Майкл Смит - Те, кто приходят из темноты
То есть место, где ты можешь перейти. Отсюда куда-то еще. А потом, возможно, вернуться обратно.
Мой взгляд скользнул к деревьям, где еще оставались отдельные листья, тихий ветер слегка раскачивал ветви. Там, где я сидел, ветер не чувствовался, меня защищала громада здания. Однако день выдался довольно холодным.
Некоторое время я наблюдал за листьями, вслушиваясь в их сухой шепот. Мне показалось, что идет дождь и в то же время дождя нет, словно такие вещи бывают одновременно, словно многие вещи и условия могут существовать в одном и том же месте, спрятанные лишь в сиянии света.
Когда я снова посмотрел на площадь, она была пуста.
Глава 44
Я вошел в дом и сразу понял, что все стало другим. Дома прагматичны — они никогда не прощают. Если что-то меняется в твоем отношении к ним, они поворачиваются к тебе спиной. Я увидел, что исчез компьютер Эми, часть ее книг и одежды. В некотором смысле меня даже рассердило то, как мало она унесла с собой вещей, какую ничтожную часть своей жизни прожила здесь, если посчитала нужным забрать всего несколько предметов.
Я перешел в гостиную и некоторое время постоял в центре. Достал сигареты и закурил. И решил: это конец всему. Однако я не смог докурить сигарету в гостиной и, распахнув дверь, вышел на веранду.
Люди никогда не уходят по-настоящему. Это самое ужасное преступление, которое совершают те, кто уходит или умирает. Они оставляют за собой эхо для тех, кто их любил, чтобы они пытались с этим смириться до конца своей жизни.
Я почти не спал в ту ночь, да и в следующую тоже. Даже если бы мой разум мог найти успокоение, заснуть не позволило бы раненое плечо. Я испытывал боль, если лежал на спине. И если поворачивался на живот или на бок. Тело начинало ныть, когда я садился. Существование в любой позе несло в себе боль.
Я проводил дни в гостиной или на веранде. Кончилось тем, что я вытащил на веранду стул и перестал возвращаться в дом, за исключением тех моментов, когда пытался заснуть. На открытом воздухе было слишком холодно.
Через два дня выпал снег.
И за одну ночь все стало белым. Я пропустил этот момент — мне удалось заснуть. Когда на следующее утро я вышел на веранду, то не сумел сдержать удивленного восклицания.
Все стало белым. Все, что я мог видеть. Конечно, я знал, что все осталось на своих местах, только находится под снегом, но в первое мгновение мне показалось, что мир родился заново.
Я люблю снег. И всегда любил. И в этот момент мне ужасно захотелось, чтобы Эми была дома, чтобы я мог ее разбудить, закутать в халат и привести сюда. Чтобы мы стояли рядом, дрожа от холода, но, не замечая этого, глядели на бесконечную белизну и ощущали себя так, словно мы рождены заново, рождены в новом мире, который можем сделать своим.
Наконец пришли слезы, и я разрыдался.
Днем я убедил себя, что нужно выйти в город. У меня закончились те немногие вещи, которые вызывали у меня аппетит, — кофе и сигареты. Заглянув в бумажник в поисках наличных, я обнаружил среди банкнот какой-то предмет. Маленький голубой пластиковый прямоугольник, немного толще кредитной карты и в шесть раз меньше размером.
Флэшка с фотографиями, которую дал мне Гэри. С теми фотографиями, на которых он снял Эми в Беллтауне. Я совсем о них забыл.
Я перешел в кабинет и вставил флэшку в свой ноутбук. На ней оказалось всего четыре файла. На первых двух были фотографии, которые я уже видел. Даже при увеличении я не узнал Бена. Нет, я не мог винить себя за то, что не догадался раньше. Следующий файл оказался текстовым документом. Я дважды щелкнул по нему мышкой, сначала ничего не произошло, и я подумал, что в нем был вирус, и теперь мой компьютер завис. Когда документ наконец появился на экране, я понял причину задержки. Документ был огромным — десятки тысяч слов и множество диаграмм.
Я принялся просматривать текст, пытаясь понять принципы его организации, но вскоре решил, что таких принципов просто нет. Все начиналось со списка людей, которых Гэри считал чужаками (Фрэнк Ллойд Райт,[35] Иоганн Себастьян Бах, Вечный Жид, Никола Тесла, Озирис, вампиры, строители Стонхенджа, Томас Джефферсон, все далай-ламы, за редкими исключениями). Ветхозаветные пророки с их огромным сроком жизни — четыреста, пятьсот, восемьсот лет. Естественно, они не жили столько, как одна личность, писал Гэри; одна и та же душа переселялась в разные тела. Затем он обратился к другой квазиисторической фигуре, к тому, кто в утро своего рождения получил три дара, символизирующих опыт ребенка в предыдущих жизнях. Гэри утверждал, что матери ребенка сказали, будто Святой Дух снизошел не к ней, как говорится в Библии, а к ее сыну.
Обещание вечной жизни. Господь, наш пастырь. Отец, Сын и Святой Дух.
— О Гэри, — произнес я.
Однако я продолжал читать и вскоре начал понимать, что он скрывал правду даже в день своей смерти. Тогда он сказал, что чужаки — это изолированное явление, несколько индивидуумов, которые стремились переходить из одного поколения в другое, заговорщики, отличавшиеся от всех остальных людей. Однако сам он в это не верил.
Он писал, что слово nightmare («кошмар») ведет свое происхождение от скандинавской легенды о nachtmara — демонах, сидящих на груди у спящего; плохие сны, как верили в древности, вызывали злых духов, пытающихся найти способ войти внутрь. Он утверждал, что исходная роль повитух состояла в том, чтобы отыскать здоровую беременную женщину, чьи дети переживут младенчество и смогут стать хорошим местом обитания для стареющих чужаков, когда придет их время покинуть прежнее тело.
Он также отмечал, что никому не известно, как работают антидепрессанты. По мнению Гэри, их цель — замаскировать плохо прижившегося чужака. Именно по этой причине временное облегчение часто сменяется новой депрессией, а иногда ведет к самоубийству — бессознательной попытке убить чужака, существо, пустившее корни у тебя внутри и ломающее твою жизнь. Он верил, что именно так объясняется любовь нашего вида к наркотикам и алкоголю, ведь они глушат исходную личность, позволяя чужаку временно занимать его место под солнцем и хотя бы иногда управлять телом. Чужак менее заторможен, у него больше опыта, он вообще другая личность, что и приводит к тому, что мы начинаем вести себя не так, как обычно. Возможно, именно поэтому Гэри перестал пить. Отсюда же и появление поговорки о том, что Бог присматривает за пьяницами и маленькими детьми. На самом деле Бог тут ни при чем. Речь идет о скрытой личности, сидящей внутри.
Личности, как верил Гэри, прячущейся в каждом из нас.
Немногим дано одержать верх над чужаком. Чтобы сохранить свой разум, чтобы не потерять свое «я», мы отчаянно отбиваемся от другой души, атакующей наше сознание. И когда что-то проникает сквозь воздвигнутую нами стену — дежавю, сон о тех местах, где мы никогда не бывали, странные представления о собственном теле, знание иностранных языков или владение музыкальными инструментами, диковинное желание оказаться совсем в другом месте и жить иной жизнью, — мы отбрасываем все это, заявляя, что человек никогда не был истинным хозяином своего разума.
Гэри даже предпринял попытку научного подхода. Это адаптация, писал он, и истинная причина того, что именно люди правят миром. В какой-то момент на плоских равнинах Африки или в холодных горах Европы наш вид извлек эволюционные преимущества, научившись хранить две души в одном теле. Душа современного человека не понимает этого, но способна принимать интуитивные решения — спасающие жизнь и помогающие пройти естественный отбор — на базе опыта, полученного в процессе прежних жизней вторгшейся души. Однако за это приходится платить немалую цену. Когда души находят способ мирно сосуществовать, тело функционирует успешно. Когда между ними разгорается конфликт, личность получает серьезные повреждения. Результат — сломленные люди, склонные к насилию и алкоголизму. Вот почему некоторые из нас страдают психическими заболеваниями, страдают раздвоением личности или просто не в состоянии взять себя в руки и жить в нашем мире.
И тогда на некоторое время душа где-то прячется, но потом возвращается, насильственно проникая в ребенка, в наших детей. А потом она ждет, копит силы, ее могущество растет, пока не наступает подходящий момент. «Почему мы ничего не знаем об Иисусе до тех пор, пока ему не перевалило за тридцать?» — спрашивает Гэри. Все дело в том, что именно к этому времени чужак обрел всю полноту своего могущества и был готов взять тело под контроль. Любая внутренняя угроза безопасности системы быстро уничтожалась — так, по мнению Гэри, Сальери поступил с Моцартом, когда последний разочаровался и начал оставлять некие намеки в своих записях, маскируя их под видом упоминаний о масонстве. Так почему же Иисус так и не вернулся, несмотря на свое обещание? Он заблудился на другой стороне, стал еще одной тенью среди тех, кого машина Билла Андерсона позволила бы нам увидеть, не будь она уничтожена.
