Артур Хейли - В высших сферах
— А у тебя, Брайан, усталый вид.
— Я знаю. — Он кивнул. — И мне надо побриться. Я только что вышел из палаты.
Не очень интересуясь этим, она тем не менее спросила:
— Как там прошло?
— Ты не слышала?
Она отрицательно покачала головой:
— Я рано ушла с работы. И не включала радио. А следовало?
— Нет, — сказал он. — Ты об этом довольно скоро услышишь.
— Дебаты плохо прошли?
Он мрачно кивнул.
— Я сидел на галерее. И пожалел, что там был. Они казнят нас в завтрашних газетах.
— Давай выпьем, — сказала Милли. — Похоже, ты в этом нуждаешься.
Она смешала мартини, налив поменьше вермута. Выходя со стаканами из кухоньки, она почти весело произнесла:
— Это поможет. Обычно помогает.
«Нет, сегодня нельзя заканчивать, — подумала она. — Быть может, через неделю. Но не сегодня».
Брайан Ричардсон отпил из стакана и опустил его.
Без подготовки, внезапно он произнес:
— Милли, я хочу, чтоб ты вышла за меня.
Несколько секунд, показавшихся часами, царила тишина. Затем, на этот раз тихо, он спросил:
— Милли, ты слышала, что я сказал?
— С минуту мне казалось, — сказала Милли, — я могла бы поклясться, что ты предложил мне выйти за тебя.
Произносимые ею слова казались невесомыми, словно ей не принадлежащими. У нее кружилась голова.
— Не превращай это в шутку, — хрипло произнес Ричардсон. — Я серьезно.
— Брайан, милый. — Голос ее звучал мягко. — Я вовсе не превращаю это в шутку. Право же, нет.
Он поставил стакан и подошел к ней. Они снова поцеловались — поцелуй был долгим и страстным, и она прильнула головой к его плечу. От него пахло табаком.
— Обними меня, — прошептала она. — Обними меня.
— Когда ты придешь в себя, — сказал он в ее волосы, — ты дашь мне какой-то ответ.
Инстинкт женщины подталкивал ее крикнуть «Да!» И настроение, и момент требовали быстрого согласия. Разве не этого она все время хотела? Разве она не говорила себе всего несколько минут назад, что принимает Брайана на любых условиях? А сейчас вдруг ей предложены наилучшие условия — брак, постоянство отношений…
Это же так легко и просто. Прошептать, что ты согласна, и дело будет сделано, безвозвратно…
Вот это-то и пугало ее. Это была реальность, а не мечта. Ею овладела неуверенность. Осторожность повелевала: «Подожди!»
— По-видимому, я недостаточно большая добыча. — Голос Брайана гудел в ее волосах, его рука нежно гладила ее шею. — Репутация у меня немного подмоченная, и мне предстоит пройти через развод, хотя никаких сложностей тут не предвидится. У нас с Элоизой достигнуто взаимопонимание. — Помолчал и потом медленно произнес: — По-моему, я люблю тебя, Милли. По-моему, по-настоящему люблю.
Она приподняла голову — глаза ее были полны слез — и поцеловала его.
— Брайан, милый, я это знаю, и, думаю, я тоже тебя люблю. Но я должна быть в этом уверена. Пожалуйста, дай мне немного времени подумать.
Грубые черты его лица исказила усмешка.
— Что ж, — сказал он, — я все это отрепетировал. Но по-видимому, завалил.
«Возможно, — думал он, — я слишком долго выжидал. Или все не так сделал. Или же это возмездие за то, как начался наш роман: я не слишком ценил ее, осторожно шел на сближение. А сейчас я хочу сближения и оставлен в качестве запасного козыря на потом. Но по крайней мере, — утешал он себя, — состоянию нерешительности пришел конец — метания и самоанализ последних дней; понимание, что главное — обладание Милли. А теперь, без нее, вокруг была лишь пустота…»
— Прошу тебя, Брайан. — Милли была уже спокойнее, она вновь обрела свою манеру держаться и самоконтроль. И она горячо сказала: — Я польщена и считаю за честь твое предложение и думаю, что отвечу «да». Но я хочу быть уверенной, что правильно поступаю, — ради нас обоих. Пожалуйста, дорогой, дай мне немного времени.
Он отрывисто спросил:
— Сколько?
Они сели рядом на длинный диван, сблизив головы, держась за руки.
— По-честному, дорогой, я не знаю, и надеюсь, ты не станешь настаивать на определенном сроке. Я не вынесу, если надо мной будет висеть срок. Но обещаю сказать, как только пойму.
А сама думала: «Что это со мной? Боюсь жизни? Чего жду — почему не решить сейчас?» Но осторожность требовала: «Подожди!»
Брайан раскрыл ей объятия, и она прильнула к нему. Губы их встретились, и они страстно целовались снова и снова. Она отвечала ему, и сердце ее отчаянно колотилось. Через некоторое время руки его нежно прошлись по ее телу.
К концу вечера Брайан Ричардсон вошел в гостиную, неся кофе для них обоих. За его спиной, в кухоньке, Милли готовила сандвичи с салями. Она заметила, что в раковине все еще лежат оставшиеся после завтрака тарелки. «Право же, — подумала она, — мне следует перенести домой то, что я привыкла делать в офисе».
Ричардсон подошел к портативному телевизору Милли, стоявшему на низком столике перед одним из больших кресел. Включив его, он громко произнес:
— Не знаю, вытерплю ли я это, но все-таки лучше, пожалуй, знать худшее.
Милли как раз принесла тарелку с сандвичами и поставила на столик, когда Си-би-си стала передавать «Новости».
Как теперь бывало в большинстве случаев, первое сообщение посвящалось ухудшению международного положения. В Лаосе снова вспыхнули бунты, инспирированные Советами, и Кремль воинственно ответил на ноту протеста американцев. В Европе в советских сателлитах пропали солдаты. По восстановленной оси Москва — Пекин прошел обмен любезностями.
— Приближается, — пробормотал Ричардсон. — Приближается с каждым днем.
Следующим было сообщение об Анри Дювале.
Холеный диктор прочитал: «Сегодня в Оттаве в палате общин поднялся шум по поводу Анри Дюваля, человека без родины, который ждет депортации в Ванкувере. В разгар стычки между правительством и оппозицией Арнолд Джини, член парламента от Восточного Монреаля, был лишен права присутствовать в палате до окончания сегодняшней сессии…»
Позади диктора на экране появилась фотография Анри Дюваля, а за ней следом — увеличенная фотография члена парламента, калеки. Как и опасался Ричардсон, а также и Джеймс Хоуден, инцидент с исключением Арнолда Джини и фраза Харви Уоррендера о «человеческом отребье», из-за которой это и произошло, были в центре «Новостей». И как бы точно это ни было сформулировано, безбилетник и калека неизбежно выглядели жертвами жестокого, беспощадного правительства.
«Корреспондент Си-би-си Норман Дипинг, — объявил диктор, — рассказывает о сцене, произошедшей в палате…»
Ричардсон протянул руку, чтобы выключить телевизор.
— Не думаю, чтобы я такое еще раз выдержал. Ты не возражаешь?
— Нет. — И Милли покачала головой. Сегодня, хотя она и знала значение того, что видела, ей трудно было поддерживать к этому интерес. Главный вопрос ведь был по-прежнему не решен…
Брайан Ричардсон ткнул пальцем в потемневший экран телевизора:
— Черт побери, да знаешь ли ты, какая у него аудитория? Этот канал вещает на всю страну. Прибавь к этому всех остальных — радио, местные ТВ-станции, завтрашние газеты… — Он беспомощно пожал плечами.
— Я знаю, — сказала Милли и попыталась переключить мысли на то, что не имело к ней отношения. — Как жаль, что я не могу ничем помочь.
Ричардсон поднялся и заходил по комнате.
— Ты кое-что уже сделала, дорогая моя Милли. По крайней мере нашла…
Милли понимала, что оба вспомнили про фотокопию — про роковое тайное соглашение между Джеймсом Хоуденом и Харви Уоррендером.
— Ты сделал… — нерешительно спросила она.
Он отрицательно покачал головой.
— Черт бы его побрал! Ничего нет… ничего…
— Знаешь, — медленно начала Милли, — я всегда считала, что в мистере Уоррендере есть что-то странное. То, как он говорит и действует… точно он всегда на нервах. А потом, эта история с поклонением сыну — тому, что погиб на войне…
Она умолкла, пораженная выражением лица Брайана Ричардсона. Он в упор смотрел на нее, раскрыв рот.
— Брайан…
Он прошептал:
— Милли, куколка, повтори это.
Она, стесняясь, повторила:
— Мистер Уоррендер… я сказала, что он странно ведет себя по отношению к сыну. Насколько я понимаю, он устроил у себя дома нечто вроде храма. Люди много об этом говорили.
— Угу. — Ричардсон кивнул. И попытался скрыть волнение. — Угу. Что ж, наверное, в этом ничего такого нет.
А сам думал, как быстро он может отсюда уйти. Ему нужен был телефон… но он не хотел пользоваться телефоном Милли. Есть некоторые вещи… некоторые вещи, которые ему, возможно, придется сделать… он ни в коем случае не хочет, чтобы Милли об этом знала.
Двадцать минут спустя он уже звонил из круглосуточного магазина.
— Мне плевать, что сейчас поздно, — сказал лидер партии тому, кому звонил. — Я говорю, чтоб ты сейчас же приехал в центр, я буду ждать тебя в ресторане «Джаспер».