Кирилл Гольцов - Остановка последнего вагона
Гигантская тень между тем превратилась в какого-то жуткого человекообразного великана, который, казалось, случайно попал под узкие своды и, неестественно согнувшись, тянул ко мне свои огромные лапы, чтобы схватить, смять, раздавить. Я, спотыкаясь и прихрамывая, помчался через зал, пригибаясь и, кажется, что-то быстро бормоча. На голову сыпались мелкие камни, и, кажется, потолок начал проседать под чем-то неумолимо давящим сверху.
— Спеши! — раздался голос призрачной девочки — она и Хельман вились вокруг меня, кажется, прибавляя сил и веры в успех. Потом я увидел по стенам, как гигантские кисти с шевелящимися, словно щупальца, пальцами, ринулись на меня и, в следующий момент отчаянно прыгнул, упав лицом на пол и, кажется, сильно расцарапав лоб. Похоже, что сейчас-то всё и случится — конец, но тут заметил сзади себя яркое сияние и, прикрывая ладонью глаза, невольно обернулся. Ангел и её помощник сделали из себя нечто вроде выгнутой в мою сторону стены, а их мерцающие в её центре и обращённые ко мне вытянутые лица, кажется, кричали одно и то же. — Спасайся!
Тень, прорываясь сквозь эту защиту, словно теряла всю свою силу и, мчась к спасительному коридору, я, кажется, ощущал лишь лёгкие толчки её прикосновений. Потом сзади раздался громкий металлический лязг и, дёрнувшись, я споткнулся, рухнув на спину и жадно глотая ртом воздух. От ударов этого кошмара стена призрачной девочки и Хельмана, кажется, стала совсем прозрачной — ещё немного, и она поддастся, отдав меня в полное распоряжение монстра. Но тут вагон, резко качнувшись, двинулся в тоннель, стремительно набирая скорость, а тень, издав чудовищный утробный вопль, от которого у меня всё завибрировало внутри, попыталась в последний раз броситься на меня, однако тут словно какая-то другая сила ухватила её сзади и начала засасывать вслед за вагоном. Я, не веря своим глазам, смотрел, как монстр исчезает в тоннеле, отчаянно пульсируя и извиваясь, понимая, что он был как-то привязан к этому вагону и теперь отправился в вынужденное путешествие с Анатолием и Леной, к счастью, без меня. Оставалось надеяться, что они успели окончательно обезуметь, чтобы не мучиться от того кошмара, который, несомненно, их ждёт, а мне предстояло ещё выбраться отсюда живым.
— Спасибо вам, — хрипло прошептал я, обращаясь к неясным отблескам призрачной девочки и Хельмана, кажется, становящимся всё меньше, словно они исчерпали до конца все свои силы. И в ответ вроде бы услышал отдалённое. — Беги к выходу, иначе может быть поздно!
Я встал и, отталкиваясь от стен, подпрыгивая и стараясь минимально задействовать ушибленную ногу, помчался по коридору, натыкаясь на трубы и кашляя от стоящего здесь тумана и жара. Только бы успеть — кажется, когда мы шли сюда, при всей нашей медлительности, путь занял всего несколько минут, но теперь он явно растянулся гораздо дольше, и я начинал уже подозревать, что здесь какая-то магия этого места или так жестоко шутят надо мной выбравшиеся из тоннеля тени, когда увидел впереди свет. Неужели я всё-таки выберусь?
— Помогите! — непроизвольно закричал я и рывками двинулся к выходу, вскоре тяжело упав на кучу горячих дымящихся камней и увидев вдалеке солнце, заволакиваемое клубами густого дыма. Снова раздался трубный звук, оглушающие хлопки, похожие на петарды, подо мной всё затряслось, и мелкие камни посыпались на лицо.
— Ещё немного, — прошептал я и, вытянув себя руками из сузившегося раза в два прохода, шатаясь, встал, а потом, скользя и скатываясь по камням, неуверенно двинулся в сторону площадки с автобусами и людьми — там ждало спасение.
Временами я оборачивался, пытаясь выровнять дыхание и глядя, как здание, из которого я чудом выбрался живым, постепенно превращается просто в бесформенный холм, куда вряд ли кто-то когда-то ещё раз войдёт. Но на самом деле, конечно, меня больше интересовали тени — не вырываются ли они следом за мной, смертоносно скользя или хотя бы отбрасывая от выхода камни, чтобы пропихнуть своё уродливое гигантское тело. Однако с этим всё было в порядке, и даже летающие вокруг осы беспокоили меня сейчас очень мало.
После каждого падения, поднимаясь на ноги из последних сил, я думал о том, что это, скорее всего, просто такой дурацкий сон. Должен быть им. Вот я моргну, и окажется, что глаза плотно закрыты, а я лежу на просторной кровати в отеле, чувствую рядом с собой тепло Лениного тела и знаю, что где-то недалеко есть Анатолий. Я не один — как многое это значит, особенно в современном мире, и мне не хотелось верить, что их больше нет. В чём же тогда победа и главный приз? Судя по их состоянию, которое я видел, даже если бы весь ужас неожиданно прекратился сам собой, они вряд ли смогли бы вернуться к нормальной жизни. Да и я до сих пор чувствовал в приближении этой зловонной тени что-то гораздо худшее, чем физические страдания или смерть. А могильный холод был, скорее лишь тем, с чем наиболее близко могло связать нечто невообразимое моё сознание. Ведь мы неизменно подставляем какие-то образы, не так ли? Да, именно как морской прибой, который куда-то исчезает на песке, и мы воображаем, что он просто просачивается под землю, на самом деле не осознавая истинного таинства природы, а придавая всему оттенок банальной самоуверенности и всезнайства. Волны качают, держат и этому тоже есть объяснение — практическое и аргументированное, разумеется. Но не в этом ли состоит вся ирония? Вместо познания глубин чего-то в одном, мы распыляемся на многое и кичимся тем, что сделали открытие в той или иной области, на самом деле в лучшем случае приоткрыв лишь край завесы тайны или же вообще найдя совершенно другое. Неужели так будет всегда и на этом строится наш безумный мир?
Я успел позабыть — куда стремлюсь, просто казалось очень важным идти вперёд как можно быстрее и только, наверное, потому, что так говорили призрачная девочка и Хельман, но что ещё важнее, кричала Лена. И когда мне удалось в очередной раз подняться, чувствуя невыносимую усталость во всём теле, то даже сразу не сообразил, что смотрю на пустую площадку, где, кажется, совсем недавно стояло множество автобусов. Где же они? Конечно, разбежались при первых раскатах приближающегося землетрясения и просто бросили нас всех умирать. Смешно и несправедливо? Нет, предсказуемо и не более того. Но удастся ли мне самому добраться до фуникулёра? Сколько мы сюда ехали? Минут пятнадцать или двадцать пять? Нет, наверное, это невозможно, но я буду всё равно идти вперёд, пока смогу.
Через какое-то время я оказался на раскатанной тысячей шин площадке и очень удивился, буквально подползя на четвереньках к краю, что вижу не так далеко от себя вереницу из трёх автобусов, которые медленно тащились по петляющей ярко-серой дороге. Может быть, они подождут или увидят, что здесь ещё есть человек? Наверное, это было моим последним шансом не умереть на этой лунной поверхности, которая вполне может вскоре превратиться в необыкновенную могилу, и, собрав все силы, я выпрямился и, размахивая руками, закричал. — Я тут! Помогите!
А потом двинулся вперёд, тут же опрокинувшись о край пологого гигантского холма, потеряв равновесие и стремительно падая в сторону дороги.
Голова несколько раз обо что-то сильно ударилась, ногу дёргало и трепало из стороны в сторону, но я всё равно кричал и ждал, пока крепкие руки обхватят меня и увезут туда, в реальный мир, подальше от всего этого кошмара, который, как ни удивительно, происходит на самом деле. Через какое-то время стремительного падения, чувствуя, что моя одежда практически вся порвана, а кожа кровоточит не менее чем в шести местах, я почувствовал сильный удар в живот и замер, широко открыв рот, пытаясь вдохнуть, но не имея возможности это сделать. Кажется, что организм забыл то, что знал всегда, и, выбравшись из заваленного дома, я задохнусь на чистом горном воздухе, пусть и пропитанном землетрясением. Потом что-то заклокотало в груди, я почувствовал рвоту и, опустив слезящиеся глаза, увидел, что меня бросило на большой валун, с которого сейчас и свисает моё тело, несомненно, являя весьма примечательную картину. Меня всего трясло, спазмы нестерпимо сдавливали и рвали внутренности, но зато я начал понемногу дышать. А когда очередная порция рвоты стала стекать по моему подбородку вниз, я услышал рядом или в себе неразборчивые голоса. Может быть, это наконец-то выбравшиеся из завала тени пришли проводить меня в последний путь и сказать, что я не смог от них убежать? Или Анатолий и Лена вернулись с победой и стали абсолютно нормальными, чтобы помочь?
— Эй, живой?
Неожиданно перед моим лицом что-то мелькнуло, и я увидел золотистый блеск, сразу же с радостью подумав об очках Анатолия.
— Давайте, помогайте!
Я захрипел и, несколько раз моргнув, увидел загорелого мужчину лет пятидесяти, который энергично махал кому-то руками и, надо сказать, что это был первый случай на Сицилии, когда я обрадовался, услышав русскую речь. Она словно соединяла меня тонкой, но очень важной и даже необходимой ниточкой с Родиной, и от этого в душе распускалась нечто такое, что, наверное, позволяет нам стойко выносить любые невзгоды, заставляя томительно ожидать возвращения домой. А в следующее мгновение меня с двух сторон подхватили и куда-то поволокли, сопровождая окриками. — Скорее, скорее. Сейчас всё может начаться!
