Алма Катсу - Употребитель
Но под именем Джонатан его представлять было нельзя, верно?
— Вы должны представляться, называя другое имя, помните, — объяснил ему Адер в то время, когда слуги подавали нам плащи с капюшонами и шляпы под люстрой в просторной прихожей. — Нельзя допустить, чтобы весть о том, что Джонатан Сент-Эндрю замечен в Бостоне, долетела до вашего жалкого городка.
Причина такой секретности была очевидна. Родственники Джонатана наверняка уже искали его. Руфь Сент-Эндрю ни за что не смирится с исчезновением своего сына. Она переворошит весь город, леса и реку. А к весне, когда растают снега, а тело так и не будет найдено, Руфь поймет, что Джонатан бежал из города, и тогда она еще шире забросит сети, чтобы его разыскать. Поэтому мы никак не могли оставлять позади след из хлебных крошек — разные зацепки, которые могли привести тех, кто пустится на поиски Джонатана, к нашей двери.
— Зачем ты настаиваешь на том, чтобы он сегодня же пошел с нами? — нерешительно спросила я у Адера, когда мы направились к карете. — Почему бы не дать ему отдохнуть и немного освоиться здесь?
Адер глянул на меня, как на дурочку или как на надоедливого ребенка.
— Потому что я не хочу, чтобы он сидел один в своей комнате, в темноте, и тосковал по тому, что оставил позади. Я хочу, чтобы он насладился тем, что может предложить большой мир.
Адер улыбнулся Джонатану, хотя тот не смотрел на него. Он мрачно поглядывал в окошко кареты и не обращал внимания даже на Тильду, которая игриво поглаживала его колено. Что-то в ответе Адера меня не устроило, а я уже научилась доверять инстинктам в те моменты, когда Адер лгал. Он хотел, чтобы Джонатана увидели на публике, но зачем ему это было нужно, я понять не могла.
Карета подвезла нас к высокому массивному дому неподалеку от бостонского центрального парка. Здесь жил поверенный в делах, член городского совета, чья жена сходила с ума по Адеру — вернее говоря, по тому, что он собой представлял. То есть она была без ума от европейских аристократов, от их утонченности. Знала бы она, что принимает в своем доме сына потомственного батрака, у которого руки перепачканы не только в земле, но и в крови… Когда жена закатывала приемы, муж уезжал на ферму к западу от города, и хорошо делал — его бы кондрашка хватила, если бы он увидел, что на этих званых вечерах творится и на что благоверная тратит его денежки.
Мало того, что жена советника все вечера напролет ходила под руку с Адером, она еще пыталась заинтересовать его своими дочками. Несмотря на то что Америка не так давно обрела независимость и отреклась от монархии в пользу демократии, некоторые американцы все еще тешились идеей дворянства, титулов и всего такого прочего. Словом, жена советника скорее всего втайне мечтала о том, чтобы одна из ее дочек обрела дворянский титул. Я ожидала, что как только мы войдем, хозяйка дома тут же бросится к Адеру, шурша каскадами тафтяных юбок, и начнет сгонять к графу своих дочурок, дабы он мог без труда заглянуть к ним в декольте.
Когда в бальный зал вошел Джонатан, все сразу зашептались. Не будет преувеличением сказать, что все взгляды обратились на него. Тильда взяла его под руку и повела к Адеру, беседовавшему с женой советника.
— Позвольте представить вам… — проговорил Адер и назвал имя, которое Джонатану следовало запомнить, — …Джейкоба Мура.
Хозяйка устремила взор на Джонатана и обомлела.
— Он — мой американский кузен, кто бы мог подумать! — Адер любовно обвил рукой шею Джонатана. — Но по материнской линии у нас обоих в роду англичане. Дальняя ветвь моего семейства…
Адер умолк. Он обнаружил, что впервые за все время с момента его прибытия в Америку его никто не слушает.
— Вы недавно в Бостоне? — спросила хозяйка у Джонатана, не спуская глаз с его лица. — Если бы я видела вас раньше, непременно запомнила бы.
Я стояла у пуншевого столика с Алехандро и смотрела на Джонатана. Он с трудом бормотал какие-то объяснения и ждал, что Адер его выручит.
— Подозреваю, что сегодня мы тут надолго не задержимся, — проговорила я.
— Все будет не так легко, как думает Адер, — сказал Алехандро и рукой, в которой был зажат бокал, указал в сторону, где стояли Адер и Джонатан. — Такое лицо не спрячешь. Поползут слухи. Не исключено, что они дойдут до вашей треклятой деревушки.
А я, глядя на Джонатана и Адера, стоявших рядом, думала о том, что сейчас есть заботы более насущные. Женщины начали виться не вокруг дворянина-европейца, а вокруг высокого незнакомца. Они поглядывали на Джонатана, прикрывая лицо веером, они вставали рядом с ним, заливались румянцем и ждали, когда их представят новому гостю. Уж я-то видела такой интерес к Джонатану раньше, и теперь поняла, что это никогда не изменится. Где бы ни появлялся Джонатан, женщины будут пытаться им завладеть. Даже если он сам не будет этого поощрять, они все равно будут виться вокруг него. Как ни мучительно было для меня постоянно с кем-то соревноваться из-за Джонатана, в Бостоне конкуренция могла только возрасти. Здесь он никогда не будет только моим, мне всегда придется с кем-то его делить.
В тот вечер Адер, похоже, был доволен тем, что Джонатан стал центром внимания. На самом деле он внимательно следил за реакцией гостей. А я гадала, долго ли это будет продолжаться. Адер явно был не из тех, кого устраивает жизнь в чужой тени, а у него вроде бы не было иного выбора, как позволить Джонатану стать звездой. И у самого Джонатана выбора не было.
— Боюсь, скоро быть беде, — негромко сказала я Алехандро.
— С Адером всегда беда недалеко. Весь вопрос в том, насколько она будет велика.
Мы пробыли в гостях дольше, чем я думала: вернулись домой на рассвете. Я заметила, что Джонатан, несмотря ни на что, немного вылез, как говорится, из своей раковины. Скулы у него порозовели (может быть, выпил лишнего?), и он явно заметно расслабился.
Мы молча поднимались по лестнице. Стук наших каблуков эхом разносился по огромному пустому дому. Тильда висела на руке у Джонатана и пыталась увести его к себе, но он покачал головой и ускользнул от нее. Один за другим придворные Адера расходились по своим покоям, исчезали за золочеными дверями. И вот наконец остались только Адер, Джонатан и я. Я была готова проводить Джонатана до его комнаты, немного поговорить с ним, утешить его и подбодрить. Я надеялась, что мне повезет, и он позволит мне согреть его под простынями. Но рука Адера властно обвила мою талию. Он рывком привлек меня к себе, пробежался пальцами по лифу моего платья и ногой открыл дверь своей опочивальни.
— Не желаешь присоединиться к нам сегодня? — спросил он у Джонатана, подмигнув ему. — Хорошо бы, чтобы эта ночь стала памятной. Отпразднуем твое прибытие. Ланор способна ублажить нас обоих, она много раз такое проделывала. Тебе стоит в этом убедиться: она вполне способна любить двоих мужчин одновременно.
Джонатан побледнел и отшатнулся.
— Нет? Ну, тогда в другой раз. Быть может, когда у тебя будет больше сил. Доброй ночи, — сказал Адер и увел меня.
Можно было не сомневаться в том, что он хотел сказать Джонатану. Он хотел, чтобы тот понял: я — шлюха. Вот как Адер собрался убить чувства, которые ко мне питал Джонатан. В то мгновение я поняла, как была глупа, сомневаясь в способности Адера этого добиться. Я успела бросить всего один взгляд на лицо Джонатана. Его взгляд был изумленным и полным боли. В следующий миг дверь спальни захлопнулась.
Утром я собрала свою одежду в охапку и в одной сорочке, босиком добежала до комнаты Джонатана и прислушалась — не проснулся ли он. Мне нестерпимо хотелось услышать звуки, которые бы свидетельствовали об утреннем ритуале — шуршание простыней, плеск воды в умывальном тазике. Мне казалось, что, если я услышу эти звуки, все будет хорошо. Я не знала, смогу ли встретиться с Джонатаном лицом к лицу, но мне хотелось его увидеть, как ребенку хочется увидеть отца и мать после того, как его наказали. Однако храбрости постучать в дверь мне не хватило. Это не имело значения; в комнате царила тишина. Джонатан пережил долгий и непростой день. Можно было не сомневаться: он проспит сутки.
Я ушла к себе, вымылась, переоделась и спустилась вниз, надеясь на то, что, несмотря на ранний час, слуги сварили кофе. К моему изумлению, в малой гостиной сидел Джонатан, а на столе перед ним стояла чашка с горячим молоком и тарелка с сухим хлебом. Он встретился со мной взглядом.
— Ты встал, — пролепетала я, и это прозвучало довольно глупо.
Джонатан встал и отодвинул от стола стул, стоявший напротив:
— Я всю жизнь встаю чуть свет. Привычка фермера. Ты ведь еще не забыла жизнь в Сент-Эндрю. Если встанешь после шести утра, к полудню о тебе будет сплетничать весь город. Оправданием может быть только пребывание на смертном одре, — с усмешкой проговорил Джонатан.
