Дэвид Хьюсон - Укус ящерицы
– Возможно, так оно и было, – осторожно согласилась Рафаэла.
– И вот тогда наш нерешительный убийца, предоставивший судьбе определять, жить Белле или умереть, оказывается перед выбором. Отступить или действовать? Довести дело до конца или сделать вид, что ничего не случилось? Ситуация непростая. Разумеется, какое-то предварительное планирование имело место. Но между планированием и поступком огромная дистанция. Время поджимало, и поэтому, когда решение в пользу убийства было все же принято, дальнейшие события развивались очень быстро. Медлить нельзя, потому что промедление неизбежно порождает сомнения. Это уже не умственное упражнение в логике, но акт, требующий воли, решительности и силы. Те пятна крови на стене…
– Насколько я могу судить, – заметила она, – Хьюго Мэсситер был человеком решительным и сильным.
– Несомненно. И вот тут случилось нечто непредвиденное. Белла позвонила Уриэлю. Сказала, что с печью что-то не так. Что температура поднялась выше обычного. Не исключаю, что она даже хотела встретиться с ним в литейной. Уриэль идет в мастерскую чуть раньше, чем всегда. Дверь слегка приоткрыта, потому что плотно она сама по себе не закрывалась. Он ее закрывает. Печь уже вышла из-под контроля. Уриэль попадает в ловушку, приготовленную для Беллы. Все складывается совсем не так, как планировал убийца.
Ее взгляд скользнул по могиле и ушел дальше, к темнеющей лагуне.
– Несчастный случай, как я и говорила.
– Да, ты говорила. И была права… в том, что касалось Уриэля. Мне очень жаль. Жаль, что не могу интерпретировать события иначе.
К его удивлению, она улыбнулась:
– Знаешь, ты был единственным, кто произнес доброе слово. Что меня больше всего поразило, так это твой, я бы сказала, трогательный интерес к другим людям. И не только интерес, ной сочувствие. Плохо только, что ты совсем не думаешь о себе.
Он похлопал по подлокотнику коляски:
– У меня еще есть время измениться. Постараюсь думать как все, а не как инспектор полиции.
– Так ты сейчас в этом качестве выступал? У меня создалось впечатление, что ты думал за преступника.
Подмечено было метко.
– Когда ищешь объяснения, важно видеть события с двух сторон. Со стороны преступника и со стороны жертвы. Должен признаться, первые меня интересуют больше. Никогда не разделял мнения, что преступниками рождаются. С ними что-то случается. Что-то их формирует. Если понять, что именно, то…
– То можно стать немного таким же, как они.
Она не спрашивала, а констатировала. Он спорить не стал.
– Такая уж работа. С кем поведешься… Но я не об этом, а о том, что преступниками не рождаются, а становятся. Даже такие, как Альдо Браччи.
Рафаэла изумленно вскинула брови:
– Альдо Браччи! Вор и скотина! Ты же сам знаешь, что он спал с Беллой.
– Ну и что? Он не делал ничего такого, чего бы от него не ожидали.
Она промолчала. Села на скамью у могилы. Посмотрела на часы.
– Нам пора. Скоро последний рейс.
– Я уже почти закончил. Альдо Браччи многое мне подсказал. Как думаешь, зачем он в тот вечер явился на остров? С оружием и ключами Беллы?
– Даже не представляю. – Она нахмурилась. – Ник говорил мне, что ключи в карман Браччи положил комиссар Рандаццо. После того как застрелил его. Вполне возможно. Рандаццо получал деньги от англичанина. Это очевидно. Он был заинтересован в том, чтобы Альдо обвинили в убийстве сестры, а Мэсситер остался вне подозрений.
Фальконе нахмурился:
– Ник молод и умен, но ему еще учиться и учиться. Я разговаривал с комиссаром в тот вечер. Он был не в том состоянии, чтобы что-то спланировать. Все, на что его хватило, – это застрелить Браччи. Но не больше. Нет, ключи убитый принес сам. Ему их кто-то дал. Может быть, Мэсситер. Может, кто-то еще. Альдо скорее всего и сам не знал, от кого их получил. Этот кто-то мог намекнуть, что ключи нашлись на яхте англичанина или в его апартаментах на острове. Они должны были послужить доказательством, что Беллу, его сестру, убил тот, от кого она забеременела – то есть Мэсситер. Браччи пил едва ли не с утра, так что завести его было нетрудно.
– В этой семье зло помнят долго. И ничего не прощают.
– О чем все, конечно, знают. И если Альдо является в палаццо в стельку пьяный, с ключами в кармане и при этом клянет Мэсситера, кто ему поверит? Никто. Скорее поверят в обратное, что бы он ни доказывал. В данном случае против Браччи сыграло все: его положение, привычки, характер, прошлое. Ловкий трюк.
Он поймал ее взгляд.
– К несчастью, ты попалась ему первой.
– Я просто стояла у двери. Ты был занят. Я бы даже сказала, невнимателен.
– Прости. Я мог бы проводить с тобой больше времени. Мне очень жаль.
– Неужели? – Она вздохнула. – Пойдем?
– Ключи, – пробормотал он – перед глазами снова вставало шале в горах. – Точнее, один-единственный ключ. От мастерской. Вот что меня смущало. Я никак не мог понять и, наверное, не понял бы…
Если бы не встреча с самим собой, только совсем юным. Если бы не возвращение к тому, что сделало Лео Фальконе таким, каким он стал.
– Ключи – это железо, – сказала Рафаэла. – С людьми у тебя получается лучше.
– Один зубец был спилен, – продолжал он. – Я говорил тебе об этом?
Она снова посмотрела на часы и решительно покачала головой.
– Пора, Лео.
– Подождут. Так вот, зубец был спилен, а я не мог понять, для чего. Точнее, я видел лишь одно объяснение, потому что смотрел на все только с одной точки. Уриэль умер в запертой комнате. С ключом, которым нельзя было открыть дверь. Все вроде бы очевидно. Зубец подпилили, чтобы он не смог выбраться. Могла ли быть другая причина? Нет. Разве что…
– Лео! – Она постучала по запястью.
– Я был так глуп.
Теперь уже Лео посмотрел ей в глаза. Он знал, что ошибки быть не может, что здесь, рядом с могилой Уриэля Арканджело, все должно как-то решиться. Он лишь не был уверен, что все решится так, как ему хочется, и что за этим последует.
– Ключ подпили, чтобы не дать ему войти. – Фальконе, сам того не замечая, повысил голос. – Ты желала смерти Белле. Не Уриэлю. Ты надеялась, что обработанный кетоном фартук загорится от высокой температуры. А чтобы Уриэль не попал туда, ты подпилила ключ. Он бы повозился, а потом, так ничего и не поняв, позвал бы того, кто ближе всех. Сестру. Ты бы не стала спешить. Ты, наверное, рассчитала, сколько нужно времени, чтобы печь сделала свое дело. А потом, когда вы открыли бы наконец дверь, Белла была бы уже мертва. Жертва несчастного случая. Никто бы толком и не понял, как это произошло. Во всяком случае, никто бы не заподозрил и злой умысел.
Рафаэла откинулась на спинку скамьи и закрыла глаза.
– Но кто-то из них надел не тот фартук. Печь оказалась в еще худшем состоянии, чем ты себе представляла. С этого и началось. Возвращение Беллы и твоя неизбежная реакция. Попытка возложить вину сначала на Альдо Браччи. Потом события вышли из-под контроля: смерть Браччи, убийство комиссара Рандаццо. И наконец, гибель Мэсситера, случившаяся, к счастью, уже после продажи ненавистного тебе острова. Столько смертей из-за одной маленькой ошибки, которую никто – и ты прежде всего – не мог предвидеть.
Вверху пронзительно закричали чайки, не поделившие, должно быть, что-то съедобное. И снова тишина. Они были одни на кладбище, и даже сторож, в обязанности которого входило оберегать покой мертвых после захода солнца, удалился в свою сторожку.
– Скажи, Рафаэла, они не приходят к тебе по ночам?
Глава 4
Прошло три дня, прежде чем квестура выпустила Косту и Перони из своих когтей, после чего их выпроводили на улицу с пожеланием не возвращаться. Репрессий не последовало. Дела, подобные делу Хьюго Мэсситера, либо хоронят целиком и полностью, либо не хоронят вообще.
Попрощавшись с Венецией с чувством усталой покорности. Ник первым же рейсом вылетел в Рим. Самолет приземлился в Кьямпино, на маленьком аэродроме неподалеку от Аппиевой дороги.
Он возвращался домой – за последнее время старая ферма снова стала для него домом – со смешанным чувством надежды и страха, не зная, что ждет его там.
Выйдя из такси, Ник сразу увидел Эмили в обрамлении нависающих над террасой черных и зеленых гроздьев. У двери уж‹ стояла наполненная виноградом плетеная корзина. Эмили был; в джинсах и линялой рубашке, волосы она убрала на затылок отчего лицо выглядело чуточку бледнее, чем в Венеции.
Он поставил на дорожку сумки и протянул купленный в аэропорту букет: розы, фрезии и что-то еще с ненавязчивым приятным ароматом. Она посмотрела на цветы и рассмеялась:
– За последние две недели это уже второй. Ты меня избалуешь.
– Пусть.
Эмили кивком указала на внутреннюю террасу. Ник повернулся и увидел висящий на шнурке букетик маленьких красны перцев, купленный на Сант-Эразмо у Пьеро Скакки. В приближении зимы кожица уже начинала морщиться и увядать.
Она села к столу. Коста опустился рядом.
