Измайлов Андрей - Русский транзит
И выехали они не очень давно, сразу после «операций» – Давидик оставлен был для приборки и толком ее даже не начал еще. И тут мы с корешом Илюшей…
Таким образом фора у доктора и «секретаря» – полчаса. Ну, сорок минут. Ну, час. А в прозекторскую никто не сунется: заперта наглухо, без начальника никак не войти, надо дождаться начальника, Реваза Нодаровича… Дожидайтесь!
Глава 7
Дорога казалась бесконечной. Трасса. Догоню. Я не я буду, если не догоню. Иначе все впустую. Иначе действительно я, Бояров Александр Евгеньевич, стану не я, не Бояров… Догнал же я уважаемого директора Мезенцева Николая Владимировича чуть ли не у самой границы. А у того и фора была где-то такая же, и автомобильчик скоростной, и на весь путь всего три часа, и знал он, что за ним гонится «оловянный солдатик» Бояров.
А здесь, а теперь – новое путешествие из Петербурга в Москву, часов шесть в идеале. Парочка, доктор-»секретарь» на «скорой», на «рафике». И я на «скорой», на «рафике» (надеюсь, не будет мне икаться, когда в больнице обнаружат пропажу… там еще две «скорые» оставались, всего же их было четыре – лужица маслянистая натекла, недавно была там эта самая, четвертая машинка, за которой я и гонюсь). Они тоже торопятся – «запчасти» чем свежее, тем качественней, – но пока не подозревают о погоне, потому больше заботятся о том, чтобы благополучно доставить груз. Значит, неизбежны остановки, сбавление скорости, мало ли…
Я же заботился лишь о том, чтобы догнать.
На исходе четвертого часа езды под сто десять кэмэ, я все-таки тормознул. Полминуты. А то засну за рулем и впилюсь куда-нибудь окончательно и бесповоротно. Тормознул у колодца. Целиком опустил голову в ведро – ледяная! Про- булькал, пару раз глотнул. Повело. Колодезная водичка легла на спирт. Переживем. Уж это худо-бедно переживем!
Еще через двадцать минут далеко впереди замелькал «рафик». Он! Догнал! Я сел ему на хвост, сократил дистанцию до сотни, метров и включил сирену. Стопануть нас никто не стопанет: ясное дело – две «скорые» мчатся, вероятно, по вызову, жизнь человеческая в опасности! То-то и оно. В опасности. Жизнь. Но не так, как представляется стороннему наблюдателю. А Бояров упрямый, Бояров сирену не отключит даже при въезде в Москву, даже при парковке у эспэ на Пятницкой. Нужна вам громкая музыка, вурдалаки?! Не нужна? Ну попробуйте остановиться и выяснить отношения с рехнувшимся шофером. Видок у меня был еще тот – медицинский халат в кровавых брызгах, кляксах, пятнах. Пробирала азартная дрожь. Рука онемела, но я и одной правой вас ухайдакаю!
Пошел пригород. Уже столица. Мы проскочили окружную, выкатили на Ленинградское шоссе. Передний «рафик» выжимал максимум. Я не отставал. Сирена надрывалась. Еще чуть-чуть и никуда вы от меня не денетесь.
Мельком я глянул в зеркальце. Если я нагонял «рафик», то меня нагоняла черная «Волга». Хороший у нее двигатель, если умудрялась нагонять. Нагнала. Шли вровень. Стекла с дымкой, ничего не разглядеть. «Волга» засигналила мне подфарниками, приказывая прижаться к бровке и остановиться. Милиция? Комитет? Дураки набитые! Не меня надо прижимать к бровке, а ту «скорую», что впереди!
Переднее боковое стекло медленно съезжало вниз, образуя узкую, потом широкую щель. Я ткнул пальцем вперед, мол, не меня, а их держите! Охнул от приступа боли – правая рука на руле, только левой и можно было указать. И тут же снова охнул – уже не от боли. Из «Волги» в щель высунулось дуло автомата, ударила очередь. Дураки набитые? Сам ты, Бояров, дурак набитый! Не милиция это, не КГБ…
Мой «рафик» метнулся, рыскнул и по всем законам физики вылетел с трассы, под откос. Он кувыркнулся, покачался и наконец замер, лежа на «спине».
Я успел напрячься, выставить одну руку и ноги враспор. Почти не ушибся. Отлично!
Хотя оценка «отлично» вполне условна, если ты висишь коленями на руле, шеей упираешься в крышу, а с двух сторон машины подстерегают каждое движение два здоровенных кунака, держа тебя на мушке. Ай да Бес! Ай да «секретарь»! Ай да чеченцы!
Я знал, что машины после кувыркания взрываются только в кино, однако вверх ногами под дулами автоматов чувствуешь себя неуютно, как-то унизительно…
– Привет, брат (прозвучало у Джемала: «бы-рат»)!
Давно не виделись! Джемал отметил кровавое пятно у моего левого плеча и вроде бы приятельски пихнул кулачком как раз туда, в плечо. Я собрал все силы в узел, чтобы не заорать и на еле выдавленной улыбке ответил:
– Ну, привет!
А вот ответить на пиханье кулачком своим «дружеским» ударом не удалось. Затылок огрело (прикладом?), меня подхватили и буквально закинули в черную «Волгу».
Все. Никакой Камиль на помощь не придет. Стрельбу на трассе видели-слышали проезжающие шофера. Что с того? Кто из них поспешит сообщить? И о чем? «Стреляли…» – по хрестоматийной реплике Саида из «Белого солнца пустыни». Мало ли теперь стреляют?! По этому показателю мы уж точно догоним и перегоним Америку, если уже не… В кого стреляли? Не в тебя? И будь счастлив. А то настучишь кому не надо, и в следующий раз – в тебя. Хата с краю. Только дураки набитые суют нос куда не надо, вот и получают по носу. Да, надо признаться, я – дурак набитый. В данной, конкретной ситуации. Без малого семь часов гнал машину, и под носом рация маячила. Каждая «скорая» снабжена рацией. А я-то, дурак, подивился оперативности чечни. За те полтора часа, которые я висел на хвосте у доктора-»секретаря», запросто можно успеть сообщить по рации хозяину: за нами хвост, мы там-то и там-то, высылайте бойцов. Выслали. И я свое получил. По носу. В нос… Опять прыснули из баллончика…
Я пришел в себя тогда, когда перед «Волгой» медленно открывались металлические ворота с приваренными посередке красными звездами – по одной на створке. Не знай я, в чьих руках нахожусь, запросто решил бы, что попал в плен к Советской Армии.
Меня выволокли из машины, протащили по гравиевой дорожке с булыжным, крашенным известью бордюром (ну точно – армия!) в дом.
Дом… Роскошный зальчик. Камин. Хрустальная люстра. Кожаные глубокие кресла, цветной телевизор, холодильник «Розенлев». Бутылки, бокалы чешского стекла. Роскошь, но какая-то стандартная. Гостевой домик, генеральский. Для особо почетных гостей. И этим гостем был не я. Я – так, по случаю…
Хоть и лето на дворе, в камине, выложенном валунами, лениво тлели березовые поленья. А лицом к камину, спиной ко мне в кресле восседал человек. Вот он-то и есть почетный гость доблестных вояк-летунов (то, что неподалеку, почти за стенками – аэродром, вычислить было не сложно: специфические шумы, обрывки громкой диспетчерской связи, низкий рокот самолетов).
Почетный гость неторопливо, плавно крутанулся вместе с креслом, чтобы лицом к лицу.
– Сандро, дорогой!
Да навидался я твоего лица! Тошнит от него! Тоже мне, показушник. Пусть у тебя и шрам, как у большого художника, но только и есть от художника, что шрам. Ни вкуса, ни чувства меры, ни оригинальности – насмотрелся, Бес, дешевеньких фильмов. Давай-давай, продолжай давить собственной значительностью – мне начхать!
Бес шевельнул бровью – мои конвоиры испарились. Миссию по доставке они выполнили, дальше разговор без свидетелей. А вздумай Бояров рыпнуться, у Беса «беретта» наготове. И у Джемала тоже ствол. И у «секретаря». Почетная свита почетного гостя, ощущающего себя здесь хозяином. А доктора Чантурия что-то не видать…
– Сандро, дорогой! Мы в прошлый раз не договорили. Ты куда-то пропал. Невежливо это, Сандро, дорогой. Я тебе столько вопросов хотел задать, а ты…
– У меня к тебе тоже вопрос, орел!
«Секретарь» и Джемал было бросились на меня, и остановил их только гортанный окрик Беса. Орел птица – благородная, но птица. Назови урку хоть орлом, хоть соколом – то же, что петухом. Страшней нет оскорбления. А Бес и его свита по существу урками и были, как бы ни рядились в респектабельные одежды сотрудников совместного предприятия, как бы ни качали валюту из вполне «законных» источников.
Урки! Это шанс! Это хороший шанс! Сколько бы их тут ни было, сколько бы стволов они ни имели… Сейчас-сейчас. Идея должна созреть. Поговорим пока.
– Если я на него отвечу, ты ответишь на мои?
– Отвечу.
– Мужчина? Слово?
– Слово.
– Спрашивай.
– В том «рафике»… в сегодняшнем… много «препаратов»? То есть я хочу знать, есть там… Короче, целиком. Человек. Или только… части?..
– Есть. Живой. Пока живой. Почему спрашиваешь? Откуда знаешь? Тоже Чантурия сказал?! – и Бес послал «секретарю» столь специфический взгляд, что мне вдруг мгновенно стало ясно: закончилась разборка Чантурии с Бесом, доболтался Резо, довыступался, никогда никому Реваз Нодарович ничего не скажет, и на могилку ему цветочков никто не положит, ибо неизвестно, где она, собственно.
Радикально у Беса вопросы решаются. Есть человек – есть проблема. Нет человека – нет проблемы. Да, но я еще есть. И у них со мной проблемы. Ближайший исход предугадать несложно. Урки. Это мой шанс, что они урки…
