Ян Валентин - Звезда Стриндберга
В мертвенном дежурном свете лица южноамериканцев с поблескивающими белками глаз напоминали древние индейские маски. Они молчали, но даже если бы и захотели поговорить, вряд ли услышали бы друг друга в реве двигателя, многократно усиленном голыми стальными стенами кабины.
Дон посмотрел на них. Мойана сидит напротив, на коленях автомат. Рядом с Мойаной – Ривера, он теребит в руках резиновую маску, даже не маску, а что-то вроде капюшона с прорезями для носа и рта.
Эва закрыла глаза, нос у нее заострился. Единственным человеком, сохранявшим хорошее расположение духа, был Агусто Литтон.
Дон уставился на молочно-белые крест и звезду, лежавшие на коленях у Литтона. Его мучила морская болезнь, а эти два предмета были, наверное, единственной неподвижной точкой в трясущемся и грохочущем вертолете.
Вдруг он заметил, что крест постепенно меняет вид. Металл становится все более прозрачным и словно бы начинает светиться изнутри. Вслед за крестом прозрачной стала и звезда. Реакция сплавления началась спонтанно – до этого такое удавалось лишь при нагреве.
Вертолет словно бы провалился – у Дона появилось сосущее чувство в животе, он вцепился руками в скамейку и инстинктивно потянулся к своей сумке. Посмотрел на Эву – было слишком темно, и выражения ее лица он не разглядел.
Он представления не имел, что его ждет. Но когда вертолет приземлился, Дон даже не удивился – он уже видел эту картину на расплывчатом негативе у Эберляйна.
Огромная пропасть совершенно правильных круглых очертаний, словно вырезанная по чертежу. Она чем-то напоминала гигантскую глотку. Вертикальный туннель был таким широким, что противоположную стену едва можно было различить. И все же Дон предпочитал смотреть именно туда, не заглядывая в бездонную глубину.
Вертолет стоял примерно в ста метрах от туннеля. Латиноамериканцы уже начали подтаскивать свои стальные ящики к краю. Дон поплотнее закутался в куртку – было очень холодно. Мойана и Ривера взяли один из сундуков и, раскачав, кинули в туннель.
– El fin del viaje,конечная остановка, – крикнул Агусто Литтон, перекрывая вой ветра. – Мне очень жаль, сеньор Тительман, но ваше путешествие заканчивается именно здесь.
Он жестом подозвал Мойану – тому пришлось приникнуть ухом чуть не к губам Литтона, чтобы выслушать последние наставления. Дон заметил, как медная рябая физиономия разочарованно вытянулись.
– Вы, сеньор Тительман, останетесь вместе с Мойаной наверху. Так сказать, на страже, – крикнул Литтон. – Надеюсь, вы приятно проведете время.
Он взял Эву под руку и увлек за собой. Они подошли к краю пропасти и, не останавливаясь, шагнули в бездну. Дон только что видел их рядом и, наверное, моргнул или зажмурился от холода – когда он вновь открыл глаза, их уже не было.
Южноамериканцы беспокойно загалдели, но смятение продолжалось недолго – один за другим они исчезли в зияющем жерле туннеля.
Дон и Мойана остались одни. По-прежнему вьюжило.
Прошло уже больше часа. Мойане, по-видимому, наскучили его обязанности, и он пошел вокруг отверстия – может, хотел на всякий случай измерить периметр шагами.
Дон сидел у края, время от времени поглядывая в бездну, – каждый раз у него начинала кружиться голова, но удержаться он не мог. Он думал о Нильсе Стриндберге.
Именно эта картина открылась Стриндбергу, Андре и Френкелю тем рождественским днем 1897 года…
Внутренние стены туннеля были словно покрыты лазурно-фиолетовой глазурью, а по стенам, уходя в бездну, змеились вздутые, как вены, искрящиеся жгуты. Удивительно – на стенах не было ни капли влаги, несмотря на чудовищное давление океана. Полое щупальце, уходящее к центру Земли в океане ледяной воды… Дон не понимал, как могли Эва и Литтон остаться в живых после такого падения.
Он услышал приближающиеся шаги. Мойана закончил очередной обход пропасти и склонился над ее сияющей пастью:
– Es un milagro, ¿no? Чудо какое-то, правда?
Дон механически кивнул и осторожно подполз поближе к краю, пытаясь понять, что произошло с Эвой и Литтоном. Глянцевые стены уходили вертикально вниз.
Латиноамериканец снял перчатку, присел рядом с Доном на корточки, пощупал край пропасти и вскрикнул – рука его прилипла к стене, словно та была намазана каким-то суперклеем. Перепугавшись, Мойана попытался освободить руку. Это ему удалось, но далеко не с первой попытки – рука отлипла от стены со странным чмокающим звуком.
– Попробуй сам, – прошептал Мойана. Черные глаза его были совершенно круглыми, рябая физиономия посерела.
Дон осторожно прикоснулся к краю. Словно бы какая-то невидимая сила стянула с него варежку. Дон не успел и слова сказать, как та исчезла в пропасти.
Стены, оказывается, были покрыты клейким текучим слоем, напоминающим расплавленное стекло. Странно, что он до сих пор этого не заметил.
Мойана подошел совсем близко к пропасти – он теперь стоял и балансировал на самом краю. В его позе, как показалось Дону, было что-то угрожающее. Дон встал и на всякий случай отошел подальше, чтобы Мойана не смог за него ухватиться.
Южноамериканец поднял ногу в унте, словно намереваясь шагнуть в бездну. Он расставил руки, пытаясь сохранить равновесие под непрекращающимися порывами ветра.
Но в тот самый момент, когда Мойана уже, казалось, принял решение, он вдруг дернулся и судорожно ударил себя по шее.
В первую долю секунды Дону показалось, что парень прихлопнул какое-то насекомое, но почти сразу из-под руки Мойаны хлестнула пульсирующая струя крови. Снег вокруг стал кроваво-красным. Несколько мгновений Мойана пытался удержаться в стоячем положении, но ноги его подогнулись, и он рухнул в пропасть.
Дон повернулся лицом к ветру и вгляделся в темноту, прикрывая глаза от колючего снега. Сначала он решил, что галлюцинирует – лед ожил!
Он двигался на него, как серо-белая волна. Потом из этой волны выкристаллизовались фигуры в зимнем камуфляже… больше он ничего не видел, потому что его швырнули на лед и кто-то упал сверху. Рот его мгновенно оказался забитым снегом, к тому же чей-то локоть уперся в шею, не давая дышать. Он с трудом повернул голову, жадно вдохнул ледяной воздух и закрыл глаза, ожидая худшего.
Когда он в следующий раз поднял веки, увидел в дециметре от своей головы колесо кресла-каталки.
– Дон Тительман, – произнес хорошо знакомый голос. – Вы и в самом деле становитесь утомительным.
Захват немного ослаб, Дон сумел повернуться на спину и увидел обезображенную ожогами физиономию Фатера.
– Признайтесь, вы очень торопились покинуть нас в Вевельсбурге. Но я-то очень хотел с вами встретиться.
Мертвый глаз, живой глаз. Чересчур живой.
– Поднимите его, – распорядился Фатер.
Дона подняли и поставили на ноги. Он поскользнулся и чуть снова не упал. Рядом с Фатером стоял Эберляйн в камуфляже и неизменных поляризованных очках, а за спиной его маячил человек-жаба.
– Подумайте, решение загадки совсем рядом, а вам даже не дали посмотреть, – сочувственно сказал Фатер. – Елена?
От группы коммандос отделилась фигурка в камуфляже, на ходу снимая маску. Женщина с зелеными глазами. Он запомнил ее с ножом в руке.
– Да, Фатер?
– Мы возьмем Тительмана вниз. Для него это будет достойный конец.
На руку ему надели браслет наручников.
– И помни, Елена, ты отвечаешь за него головой.
Она протянула руку, и Фатер защелкнул на тонком запястье второй браслет.
Фатер подкатил совсем близко к краю. Некоторое время он завороженно смотрел в пропасть, потом повернулся и сказал:
– Все. Хватит разговоров.
Елена прикоснулась сапогом к краю пропасти и кивком приказала Дону сделать то же самое. Он прижал сапог, и тот намертво прилип к краю – словно бы его схватила невидимая рука и пыталась утянуть внутрь. Елена внимательно посмотрела на Дона:
– Venga, signor Don.Пора.
Дон нерешительно снял свои летчицкие очки и зажмурился. В следующее мгновение Елена дернула наручники, и они полетели вниз.
53. Черное солнце
Стена туннеля засасывала его со все возрастающей скоростью. Он чувствовал, что намертво приклеен к стене, как муха к полоске липучки, он даже пошевелиться не мог – и все же ему казалось, что он летит куда быстрее, чем если бы это было просто свободное падение. Вниз смотреть он не мог, ветер буквально выкалывал глаза, – поэтому он поднял голову и смотрел на собственные волосы, поднявшиеся над головой, как веник. Самого отверстия с бушующей над ним вьюгой уже давно не было видно, но в туннеле не было темно. От лазурно-фиолетовых стен исходил холодный пульсирующий, иногда искрящийся свет, похожий на свет звезд в ночном небе. Над ним скользили фигуры в камуфляже. Он видел Фатера, болтающегося в своем кресле-каталке, – тот был всего метрах в десяти над ним. Рядом с Фатером скользили Эберляйн, похожий на прикнопленную к стене бабочку, и нечто, похожее на огромный бильярдный шар: человек-жаба.
