Карин Слотер - Инстинкт убийцы
Уилл положил бланк на стол, развернув его к Уоррену. Фейт увидела на странице разноцветные пометки. Уилл поставил палец на синюю точку.
— Асоциален, — прочитал он и опустился к красной точке. — Социопатические тенденции. — Он переставил палец на следующую точку. — Проблемы со сдерживанием гнева. Низкий уровень способностей. Плохие навыки чтения. Вы это видите, Уоррен? Вы видите, что они о вас пишут? — Уилл помолчал, хотя было ясно, что ответа он не ожидает, потом сунул бланк обратно в папку. Тон беседы резко изменился, когда он заявил: — Впрочем, какое это имеет значение, видите вы что-нибудь или нет? Там ведь ясно сказано, что вы не можете этого прочитать.
В глазах Уоррена вспыхнула боль, как будто его только что предали. А Уилл уже снова заговорил, и снова мягким голосом, словно был способен быть плохим и хорошим полицейским одновременно.
— Вы поэтому бросили школу, когда вам исполнилось шестнадцать?
Уоррен покачал головой.
— Я не думаю, что вам было интересно в школе, поскольку вас запихнули в класс к отсталым детям. — Обернувшись к Фейт, Уилл пояснил: — Когда Уоррену было пятнадцать лет, его определили в спецкласс, хотя по результатам всех тестов у него был вполне нормальный интеллект.
Уоррен смотрел на стол. Его глаза влажно блестели от навернувшихся слез.
— Это очень грустно, когда в придачу к сиротству на тебя сваливается обвинение в неполноценности, — сказал Уилл.
Уоррен прокашлялся и сделал над собой усилие.
— Вы ее никогда не найдете, — с трудом произнес он.
— А вы ее больше никогда не увидите.
— Она у меня здесь, — возразил Уоррен, касаясь пальцем виска. — Здесь она всегда со мной.
— Я знаю, что она жива, — заявил Уилл. При этом его голос прозвучал так уверенно, что Фейт ему почти поверила. — Я знаю, Уоррен, что ты бы ее не убил. Она для тебя особенная.
— Она меня любит.
— Она тебя боится.
Он покачал головой.
— Она понимает, почему мне пришлось это сделать. Я должен был ее спасти.
— Что она понимает?
— Что я ее защищаю.
— Ты защищаешь ее от Бернарда?
Он покачал головой и прикусил губу, отказываясь сдавать учителя.
Уилл открыл красную папку и извлек из нее еще один лист бумаги, который положил перед Уорреном.
— «По моему мнению, Уоррен Гриер страдает от недиагностированной проблемы: необучаемости чтению и письму. В сочетании со средним интеллектом и асоциальным поведением…»
Уоррен перебил его, прошептав:
— Она умрет, и ее смерть будет на вашей совести.
— Это не я похитил ее у родителей. Это не я убил ее лучшую подругу.
— Кайла не была ей подругой, — покачал головой Уоррен. — Она ее ненавидела. Она терпеть ее не могла.
— Почему?
— Кайла постоянно над ней насмехалась, — пробормотал Уоррен. — Она называла Эмму тупой, потому что после занятий ей приходилось брать специальные уроки.
— Кайла и тебя обижала?
Он пожал плечами, но ответ на этот вопрос в настоящее время лежал в морге в виде мертвого тела Кайлы Александр.
— Расскажи мне, Уоррен, что произошло в тот день, — мягко попросил Уилл. — Тебя Кайла впустила в дом?
— Она должна была просто открыть мне дверь и заткнуться, но она не умолкала. Она злилась на Адама за то, что он был наверху и занимался сексом с Эммой. Она без конца повторяла, какая Эмма тупая и как она не заслуживает иметь бойфренда. Она заявила, что Эмма такая же тупая, как и я.
— Кайла начала кричать?
— Когда я ее ударил, — уточнил Уоррен. — Но я несильно ударил, только чтобы заставить ее заткнуться.
— Что произошло потом?
— Она бросилась наверх, продолжая орать. Я потребовал, чтобы она прекратила, но она не унималась. Она должна была помочь мне с Адамом. Я должен был приставить к ее горлу нож, чтобы он не наделал каких-нибудь глупостей, но она просто обезумела. Мне пришлось ударить ее еще раз.
— Ты ударил Кайлу ножом?
— Я не знаю. Не помню. Я только почувствовал, что кто-то схватил меня за руку, и это был он, это был Адам. Я не хотел делать ему больно. Я просто встал, и нож вошел ему в грудь. Я не хотел этого делать. Я пытался ему помочь. Я пытался его предостеречь.
— Где была Эмма, пока все это происходило?
— Я услышал, что она плачет. Она была в шкафу в одной из комнат. У нее… — Голос его сорвался. — Знаете, ее комната была такой красивой. Там был большой телевизор и камин, и столько всякой одежды и всего остального. У нее было все.
— Ты ее ударил?
— Я ни за что не сделал бы ей больно.
— Но когда ты нес ее вниз, она была без сознания.
— Мы вышли из дома. Я не знаю, что с ней было. Я ее вынес. Я положил ее в багажник и приехал на крытую парковку, как и планировал с самого начала.
— Как велел тебе Бернард?
Уоррен снова уставился на крышку стола. «Какую власть имеет Эван Бернард над этим молодым человеком?» — спрашивала себя Фейт. Судя по всему, Бернарда интересовали девочки. Или в его порочной натуре есть и другие стороны, о которых им еще только предстоит узнать?
— Где ты ее спрятал, Уоррен? — спросил Уилл. — Куда ты отвез Эмму?
— В безопасное место, — ответил он. — Туда, где мы могли быть вместе.
— Ты не любишь ее, Уоррен. Любимых людей не похищают. Они сами к тебе приходят. Они должны сами тебя выбрать.
— Все было не так. Она сказала, что любит меня.
— После того как ты ее похитил?
— Ага. — Он расплылся в улыбке, как будто ему до сих пор трудно было поверить в такое чудо. — Она действительно в меня влюбилась.
— Ты и в самом деле так думаешь? — спросил Уилл. — Ты думаешь, что для тебя есть место в ее жизни?
— Она меня любит. Она сама так сказала.
Уилл наклонился к нему.
— Парни вроде нас с тобой… Мы ведь на самом деле и представления не имеем, что это такое — быть частью семьи. Мы не знаем, насколько крепки и глубоки семейные узы. Мы даже не догадываемся, как сильно родители любят своих детей. Ты нарушил эти узы, Уоррен. Ты увез Эмму от ее родителей, как когда-то тебя увезли от твоих близких.
Уоррен продолжал отрицательно качать головой, но теперь в этом жесте было больше грусти, чем уверенности в своей правоте.
— Что ты чувствовал, находясь в ее комнате и видя, какая у нее классная жизнь, в то время как у тебя нет ничего? — Уилл говорил тихим, доверительным тоном. — Тебе это показалось неправильным, верно? Я там был, дружище. И я тоже это чувствовал. Нам с тобой не место среди нормальных людей. Они не смогут принять наши кошмары. Они никогда не поймут, почему мы ненавидим Рождество, дни рождения и все остальные праздники. А просто каждый праздник напоминает нам о времени, которое мы провели в полном одиночестве.
— Нет! — Уоррен яростно затряс головой. — Я теперь не один. У меня есть она.
— И как ты представляешь себе свое будущее, Уоррен? Тебе рисуется уютная домашняя сценка, в которой ты возвращаешься с работы домой и тебя встречает Эмма. Она приготовила тебе ужин. Она целует тебя в лоб, а ты пьешь вино и рассказываешь ей о том, как прошел день. Возможно, после ужина она моет посуду, а ты вытираешь тарелки и бокалы. Так?
Уоррен пожал плечами, но Фейт было ясно, что именно такую жизнь рисовал он в своих грезах.
— Я видел твои фотографии, сделанные после ареста. И я знаю, как выглядят ожоги от потушенных о кожу сигарет.
— Ну и хрен с тобой! — едва слышно прошептал Уоррен.
— Ты показывал свои ожоги Эмме? Ей стало плохо так же, как и тебе, от одного взгляда на них?
— Все совсем не так.
— Она должна была ощутить эти шрамы, Уоррен. Я знаю, что ты снимал одежду. Я знаю, что ты хотел почувствовать прикосновение ее кожи к своему телу.
— Нет.
— Я не знаю, что хуже — боль или запах. Сначала ты чувствуешь, как в тело впивается миллион иголок. Они колют и жгут. А потом тебя настигает запах. Он похож на то, как пахнет барбекю, ты не находишь? Все лето над городом витает этот запах. Запах сырой плоти, горящей на углях.
— Я уже сказал, что мы любим друг друга.
Уилл продолжал шутливым тоном, как будто затеял какой-то розыгрыш:
— Признайся, Уоррен, ты когда-нибудь ощупываешь свое тело, моясь в душе? Ты намыливаешься, и твои пальцы касаются ребер и находят эти маленькие вмятины там, где твою плоть сожгли окурками?
— Я этого никогда не делаю.
— Когда они мокрые, они кажутся присосками, верно? Ты ощупываешь их кончиками пальцев и снова чувствуешь себя в западне.
Он покачал головой.
— Ты когда-нибудь умолял, чтобы все это прекратилось? Ты плакал, как последний слабак, потому что боль была невыносимой? Ты говорил им, что сделаешь все, что угодно, верно? Все, что угодно, лишь бы избавиться от этой боли.
— Никто не делал мне так больно.
Уилл говорил все быстрее и жестче.
