Донна Тартт - Маленький друг
— Ида Рью — их домработница, — объяснила Эдди. — Она уходит, и Харриет из-за этого расстроена. А я ей говорю, что все образуется, что в мире нет ничего постоянного…
— О, милочка, — сказала Тэт. — Как это тяжело для тебя. Ида ведь была с вами так долго!
— Бедняжка Харриет! — воскликнула Либби. — Милая, ты ведь любишь Иду, правда? Так же как я люблю Одеон.
Тэт и Эдди за ее спиной закатили глаза, и Эдди сказала:
— Мы все знаем, как сильно ты любишь Одеон. Даже слишком сильно.
Тэт хихикнула: леность Одеон была среди сестер притчей во языцех, она только и делала, что сидела в кресле, жалуясь на здоровье, а Либби хлопотала вокруг, наливала ей лимонад и мыла посуду.
— Одеон со мной уже много лет, — твердо сказала Либби, розовея, — она часть моей семьи, мы с ней неразлучны еще со старого дома, и господи прости, у вас что, нет сердца? Она ведь совершенно больной человек.
— Она пользуется тобой, Либби, — проговорила Тэт.
— Дорогая, — отчеканила Либби, лицо которой стало совсем розовым, под цвет блузки, — наверное, ты не помнишь, что Одеон вынесла меня из дома, когда я лежала с пневмонией и даже двигаться не могла. Да, она вынесла меня на своей спине! И несла всю дорогу до больницы!
Эдди не удержалась:
— Что ж, наверное, это было последнее, что она сделала в твоем доме.
Либби повернулась к Харриет и поглядела на нее с сочувствием:
— Бедняжка! Ужасно быть ребенком, правда? Все время зависеть от других.
— Что ж, совсем скоро наша Харриет вырастет, — вмешалась Тэт. — Правда, малышка? И у тебя будет свой дом, и тогда ты можешь забрать к себе Иду, и все будет хорошо.
— Глупости! — сказала Эдди. — Она очень скоро забудет об этой истории.
— Никогда! — вскричала Харриет так громко, что сестры переполошились. — Я никогда, никогда не забуду об этом!
Она вырвалась из рук Тэт и сломя голову бросилась бежать прочь. Эдди подняла бровь, как бы говоря: «Представляете, и так продолжалось все утро!»
— Боже мой, — сказала Тэт, проводя рукой по волосам.
— По правде говоря, я считаю, что Шарлот совершает большую ошибку, — сказала Эдди. — Но я не могу все время вмешиваться. Пора Шарлот самой нести ответственность за свои решения.
— А как же девочки? — спросила Либби. — С ними-то что будет?
— Либби, вспомни себя — ты осталась одна с маленькими сестрами на руках и больным отцом, когда сама был немногим старше.
— Да, это так, но сейчас все по-другому… Эти дети гораздо чувствительнее нас…
— Да всем было наплевать на нашу чувствительность, и ничего, мы выжили.
— Что это случилось с малышкой Харриет? — воскликнула напудренная и напомаженная Аделаида, грациозно поднимаясь на крыльцо. — Она промчалась мимо меня, только пыль летела столбом, даже не поздоровалась.
— Пойдемте-ка внутрь. — Эдди посмотрела в безоблачное небо, солнце уже начинало припекать. — Я поставлю кофе. Для тех, конечно, кто от кофе не звереет…
— Ах боже мой! — воскликнула Аделаида, нагибаясь и вдыхая запах только что расцветших нежно-розовых лилий. — Эдит, я не знала, что у тебя растет такая прелесть!
— Эти зефирные лилии? Я выкопала луковицы, когда они совсем погибали, но я вымочила их в марганцовке, и смотри, как им тут понравилось…
— Они просто прелестны, — мечтательно протянула Аделаида. — Помните, мама называла их «розовый дождь»? Кстати, Эдит, ты не могла бы вскипятить для меня немного воды? Я не могу пить кофе, от кофе я становлюсь…
— Дикой? — Эдди подняла бровь. — Нам, право, вовсе не хочется, чтобы ты одичала, Адди.
Хилли прочесал все окрестности, но Харриет нигде не было. У нее дома царила странная, даже для семейства Кливов, атмосфера. Никто не открыл ему дверь. Он толкнул ее плечом и прошел на кухню — там за столом, забравшись на стул с ногами, сидела Алисой и горько всхлипывала, а Ида Рью, повернувшись к ней спиной, вытирала ложки, делая вид, что ничего не слышит. Ни одна из них не сказала Хилли ни слова, они даже не посмотрели в его сторону.
Он решил попытать счастья в библиотеке. Миссис Фосетт, звеня браслетами, с энтузиазмом замахала ему рукой, но Хилли, помахав ей в ответ, быстро прошел в читальный зал. Конечно, Харриет была там: сидела, положив на стол острые локти и уткнувшись в огромную книгу.
— Алло, Харриет! — страшным шепотом зашипел он ей в ухо. — Ты представляешь? Машина Дэнни Ратклиффа припаркована у здания городского суда!
Его взгляд упал на огромную книгу, которая на самом деле оказалась подшивкой старых газет. Он с испугом взглянул на старую черно-белую фотографию, занимающую половину полосы: на ней мать Харриет стояла с перекошенным лицом, рот у нее был широко открыт, а на переднем плане кто-то смазанный тащил носилки, видимо, в карету скорой помощи. Заголовок гласил: «Трагедия матери в День матери».
— Эй, постой-ка, — произнес он вдруг, тыча пальцем в фотографию. — Это же твой старый дом!
Харриет молча захлопнула подшивку и указала рукой на табличку с надписью «Разговоры запрещены».
— Давай, пошли, — горячо зашептал ей Хилли, толкая рукой под бок. Не говоря ни слова, Харриет поднялась и пошла следом за ним к выходу.
Они вышли из прохлады библиотеки и остановились на тротуаре.
— Я точно знаю, машина его, — тараторил Хилли, прикрывая глаза от солнца рукой. — У нас в городе только одна «транс Ам» такого цвета. Если бы он не оставил ее прямо напротив суда, я бы подложил ему битого стекла под колесо.
Харриет подумала об Алисон и Иде — сидят, наверное, сейчас в гостиной и смотрят свои глупые сериалы.
— Ну что, принесем змею? — спросила она.
— Да ты что, — Хилли мгновенно остыл. — Как мы ее оттуда потащим? Все же увидят.
— Тогда какой смысл в том, что мы ее украли? — горько сказала Харриет. — План был в том, чтобы кобра укусила этого подонка.
Они постояли еще минуту, а потом Харриет вздохнула и сказала:
— Ладно, я пошла назад.
— Подожди!
Она повернулась.
_ Знаешь, что я тут подумал? — Вообще-то Хилли ничего не подумал, но подругу надо было чем-то задержать. — Я подумал… вот что! У этой машины откидной верх. И я тебе ручаюсь, что он поедет домой через Кантри-Лайн-Роуд. Все эти придурки живут там, у реки.
— Точно, — медленно протянула заинтересовавшаяся Харриет. — Он там живет, это правда. Я посмотрела в «Желтых страницах».
— Ну вот, а змея-то уже там.
Харриет скорчила гримасу.
— Да ладно тебе, — сказал Хилли, подталкивая ее локтем в бок, — ты что, телик не смотришь? Помнишь, была передача про каких-то отмороженных подростков, которые швыряли камнями в машины с эстакады? Два человека даже погибли тогда. Диктор еще предупреждал водителей, чтобы они перестраивались в другой ряд, если увидят на эстакаде людей, представляешь?
Харриет вопросительно взглянула на него.
— Ну пошли, чего кукситься? Где твой велосипед?
— Я пришла пешком.
— Так садись на руль, я тебя отвезу туда, только, чур, ты повезешь меня назад.
Жизнь без Иды. «Если бы Иды не было вообще, — думала Харриет, сидя по-турецки на пыльной, выбеленной солнцем эстакаде, — так я бы и не переживала. Значит, все, что нужно, — это представить себе, что ее никогда не было. Просто!»
Харриет подумала, что с уходом Иды в доме ничего особенно не изменится. Ее присутствие всегда было не слишком заметным. Бутылка соуса Каро, которым Ида поливала оладьи; красная пластмассовая кружка — Ида насыпала в нее колотый лед и так и ходила с ней целый день, попивая талую воду; еще фартук, висящий на заднем крылечке, да жестяные банки из-под томатного соуса с рассадой огурцов и помидоров. Ах да! Еще Идин огород.
Вот и все, и если эти знаки исчезнут, то и все следы пребывания Иды Рью в их доме пропадут навсегда. Харриет чуть не заплакала, представив заброшенный, заросший сорняками огород.
«Нет, я буду за ним ухаживать, — сказала она себе, — закажу еще семян по телефонному справочнику». Она будет ходить в соломенной шляпе и коричневом комбинезоне, как у Эдди, а потом совершит открытие в мире ботанике. Но она будет скромна, хоть и гениальна, вырученные от премий и призов деньги раздаст беднякам.
В голову ей пришли потерянные красные перчатки, и сердце опять больно сжалось. Как же она могла? Потерять единственный Идин подарок… «Нет, — приказала она себе твердо, — не смей думать об этом! Никуда они не денутся, сами уйти не могли, ты их найдешь».
При свете дня пейзаж выглядел не так, как ночью, коровьи пастбища были тусклые, коричневатые, кое-где трава совсем отсутствовала, только вдоль изгородей тянулись ярко-зеленые ленты зарослей крапивы. Над пастбищами беззвучно кружили три огромных черных грифа.
«Я всегда буду помнить этот день, — подумала Харриет. — День, когда ушла Ида, будет таким в моей памяти, и эти черные крылья на безоблачном небе, и этот воздух, который вкусом напоминает сухое стекло».
