизни, прочих чудес в решете – по поводу кого конкретно съязвил? Сами знаете, по поводу кого! А при сообщениях о большевицком разоре храма и коллекционеров нервически форсировал голос, будто Колчин собственной персоной объезжал на грузовике обладателей частных собраний, собственной персоной заселился в храме на Приморском, сбагрив мудреные бумажки на пипифакс. Не Колчин, но ему подобные, да! Которые «сила есть – ума не надо». И самые лучшие девушки выбирают не ум старшего научного сотрудника, но силу дундука-сэнсея. Дундука-сэнсея, который по-настоящему и чувствовать не умеет, – жена для такого всего лишь данная в ощущениях. Ни разу про нее не вспомнил, не сказал, как она, что с ней!
А как она? А что с ней? Лозовских тоже ни разу про нее… То есть он КАК БЫ ее подразумевал: были вместе, возил специально. Но умалчивал. Тем самым неуклюже подготавливая плацдарм для маневра: если вдруг вопрос в лоб, то он: да я ведь об этом уже говорил!
Нич-чего подобного!
Ну ка-ак же! Когда про подвалы рассказывал.
А при чем тут подвалы?
Ну, Инна, наверное, вам рассказывала…
Нич-чего она мне не рассказала. (Она, да, нич-чего не рассказала, ибо ее уже нет. И не было, когда Колчин вернулся из Токио в Москву. Однако весьма важна тональность: «Нич-чего она мне не рассказала!». Мол, никого не касается, а конкретно Лозовских в конкретном данном случае – и подавно. Колчин ждет версии Лозовских, версии происшедшего с Инной в Санкт-Петербурге. После чего Колчин сравнит, если можно так выразиться, показания сторон… А то – подвалы, подвалы! Звучит, согласитесь, двусмысленно: мы с вашей женой проводили время в подвалах. Будто подростки, которым негде. Ах, вы там ИНАЧЕ проводили время? Иначе – это как?).
Видите ли…
Лозовских, мучимый острой никотинной недостаточностью, мусолил в руках пачку «Вайсроя»:
– Сигарету? – просительно предложил Лозовских и, опережая колчинское «Спасибо. Не курю!», выпалил – Только нам надо будет на лестницу. Спуститься. Здесь, сами понимаете… – обвел широким жестом стеллажи.
– Спасибо. Не курю! – отказал Колчин. И сам он не курит, и с Лозовских не станет спускаться по лестнице к месту для курения. Он здесь побудет. Но оставлять одного-постороннего в хранилище Святослав Михайлович не оставит. А значит – никакого перекура! Никотин успокаивает нервы? Нервы у Лозовских взвинчены. Сразу после внезапного нападения и внезапного освобождения не успел высмолить сигаретку, все спешил-спешил: очки, знаете ли, прозреть бы, знаете ли. Но и ронять себя в глазах Колчина, обнаруживая психоз, – старший научный сотрудник себе не позволит перед дундуком-сэнсеем. Он, Лозовских, тверд и выдержан – не сразу хвататься за дрожащую в пальцах сигаретку, но погодя.
– Очень неплохие сигареты, кстати… – сказал в пространство Лозовских. – Самые дешевые из американских, но самые приличные из дешевых. И натуральные, не «блэнд», из Кентукки. Наши и болгарские абсолютно невозможно курить, а «Мальборо»- оклад не позволяет. А эти почти ничем не отличаются от «Мальборо». Табак тот же. Разве что покрепче. Но как раз то и надо… – выпрашивая паузу не для того, чтобы собраться с духом и выложить все как есть, а чтобы действительно утолить никотинный голод. Впрочем, и чтобы собраться с духом.
– Спасибо. Не курю! – повторил непреклонно Колчин. – И вам не советую.
– Да сам знаю, – вздохнул Лозовских. – Представляете, по три пачки в сутки уходит. А здесь – нельзя. Так и прыгаешь весь день – из Фонда на лестницу. Только сосредоточишься над книгой и – за пачку. Помогает в работе. Но здесь – нельзя. И – на лестницу, стараясь удержать в голове. Но покуришь, возвращаешься, и оказывается – рассредоточился. А бросать или хотя бы ограничиться – безнадежно. Из колеи выбивает на месяц, не меньше. Видите ли, насилие над организмом, который привык ежедневно…
– Так что про подвалы? – мягко перебил Колчин. Не пущу на лестницу! Сиди, говори!
– Я и говорю: пытаться бросить безнадежно. Я потому и пошел тогда в Апрашку… Там дешевле почти на треть, а сколько мы получаем – вы представляете.
Нет, вы не представляете. Ну, сколько? Предположите.
– Вам одолжить? – намеренно оскорбил Колчин. – На сигареты. На три пачки.
Лозовских насупился. Изобразил: ах так? я тогда вообще могу ничего не говорить!
Отчего же? Говори. О том, что интересует Колчина. Оклад старшего научного сотрудника Колчина не интересует. Лучше – про подвалы. Это что же, те самые подвалы, которые то ли легенда, то ли быль? В Публичке? Где грудой – незнамо что?
Те самые…
Свободный доступ к святая святых питерского ИВАНа, к раритетам Тибетского фонда, сподвиг Колчина на вроде бы восхищенно-недоуменное: «У вас здесь – настолько… доступно!..» – «Видите ли, – усмехнулся с превосходством Лозовских, – вы просто с Львом Эдуардычем не сталкивались. Иначе дальше лестницы, дальше вахты не прошли бы. Это наш… цербер. Вам просто повезло, что вы со мной».
Инне в Публичной библиотеке тоже просто повезло, что она – с Лозовских. А то бы она, во-первых, ни за что не отыскала бы вход в подвалы-хранилища, во-вторых, ее ни за что туда не впустили бы.
Впрочем, категория везения, видите ли…
Ей в конечном счете НЕ повезло, что она – с Лозовских. Не в первый заход, но во второй…
– Вы вообще представляете Публичку? Вы когда- нибудь были в библиотеке? – подпустил Святослав Михайлович пренебрежения, типа: вы хоть грамоте обучены?
В Публичке тоже наличествуют свои «львы эдуардычи», собственные церберы. Но и Лозовских там – СВОЙ. Он ведь с коллегой из Москвы не в Руссику навострился, не в сектор редких рукописей (а если б и так! у коллеги допуск в сектор имеется!). Он навострился в подвалы. Главное, знать – где они, как в них проникнуть. Знает. Почетный караул у входа отсутствует. Двери там, правда, капитальные, тяжелые там двери, опечатанные, но не пломбиром, а пластилином. И трафаретный значок почему-то радиационной опасности. Почему? А так… чтоб праздные любопытные нос не совали. Тем более, там тьма – глаз выколи. А выключателя снаружи нет, он внутри есть, его лишь знающий нашарит. Нашарит, зажжет тусклую сорокаваттную лампочку в обрешетке и – ни бельмеса не обнаружит – пустой отсек с пожарным щитом, пара резиновых сапог, прислоненные к стене битые витринные крышки. Затхлая пыль. Вентиляция барахлит. Все.
Верно. В ЭТОМ отсеке все. И черный проем – в следующий отсек, только ниже голову! Там тоже свой выключатель. Но на всякий случай следует запастись надежным фонариком и желательно с батарейками «Энерджайзер» – вот иду-иду-иду, пока батарейки не кончатся. Клаустрофобией не страдаете? Тогда есть вероятность найти небезынтересное. Ищите и обрящете.
Клаустрофобией Инна Колчина не страдала. Даже наоборот – замкнутое пространство домашнего склепа-кабинета в Москве на Шаболовке инициировало мысль. А мысль – найти «Книгу черных умений». Именно ее. Судя по архивным бумагам Гончарова и Мельникова-Печерского из сектора редких рукописей Публички, из ранее изученных московских источников, есть такая книга. Не обнаружена, но есть. Где? Что значит – где?! Легенду о Луначарском и Дюбуа подзапамятовали?!
Лозовских, как истый джентльмен, устроил Инне экскурсию по подвалам Публички. Полагал, охладеет московская гостья к раскопкам, оценив необъятность подземелья. Льзя ли объять необъятное? Нельзя. Убедилась? Копать вам, не перекопать. Пойдем? Слушай, сколько лет мы вместе в «Нектаре» не были? Помнишь? Лозовских заранее билеты взял – на винный сеанс, на пять вечера. Сюрприз. Пойдем? Что тут пылью дышать!
Ты иди, Слав, иди. Инна все же поищет, поработает. Она ведь приехала в Петербург, чтобы работать, а не… Только не обижайся, Слав, и в «Нектар» сходим, конечно. Но не сегодня, ладно? Только не обижайся!
Сюрпризом на сюрприз. Ладно, он и не думал обижаться! То есть думал, но виду не подал. Работать так работать. Не-ет, куда же он уйдет?! Не оставит же он Инну одну, в подвале, в полутьме! Только надо не прозевать время – до закрытия библиотеки закруглиться.
