Шэрон Болтон - Последняя жертва
Мое подсознание наконец разгадало загадку, мучившую меня несколько дней. Если кто-то живет в старом доме Уитчеров, как он может входить туда и выходить, как может передвигаться по поселку, чтобы его никто не видел? Теперь я знала ответ. Он передвигается по воде и заброшенным меловым шахтам. Этим вечером я последую его примеру.
В нашем поселке ручьев, вероятно, больше, чем дорог. Я и понятия не имела, сколько рукавов имеет река Лиффин, но вдоль почти каждой дороги проходит небольшой, выложенный кирпичами судоходный канал. Через каждый переброшено множество мостиков, часто под дорогами пролегают туннели, по которым бегут ручьи. Любой человек мог лазать по этим туннелям, не рискуя быть увиденным, особенно ночью. А там, где нет ручьев, есть меловые шахты.
Сперва я плыла по течению, река сама несла меня, поэтому весло я использовала только как руль. Однако вскоре пришлось плыть против течения, я вовсю заработала веслом, чтобы попасть в заросшую запруду с быстрым течением.
В ночь, когда мы с Мэтом обыскивали жилище Уитчеров, я почувствовала: дом обитаем. Мэт списал это на девичью нервозность, но вонь в туалете, теплая стена на первом этаже, шум, который я слышала, — все это убедило меня в том, что дом не заброшен, как мы раньше полагали.
«Мы тщательно обыскали весь дом, — напомнил мне Мэт. — Ни единой живой души».
Значит, обыскали недостаточно тщательно. В третьем доме осталась комната на первом этаже, в которую нам так и не удалось попасть. Единственная дверь была заложена кирпичом, но я почувствовала, что кирпичи теплые. Где-то был вход.
Я достигла нижнего мыса острова, где мы спасали лебедя. Пришло время узнать, насколько сильные у меня руки. Я резко развернула шлюпку и погребла назад, против течения, на этот раз огибая остров.
Течение было сильным, но кроны деревьев, нависая над заводью, худо-бедно спасали от дождя. Я опустила голову и сосредоточилась на том, чтобы работать веслами синхронно.
Узкий ручей был завален всякими обломками: ветками, мусором, даже трупами утонувших животных. Некоторые обломки бились о шлюпку, от тех, что покрупнее, шлюпку качало, я боялась, что меня отнесет назад, прежде чем я успею выровнять шлюпку. Мои руки уже давно устали, но я продолжала налегать на весла.
Ночью с реки сложно разглядеть окрестности, но я помнила, что из воды торчала коряга. Я дождалась момента, когда проплывала мимо этой коряги, побросала весла в шлюпку и ухватилась за ветки ивы, свисавшие перед моим лицом.
Река стала тащить меня назад, как будто не одобряя взятого мной направления. Я уцепилась за одну ветку и рискнула ухватиться за следующую, как можно дальше. Так я и продвигалась — хватаясь за ветки и подтягивая шлюпку вперед; меня скрывали ивы и темнота. Я нашла место, где можно было пристать к берегу, и привязала шлюпку веревкой к стволу дерева.
Тяжело дыша, я окинула придирчивым взглядом окрестности, но тщетно: берега были слишком крутыми, а меловая порода тускло светилась сквозь растительность. Густые не стриженные ивы и редкие черные тополя росли так близко к воде, что, казалось, вот-вот упадут. Мне нужно было определить, где именно я нахожусь. Я отыскала фонарик и посветила вокруг.
Я плыла по быстрой узкой речушке всего в сотне метров от мелового обрыва, на котором стоял дом Уитчеров. Берега по обе стороны от меня, насколько я могла видеть, густо поросли утесником, орешником и ежевикой. Заросли почти непроходимые. Единственный способ подобраться к дому — по воде.
А это было, похоже, делом нелегким. Плыть приходилось вверх, против сильного течения. Я посветила фонариком на берег и заметила на скалах зазубрины, сделанные каким-то примитивным орудием. Я решила, что нахожусь в одной из древних выработок, а не в природном проходе.
Здесь работать веслами не представлялось возможным, придется преодолевать ручей вброд. Я использовала корни дерева в качестве опоры и шагнула в воду. Воды оказалось по пояс. Я отвязала шлюпку от ствола и вскинула ее на плечо. Если придется срочно уходить, шлюпка, несомненно, мне пригодится. С тяжелым сердцем я выключила фонарик, но мне нужно было оставаться незамеченной да и самой привыкнуть к темноте.
Я начала свой нелегкий путь, держась середины ручья, чтобы шлюпка не цеплялась за берег, и стараясь не обращать внимания на холодную воду, на то, что меня неуклонно тянет назад. Каким бы извилистым ни был этот путь, я знала: это единственный способ попасть к дому.
С той ночи, когда я услышала крик лебедя-шипуна так близко у дома Уитчеров, я знала, что где-то недалеко должна быть вода. Уолтер, как никто другой, должен был об этом знать. Так что уловить связь между необычным течением и заводью реки Лиффин было лишь вопросом времени. Я поняла, что в этом месте в реку впадает еще один ручей. Ручей, который течет через весь поселок, проходит под большинством домов и выходит на поверхность лишь у мелового карьера под домом Уитчеров.
Карабкаясь по наклонной плоскости, я заметила, что деревья растут почти перпендикулярно склону, из-за недостатка света ветви у них тонкие и длинные, а листьев практически нет. Одно дерево упало поперек ручья, образовав живой полог над водой.
Миновав упавшее дерево, я обнаружила, что дно становится все круче, берега — все ниже, а света — больше. Всего метрах в двадцати, на самом краю мелового обрыва, я увидела дом Уитчеров. Когда я смотрела на него с этого места, мне стало понятно, почему никто в поселке не догадывался о существовании огромной пещеры в карьере, всего в четырех метрах от фундамента дома. Из этой пещеры черным пенящимся потоком выбегала река.
Приблизившись, я решила, что это место давным-давно следовало признать непригодным для проживания. И не только потому, что дом находился на самом краю осыпающегося мелового карьера; он еще и располагался прямо над старыми шахтами, которые изрешетили грунт под поселком.
Теперь, когда темень уже не была такой густой, я смогла различить растущие на берегу папоротники и больше не запутывалась в отломанных ветках, которые несло на меня течение, смогла заметить крошечные глазки, со страхом взирающие на незваную гостью, вторгшуюся на их территорию. Справа, в том месте, где камни обвалились в воду, я увидела узкую тропинку, ведущую от края воды и скрывающуюся в подлеске. На пару секунд я остановилась и посмотрела на раскисшую тропу. Неужели следы? Или все смыл дождь? Трудно было определить, а у меня совершенно не было времени размышлять над тем, не это ли еще один путь в дом. Я пошла дальше, и с каждым шагом похожая на пещеру дыра, ведущая под дом, становилась все шире и шире.
Ручей мельчал, а напряжение в ногах свидетельствовало о том, что подъем был довольно крутым. Казалось, передо мной в темноте раскрывалась в предвкушении громадная пасть, и у меня появилось ощущение, что там лежит и поджидает меня нечто прожорливое. И оно знает, что я уже близко.
Впервые с тех пор, как я покинула особняк, ведомая своим внутренним голосом, я задумалась, что ждет меня впереди, в старом доме Уитчеров. В змеином доме, как я стала его про себя называть.
Альфред Додвелл в те годы, когда формировалась его личность, сторонился и опасался людей. Над ним смеялись, его дразнили и в конце концов над ним надругались самым ужасным образом. Он попал в больницу молодым мужчиной и провел там целых пятьдесят лет. Даже после того, как благодаря постоянному медицинскому уходу частично восстановилось его зрение и он смог общаться с окружающими, Альфред продолжал избегать людей, ища утешения у диких животных. Он намеренно выбрал компанию созданий, таких же скрытных, непонятых и пугливых, как он сам.
Мне следовало помнить, что человек, с которым я готовилась встретиться, не имеет моральных принципов. Что он воспринимает всех жителей поселка, включая меня, как своих врагов. И мне не стоило делать скидку на его возраст. Мужчины, преодолевшие семидесятилетний рубеж, совсем не дряхлые. Альфред все еще сильный и хитрый. Он научился передвигаться заброшенными шахтами и водным путем. Он двигается бесшумно, способен видеть в темноте. И он обладает удивительной, непостижимой властью над змеями. Он — дитя ночи.
Я достигла тени под обрывом. Еще несколько шагов — и я окажусь под домом, в логове сумасшедшего. Спрячусь от дождя. Выберусь из этой реки, может быть, хоть чуточку согреюсь. Я уже промерзла до костей. Но этот близкий мрак в скале так непрогляден! Отважусь ли я?
Я сбросила на воду шлюпку. Если я сейчас в нее запрыгну, река унесет меня назад, в безопасное место. Но я знала, что мой внутренний голос (который так долго молчал) тотчас же оживет, как только я начну колебаться. Он скажет мне, как поступить с Альфредом. Напомнит, что я молодая и сильная, что у меня отменное зрение, чуткое обоняние и острый слух. Но еще важнее было то, что я привыкла к темноте, знала, как оставаться невидимой, как преследовать испуганных, враждебно настроенных существ. Так что я в какой-то мере тоже дитя ночи. Я шагнула во мрак пещеры, и тьма поглотила меня.
