Донна Тартт - Маленький друг
— А как же Гам?
— Она сейчас отдыхает, все равно она вас не услышит. Если не хотите ехать домой, по крайней мере ведите себя тихо. Утро покажет, что к чему.
— Что вы там с ней делаете? — угрожающе заворчал Фариш.
Доктор Бридлав прочел ему небольшую лекцию об опущении верхнего века, свидетельствующем о нарастающем параличе, об отсутствии отека в зоне поражения и о серьезных кардиореспираторных проблемах пациентки. Вообще-то, из «Медицинской энциклопедии» доктор Бридлав узнал, что укус кобры смертелен примерно в 50 процентах случаев и что существует антидот, который необходимо вводить в кровь немедленно после укуса (конечно, в их больнице ничего похожего на антидот не было), так что старушке придется выкарабкиваться самой. Учитывая ее предыдущий анамнез, доктор был уверен, что до утра миссис Ратклифф не доживет.
Харриет повесила трубку, поднялась наверх, без стука вошла в комнату матери и встала у изножья кровати.
— Завтра я уезжаю в лагерь Селби, — объявила она.
Шарлот опустила на грудь журнал выпускников Академии, который она изучала, и молча посмотрела на дочь.
— Я уже договорилась с Эдди. Она меня завтра отвезет.
— Что?
— Вторая смена уже началась, и они сначала не хотели меня брать, но потом даже дали Эдди скидку.
Харриет замолчала, бесстрастно ожидая, что скажет мать. Вообще-то ей было совершенно наплевать, скажет Шарлот что-нибудь или нет, поскольку этим делом теперь занималась Эдди. И как бы Харриет ни ненавидела лагерь Селби, все же он был лучше, чем школа для несовершеннолетних преступников или исправительный лагерь.
Харриет позвонила бабке, когда паника завладела ею целиком, вытеснив остатки прочих чувств. Она принеслась домой, не чуя под собой ног, под аккомпанемент разносившейся по дороге полицейской сирены. Вбежав в дом, она заперлась в ванной комнате на первом этаже, бросила грязные вещи в корзину для белья и забралась в ванну. Сидя в остывающей воде, она с замиранием сердца прислушивалась к возникающим за дверью звукам, — пару раз ей показалось, что хлопала входная дверь, потом — что кто-то громко топает по коридору. Господи Иисусе, что она будет делать, если придет полиция?
Цепенея от ужаса, она оделась и на цыпочках прошла в гостиную, отодвинула кружевную занавеску и выглянула наружу. На улице она никого не увидела, но притаилась за занавеской и стала ждать, не зная, что предпринять. Тут вдалеке снова раздались звуки сирены — похолодев, Харриет бросилась к телефону и импульсивно набрала номер Эдди.
Надо отдать ей должное, Эдди не стала задавать лишних вопросов, а сразу взяла быка за рога: Харриет даже почувствовала к ней проблеск былой привязанности. Эдди сразу же позвонила в лагерь, пробилась сквозь заслон хамоватых телефонисток и поговорила с самим директором лагеря доктором Вэнсом. Через десять минут она уже звонила Харриет с инструкциями, что взять с собой, как получить справку о здоровье, и велела быть готовой к отъезду к шести утра. Она вовсе не забыла про лагерь, просто, видимо, устала бороться с Харриет и ее матерью, которая в этом вопросе всегда брала сторону дочери. Эдди была уверена, что проблемы Харриет кроются в отсутствии нормального контакта с другими детьми и что общение с маленькими отпрысками истинных христианских семей вкупе с железной дисциплиной лагеря может сделать с ее нелюдимым, мрачным характером настоящие чудеса.
Мать еще какое-то время молчала, потом отложила журнал в сторону.
— Что ж, — растерянно сказала она, — это как-то очень неожиданно. Мне казалось, в прошлом году ты ненавидела этот лагерь.
— Мы уедем завтра рано утром, ты еще будешь спать. Я думала, тебе следует знать.
— А что это ты так туда рвешься? — спросила Шарлот.
Харриет, не отвечая, дернула плечом.
— Что ж… Я тобой горжусь, — не зная, что сказать, пробормотала Шарлот. Она только сейчас заметила, что Харриет совершенно черная от загара и худа как щепка. «В кого она пошла? Эти прямые черные волосы и такой упрямый подбородок…».
— А интересно, — сказала она вслух, — куда делась эта книжка про маленького Гайавату, помнишь, с картинками? Она все время лежала в гостиной на диване…
Харриет, все так же молча, повернулась и вышла из комнаты. За дверью она столкнулась с Алисон — видимо, та подслушивала. Алисон последовала за Харриет в их комнату и остановилась на пороге. Харриет, не обращая на нее внимания, открыла ящики и начала выбрасывать на кровать толстые носки, трусы, зеленую рубашку с логотипом лагеря, оставшуюся с прошлого года…
— Что ты натворила? — спросила Алисон.
— Ничего! — Харриет на секунду застыла. — С чего ты взяла, что я что-то натворила?
— Ты выглядишь так, будто у тебя серьезные неприятности.
После паузы Харриет отвернулась и с пылающим лицом продолжала собираться.
— Ты помнишь, что Ида уходит от нас?
— Мне теперь на это наплевать.
— Если ты уедешь, ты больше ее никогда не увидишь.
— Ну и что? — Харриет сунула кеды в рюкзак и стукнула по ним кулаком. — Она ведь на самом деле не любит нас.
— Я знаю.
— Ну и почему я должна переживать?
— Потому что мы ее любим.
— Я ее ненавижу, — быстро сказала Харриет. Она застегнула рюкзак на молнию и швырнула его на кровать.
В гостиной Харриет достала лист бумаги и написала Хилли письмо:
Дорогой Хилли!
Я завтра уезжаю в лагерь. Надеюсь, что лето ты проведешь весело. Может быть, на будущий год мы будем с тобой в одной группе на продленке.
Твой друг
Харриет К. ДюфренНе успела она закончить, как зазвонил телефон. Харриет помедлила, но после третьего звонка опасливо взяла трубку.
— Ну и дела, чувиха! Ты слышала, что тут творится? — голос его звучал как будто со дна океана — наверное, опять надел свой дурацкий шлем.
— Я только что написала тебе письмо, — устало сказала Харриет. — Эдди завтра везет меня в лагерь.
— Что? С ума сошла? Ни в коем случае! Что я тут один буду делать?
— Я не могу здесь оставаться.
— Так давай убежим!
— Невозможно. — Большим пальцем ноги Харриет протерла яркую черную точку в пыли под резным телефонным столиком.
— А что, если нас кто-то видел? А? Харриет, ты куда пропала?
— Я слушаю.
— А что будет с моей тележкой?
— Не знаю. — Тележка так и осталась на эстакаде вместе со змеиной корзиной.
— Мне что, пойти забрать ее оттуда?
— Ни в коем случае. Тебя могут увидеть. Там что, написано твое имя?
— Да нет, что ты! Я ею вообще не пользуюсь. Харриет, а кто это был?
— Понятия не имею.
— Эта черт-ее-знает кто — она была совсем старая…
Последовало молчание — взрослое молчание, непохожее на обычные паузы в их болтовне, когда у одного из них мысль заканчивалась и он ждал ответной реплики в приятном предвкушении продолжения разговора.
— Ладно, мне пора идти, — сказал Хилли. — Мама готовит тако на ужин.
— Здорово.
Они опять помолчали.
— А что случилось с теми подростками, о которых ты рассказывал?
— С какими подростками?
— Ну с теми, что швыряли в машины камнями.
— А, с этими? Их поймали.
— И что с ними было?
— Не знаю. Наверное, отправили в тюрьму.
За этим последовало еще одно долгое молчание.
— Я пошлю тебе открытку, чтобы тебе было что почитать в этом Лагере смерти, — сказал Хилли. — Если что-нибудь произойдет, я тебе напишу.
— Нет, ни в коем случае. Ничего не пиши. Ни слова об этом!
— Да я никому не расскажу!
— Я знаю, что ты специально не расскажешь, — раздраженно сказала Харриет, — просто даже не заикайся об этом, понял?
— Может, мне тоже стоит с тобой поехать? — несчастным голосом сказал Хилли. — Я боюсь, понимаешь? А вдруг это была бабушка Кертиса?
— Слушай меня внимательно. Никому ни слова! А если кто-нибудь начнет приставать…
— Если она бабушка Кертиса, значит, она бабушка и других, понятно? Дэнни, Фариша и этого ужасного проповедника… — он вдруг разразился визгливым смехом. — Мама родная, они же меня убьют!
— Точно, — серьезно подтвердила Харриет, — если не будешь держать язык за зубами. Но если мы будем молчать…
Она вдруг вздрогнула — в дверях гостиной стояла Алисон и слушала ее, склонив голову на плечо.
— Черт, не хочу, чтобы ты уезжала, — голос Хилли едва слышался на другом конце провода. — Не могу поверить, что ты едешь в этот мерзопакостный баптистский лагерь.
Харриет демонстративно отвернулась от сестры и шикнула в трубку, показывая, что не может говорить, но Хилли ничего не понял.
— Черт, неужели это была его бабка? Господи, пожалуйста, хоть бы это был кто-то другой!..
— Я должна идти. — Почему свет так печально падает на стену? Харриет показалось, что сердце ее сейчас разорвется от тоски. В зеркале напротив отражалась часть стены (потрескавшаяся штукатурка, темные фотографии в тусклых рамах) и пятно плесени в углу потолка. Харриет слышала неровное дыхание Хилли на другом конце провода. В доме Хилли не было места грусти, его мама бегала по дому в шортиках, переделанных из старых джинсов, и готовила ему тако на ужин.
