Рассел Джеймс - Назовите как хотите
— Он хочет с нами поговорить.
— Он хочет, чтобы я преподал ему урок вождения. Смотри — он едва в нас не въехал.
— Американцы всегда придерживаются правой стороны.
— Тем не менее.
Микки остановил машину. Все вылезли наружу. Микки бросил взгляд на часы:
— Мы перегородили дорогу. Скоро, скоро по ней поедет бронированный фургон с грузом золотых слитков.
Фрэнки купился на шутку:
— Серьезно?
— Или какой-нибудь фермерский фургон с грузом молодых бычков.
Лицо Фрэнки окаменело. Но в голове Микки все еще лопались пузырьки шампанского.
— Постой на солнышке, Фрэнки, — авось растаешь.
— Очень смешно. Так Клайв был в отеле?
Стречи отрицательно покачала головой:
— Боюсь, никаких следов. Ни его, ни Глории.
— Значит, они все еще вместе, — горько заметил Линкольн. — Просто прекрасно, ничего не скажешь. В первый раз женщина бросает меня на глазах у всех моих друзей.
— У вас есть друзья? — удивился Микки.
Стречи примиряюще коснулась его руки:
— Пожалуй, дальше машину поведу я. Конечно, у вас здесь есть друзья, Линкольн. Я — ваш друг. Мне очень жаль, что все так случилось.
Обнадеженный Линкольн улыбнулся ей:
— Что ж — в этой ситуации есть и свой плюс: теперь я свободен.
Фрэнки резко осадил его:
— У нас тут что — брачная контора? Мы ищем парня, который должен нам сто штук каждому. Вы что — забыли?
— Добродетельная женщина стоит дороже рубинов, — хмыкнул Микки.
— А у тебя много рубинов?
— У меня голова кругом от шампанского.
— Если не заткнешься, она у тебя закружится совсем от другого. Итак, что мы имеем: Клайва нет ни в одном из отелей, мы также позвонили этому Бэррингтону как-бишь-его — тоже ни в зуб ногой. Ну что — у кого будет следующая блестящая идея?
— Я пас, — быстро сказал Микки.
Стречи предложила:
— А как насчет преподобной Тины Гам?
К тому времени Клайв и Глория уже были в аэропорту. Клайв бросил машину на парковке и вошел в здание с таким видом, будто был его владельцем, а не тем, кто утром того же дня убегал оттуда со всех ног. Пара слов с сотрудником аэропорта — и вот Клайв и Глория поднимаются по лестнице к маленьким комнаткам для встреч, которые можно было арендовать за небольшую плату. На Глорию это произвело неизгладимое впечатление — бедняжка и не подозревала, что вряд ли кому взбредет в голову выбрать в качестве места встречи аэропорт, — но, как объяснил ей Клайв, занятые бизнесмены все время так и делают.
— А Линкольн так не делает, — вслух подумала она. — Наверное, он недостаточно занятой.
— Это для тех, кто занят карьерой, — пояснил Клайв. — Они так спешат все успеть, что больше времени проводят в дороге, чем сидя у себя в офисе. Соответственно, самое удобное для них место встречи — аэропорт на пересечении их путей.
— С ума сойти, как живут некоторые, — фыркнула Глория.
Лестничная площадка была пуста. Клайв остановился: у него были кое-какие соображения насчет своей спутницы:
— Как бы тебе помягче сказать… В общем, лучше будет, если я пойду один.
— Эй!
— Мы ведь не хотим, чтобы они узнали, что ты — американка.
Это было лучшее, что он смог придумать, но ее это не остановило.
— А я буду говорить с шотландским акцентом.
— Спускайся вниз и закажи себе кофе. Там и встретимся.
— Ты меня бросаешь?
— Так скоро? — улыбнулся он ей. — Нет, просто кое-какие дела. Я быстро.
Она покосилась на закрытую дверь:
— У тебя там не шлюшка, часом, сидит?
— Я же не ненасытный, Глория, милая, — просто нам нужно немножко больше денег.
— Ты ведь уже заработал миллион.
— Минус расходы — и то не миллион, ничего подобного. В этих делах ведь как — иной раз приходится отдавать все деньги, буквально выжимать их, — так что придется привыкать к долгой засухе впоследствии.
— Засуха? Это как в пустыне Сан-Бенито? Я там однажды была.
Он уже увлекал ее подальше от комнат:
— Классная аналогия. Сходи-ка…
— Кто сказал, что у меня аллергия?
— Десять минут, милая, — не больше.
Клайв влетел в комнату для встреч, точно актер, играющий главную роль, — на еженедельную репетицию.
— Прошу прощения за опоздание, — небрежно бросил он. — Проблемы с лошадью.
— Вы что — прискакали верхом?
— Нет же — на конюшне. В поместье.
Двое мужчин обалдело уставились на него.
— В нашем загородном поместье, — пояснил Клайв. — Ладно, забудьте. В аристократической среде такое случается! — воскликнул он, прекрасно зная, что его предыдущие объяснения пропали втуне. Он перенервничал больше, чем ожидал, и посему оставил шутливый тон:
— Ну что, джентльмены, — как перелет?
— По крайней мере, прибыли вовремя, — это был адвокат-американец.
Клайв обернулся к тому, из-за кого он, собственно, и пришел сюда, — к нью-йоркскому бизнесмену мистеру Кантабуле:
— Что ж — принимайте поздравления.
У самого Кантабуле вид был усталый:
— Лорд Клайв, у нас много дел.
На нем был дорогой темно-синий костюм, почти не измятый, и галстук, ослабленный узел коего привлекал внимание к слегка засаленному воротничку белой хлопчатобумажной рубашки. Он покрутил запонки — нетерпеливый жест усталого покупателя:
— Полагаю, вы уже обналичили мой чек?
Клайв кивнул. Если клиенты не в настроении шутить, будем играть в молчанку и улыбаться неизменной вежливой улыбкой. Можно улыбаться все время — от этого не становятся меньшими негодяями.
Наманикюренные пальцы адвоката легли на стопку официального вида бумаг.
— Полагаю, у вас не возникло проблем с этим?
— О нет, — поспешил заверить Клайв (который просмотрел их сто лет назад и сунул подальше).
Адвокат поинтересовался:
— Вы один?
— Вы хотите спросить — почему я не привел с собой своего адвоката? Здесь, в Англии, лучшая гарантия — слово джентльмена. — Клайв улыбнулся поистине королевской улыбкой. — Через какие-то пару минут мистер Кантабуле станет лордом поместья Эском — иными словами, весьма высокородным джентльменом. И у меня нет абсолютно никаких оснований не доверять его слову.
Кантабуле облизнул губы — скорее от жажды, чем от нетерпения.
— Моя компания полагает, что это — стоящее вложение. Наряду с британской родословной оно придаст нам веса на внутреннем рынке. Однако я не желаю, чтобы вы подумали, что я покупаю титул для удовлетворения личных амбиций. Я — человек скромный, лорд Клайв.
— О, вам есть от чего быть скромным. Итак, милорд, — люди Эскома с нетерпением ждут прибытия своего нового лорда. Когда они будут иметь удовольствие вас видеть?
Кантабуле взглянул на свой «ролекс».
— Сегодня я, увы, не смогу, но через недельку у меня может образоваться «окно», тогда и…
Его адвокат, кажется, тоже куда-то спешил:
— Бумаги при вас, лорд Клайв?
— Разумеется. — Он похлопал себя по карману пиджака.
Вид у адвоката был такой, точно он ожидал увидеть пергаменты в шкатулке, инкрустированной драгоценными камнями.
— Что ж, если вы удовлетворены условиями контракта, прошу вас поставить свою подпись вот здесь.
Он протянул Клайву свой «монблан», но тот извлек из кармана «уотермен» двадцатых годов (купленный по случаю на барахолке в прошлом году); нагнувшись над документом, Клайв поставил размашистую, с завитушками, подпись там, где указал пальцем адвокат.
Этот последний сообщил:
— Вашу копию мы уже подписали.
— Я заметил.
Тот принялся постукивать пальцами. Клайв наслаждался паузой. Оба — Кантабуле и адвокат — ждали, когда он достанет пергаменты, он же вместо этого сунул в нагрудный карман свой «уотермен». Пальцы его коснулись конверта, который дала ему Тина Гам. Это будет первый раз, когда он вручит покупателю титула подлинные документы. Передача пергаментов придавала моменту дополнительную торжественность. Аристократическим прищуром обозрел он физиономии своих американских клиентов, решая, какие документы им таки вручить — настоящие или поддельные? У него сохранилась копия для такого случая. Пятьдесят на пятьдесят. Эта афера перешла все временные рамки — сказать по правде, в последнее время она принесла ему столько проблем, что он твердо решил: пора. Окончательно и бесповоротно.
Клайв выудил из кармана фальшивку.
Так вот с любым решением — только приняв его, ты поймешь, верным оно было или нет. Клайв почувствовал, что это решение было верным. Врожденная смекалка подсказала ему оставить подлинные пергаменты себе, а неприязнь к пресыщенным дельцам окончательно убедила подсунуть им фальшивку. На подписанные бумаги ему было плевать: подпись-то все равно не его. Он вполне мог прикарманить денежки и смыться. Его не станут долго разыскивать. Как только до них дойдет, как легко их кинули, они предпочтут зализывать корпоративные раны втихомолку, не высовываясь. Уязвленная гордость не любит огласки.
