Франк Тилье - Проект «Феникс»
— Когда я вскрыл череп, то сразу увидел, что мозг деградировал до последней степени, просто что-то невероятное. Он совершенно как губка, весь в мелких дырочках. Никогда в жизни не видел ничего подобного. — Судмедэксперт сходил за банкой. — Вот поглядите…
Заметить разрушения было очень легко: вся верхняя часть мозга и впрямь была в меленькую дырочку — так, будто тут поработали сотни крошечных грызунов. Действительно — ни дать ни взять губка!
— Что ж это такое? — спросила Люси, не скрывая тревоги.
— Похоже на инфекцию, которая медленно разрушала ткани мозга до тех пор, пока не привела их в такое вот состояние. Я сделал срезы другой части мозга, левого полушария, и тщательно исследовал их, думаю, что первые изменения в нем начались несколько месяцев тому назад… если не несколько лет. Повторяю: к такой картине привело медленное воздействие. У больных, страдавших синдромом Крейтцфельда-Якоба, более известного как синдром коровьего бешенства, наблюдалось примерно такое же превращение мозга в губку. Но в нашем случае я не смог выявить ни одной из известных мне инфекций. Все остальные органы ни в малейшей степени не затронуты.
Они стояли и молчали, Люси, сжав губы, смотрела на два распростертых перед ней тела и думала о Грегори Царно, который умер, разорвав себе глотку. А его мозг тоже был похож на губку?
— Вы считаете, что Феликс Ламбер мог убить двух туристов и своего отца из-за… из-за этой штуки?
— Да, связь мне кажется очевидной. Особенно сильно деградировали как раз те отделы мозга, которые отвечают за эмоции. Я бы даже сказал: эти отделы были оккупированы неизвестным захватчиком. И оккупация продолжалась в течение довольно долгого времени.
Люси подула на руки, чтобы согреть их. Открытие, сделанное судмедэкспертом, безусловно, ставило под сомнение виновность Грегори Царно: если его мозг был поражен тем же заболеванием, что у Ламбера, это могло побуждать его к действиям, идущим вразрез с его собственной волей, происходившим независимо от сознания. В голове Люси роились вопросы. Каким образом Феликс Ламбер подцепил «эту штуку»? Не она ли, «штука», больше всего и привлекала Стефана Тернэ? Но тогда при чем тут плацента и роды, почему акушер-гинеколог интересовался Царно задолго до того, как тот появился на свет? Могло ли «лечение» — допустим, какие-то препараты, введенные матери до или во время беременности, — спровоцировать такой ужас у сына? И какое, черт возьми, отношение все это вместе имеет к амазонским джунглям?
Судмедэксперт тем временем продолжал объяснять:
— Те отделы мозга, которые отвечают за эмоции, работая нормально, используют содержащийся в нейронах серотонин, нейромедиатор центральной нервной системы, который одновременно подавляет агрессивность. При дефиците серотонина человек как бы возвращается в свое первобытное состояние, и все его основные потребности сводятся отныне только к тому…
— …Чтобы обеспечить себе выживание, — поторопился закончить за друга Шарко.
Поль кивнул.
— Странно, что ты сейчас это сказал, и странно, что сегодня вечером мы говорили о непереносимости лактозы. То и другое имеет отношение прежде всего к эволюции, то и другое напомнило мне кое-что, с чем я столкнулся, еще учась на медицинском.
— Расскажи!
— Может, не надо? Как-то это глупо, даже смешно… Я не говорил об этом вашим коллегам, и я…
— Нет, пожалуйста, мы хотим, чтобы ты всё нам рассказал!
Доктор несколько секунд поколебался, но потом заговорил снова:
— Если уж совсем откровенно, то, увидев мозг этого молодого человека, я подумал: а как этот человек вообще мог жить? Как он мог есть, пить, спать? Одна пятая мозга Ламбера находилась в жутком состоянии, и с точки зрения неврологии вообще непонятно, почему он сразу не умер. Любой специалист-невролог в обморок бы упал, увидев такое! Но тут я вспомнил о Финеасе Гейдже, строителе, который жил в позапрошлом веке в США, в штате Вермонт. То, что с ним случилось, описано во всех учебниках неврологии. Во время взрыва, произошедшего в тысяча восемьсот сорок восьмом году при прокладке железной дороги, в голову Гейджа сверху воткнулся железный прут. Прут этот прошел через мозг, и кончик его вышел из левого глаза. Лобные доли были в значительной степени разрушены, но раненый чудесным образом выжил и даже быстро выздоровел. Вот только некоторое время спустя близкие заметили, что у него резко поменялся характер: их до того порядочный, благожелательный, прямой Финеас стал холодным, бесчувственным, порой — грубым и агрессивным, темперамент его превратился в холерический. Но ни способности мыслить, ни способности к выживанию он не потерял! — Шене оперся о стол. — Ну и сегодня предполагают, что металлический прут повредил только лимбическую систему мозга Гейджа, в частности миндалевидную железу, не затронув другие зоны, и примечательно, что рептильный мозг остался у него полностью неприкосновенным.
— Рептильный мозг, лимбическая система… Будто по-китайски говоришь! Объясни, пожалуйста.
— Теория о триединстве человеческого мозга была в целом поддержана ученым миром. Основана эта теория вот на чем: в течение тысячелетий эволюция человеческого мозга прошла три фазы, и, соответственно, три структуры последовательно накладывались одна на другую, словно слои крема в торте… Нет, пожалуй, точнее сказать: они как бы «надевались» одна на другую, словно русские матрешки! И все это для того, чтобы образовался наш сегодняшний большой, умный, высокопроизводительный, в общем — совершенный мозг. Кстати, эта же теория заодно объясняет и увеличение объема мозга у первых приматов. Первый, самый древний и имеющийся в наличии у всех живых существ, и есть тот самый рептильный. Этот «мозг рептилии» находится у нас глубже всего, он лучше всего защищен, и его труднее всего травмировать. И именно он отвечает за выполнение простейших базовых функций: за дыхание, питание, сон, циркуляцию крови, размножение, словом, за те функции, которые обеспечивают организму выживание. Одновременно рептильный мозг несет ответственность за некоторые простейшие реакции, влияющие на поведение, — ненависть, страх, жестокость. Причем все эти функции сохраняются даже тогда, когда сознание отключено, например во сне или под наркозом. Следующий «слой», лимбическая система, встречается у всех млекопитающих. Лимбическая система участвует в регуляции функций внутренних органов, управляет памятью, но в первую очередь — эмоциями, за что ее даже называют иногда эмоциональным мозгом. Верхний «слой», третья часть триады, сформировавшаяся, если иметь в виду эволюцию, сравнительно недавно, — это неокортекс, кора больших полушарий, которая отвечает за высшую нервную деятельность, определяет наше сознание, наши интеллектуальные возможности. В ее ведении язык, искусство, культура. Здесь возникают мысли, здесь принимаются решения, здесь формируется наше «я»…
Озадаченный Шарко снова внимательно всмотрелся в больной мозг. Здесь, в морге, у банки с самым таинственным органом человеческого тела — мозгом, опять всплывают на поверхность концепции, — имеющие отношение к Эволюции. Можно ли считать это случайностью, странным совпадением обстоятельств?
— Значит… ты хочешь сказать, что болезнь, инфекция, поразившая мозг, оставила в неприкосновенности лишь ту его часть, которая обеспечивает владельцу этого мозга выживание? И, поскольку две другие части, контролировавшие, пока он был здоров, его поведение, оказались разрушены, на волю вырвались самые ужасные инстинкты?
— С точки зрения теории, — да, все происходило именно так. Зато с точки зрения патологии и анатомии — все куда сложнее. Известно, что все три части мозга активно взаимодействуют и что малейшее — пусть даже в миллиметр длиной — повреждение мозга в неудачном месте, даже и в лимбической системе или в неокортексе, может убить человека или сделать его сумасшедшим. Скорее всего, Феликсу Ламберу, с которым случилось подобное несчастье, просто повезло, что он прожил столько лет. Насчет же того, что болезнь, ну, или инфекция, как угодно, не затронула рептильный мозг… думаю, не стоит видеть некую «разумность» этой болезни или инфекции. Думаю, тут просто вопрос времени. И в любом случае, судя по тому, как прогрессировало заболевание, этот человек был обречен на гибель.
Люси и Шарко молча переглянулись, отлично сознавая, что приблизились к чему-то совсем уже чудовищному. Еву Лутц и Стефана Тернэ убили, как пишут в судебных документах, с особой жестокостью для того, чтобы никто не мог добраться до корней этого дела. Но что же это за болезнь? Каким образом она передавалась: ее вводили в организм, ее, дремавшую в нем, как бы «запускали», она передавалась по наследству, с генами?
— Скажи, а в мозге отца ты ничего похожего не обнаружил? — спросил комиссар.
— Нет, абсолютно. У того это орган, сохранивший все признаки и функции нормального. Ну, если можно так выразиться, говоря о мозге покойника.
