Джеймс Кобб - Ледовый Апокалипсис
Дело было в веревке, а в живот ей упирался скальный крюк и карабин, сквозь которые Валентина ее продела. Прикрепленный к ее страховочной системе трос притянул ее к карабину и уходил вниз, скрываясь за краем обрыва. В памяти Валентины окончательно восстановились события последних секунд, и она вспомнила ледяной обвал и пролетевшую мимо нее зеленую световую палочку Смита.
– Джон!
Из черной пустоты рядом с ней ответа не последовало. Веревка, как Валентина уже заметила, туго натянута, и было очевидно, что на другом ее конце висит какой-то недвижимый груз. Валентина, извиваясь всем телом, попыталась ползти назад, но очень скоро убедилась, что не в состоянии вытянуть веревку даже на дюйм.
Все ее усилия были тщетны. Даже в идеальных условиях она смогла бы поднять на веревке груз весом килограммов в девяносто, и то невысоко, но сейчас обстоятельства были далеки от оптимальных. Распластавшись на каменном уступе, она не могла найти точку опоры, хоть что-то, во что можно было бы упереться. Она была буквально пришпилена к уступу скалы.
И вновь Валентина услышала, как ее окликают по имени. Повернув голову, в десятке футов от себя она рассмотрела Смыслова, который, все так же привязанный к стене, изогнулся, пытаясь увидеть, что происходит.
– Я здесь, Григорий, и, судя по тому, как обстоят дела, вряд ли смогу уйти отсюда.
– Что случилось?
Валентина поколебалась несколько мгновений, но потом сообразила, что список ее потенциальных союзников сейчас как никогда короток. В нескольких фразах она описала ему произошедшее.
– Вам не стоило закреплять страховочный трос таким способом, – сказал Смыслов.
– Спасибо, это я уже поняла! – прорычала она и предприняла еще одну попытку отползти от края обрыва.
– Подполковник цел?
– Сомневаюсь. Он не ответил на мой крик, а я не чувствую никакого движения на другом конце веревки. Я лишь надеюсь, что он только оглушен ледопадом.
– Вы должны вытащить его наверх и извлечь оттуда, профессор, – откликнулся Смыслов.
– Я знаю, но веревка натянута так туго, что я не могу развязать ее и освободиться. А если я ее разрежу, он свалится вниз.
– В таком случае вам необходимо вбить рядом с собой второй скальный крюк и закрепить на нем свою страховочную систему. Тогда вы сможете снять ее и не потерять при этом подполковника.
Валентина окончательно оставила попытки вытащить трос из пропасти и ответила:
– Отличная идея, вот только у меня нет второго крюка!
– Используйте вместо него острие своего ледоруба.
Валентина огляделась в скудном свете своей химической палочки и выругалась.
– Я и его потеряла!
– Профессор, возможно, он серьезно ранен и умирает.
– Понимаю, черт побери!
Смыслов не произнес больше ни слова. Задыхаясь, Валентина прижалась щекой к промерзшему камню. Если она что-нибудь не предпримет, они все погибнут в этой мышеловке. Буря и холод, от которого некуда спрятаться, неизбежно прикончат их. Но что она может сделать?
Разумеется, на этот вопрос существовал ответ – очевидный и простой. Она может перерезать веревку. Но, повторяя слова Джона, сказанные им совсем недавно, она могла бы сейчас произнести: этот вариант я еще не готова рассматривать. Все три ее ножа были при ней: один боевой, на поясе, и два метательных, в матерчатых ножнах, пришитых к предплечьям под паркой. Может, использовать их в качестве скальных крючьев? Но, во-первых, у нее не было молотка, чтобы вбить их в какие-нибудь щели, а во-вторых, рукоятки этих ножей не были рассчитаны на такую задачу. Соскользни с них веревка – и Смит погибнет. Если, конечно, этого не произошло до сих пор.
Оставался Смыслов – человек, которого незадолго до этого она была готова убить. Но ведь Джон сказал ей: «Я еще не уверен в том, что он – враг».
Логика подсказывала, что русский являлся врагом. Но ведь та же логика советовала перерезать страховочный трос Джона, чтобы они не погибли здесь все трое!
– Григорий, как вы думаете, подполковник разбирается в людях?
– Полагаю, очень хорошо, – немного удивленным тоном откликнулся русский.
– Надеюсь, вы правы. Сейчас я кину вам нож.
Сказать это было легче, чем сделать. Умение метать ножи было одним из самых сложных боевых искусств. Если бы за него, как в карате, награждали поясами, Валентина Метрейс с легкостью получила бы красный, но сейчас в затруднении оказался бы даже легендарный Вильям Гарвин. Сильный ветер, скудное освещение, неудобный для метания угол, да к тому же толстая одежда, стесняющая движения, – все это делало задачу почти невыполнимой. И самое главное, лезвию не во что было вонзиться.
Лучшим вариантом было бы толкнуть нож по поверхности уступа, к ногам Смыслова, но она привязала его таким образом, что русский не смог бы нагнуться, чтобы поднять клинок.
Валентина стащила теплые рукавицы и тонкие перчатки. Улегшись на бок, она повернулась вокруг крюка таким образом, чтобы находиться лицом к Смыслову, при этом ее ноги от колен и ниже повисли над краем обрыва. Затем она вытащила из ножен на поясе боевой кинжал и взвесила его в руке.
– Значит так, Григорий, мы поступим следующим образом. Я несильно кину нож в стену утеса над вашей головой, а вы должны будете поймать его, когда он упадет на вас.
– Понял, профессор. Я буду готов.
– Хорошо, тогда приготовьтесь прямо сейчас. Я кидаю на счет «три». Раз! Два! Три…
Валентина метнула нож, рассчитав бросок так, чтобы он ударился о стену плашмя, и за шумом ветра услышала металлическое «клинк». А потом послышалась отчаянная русская ругань и крик:
– Я упустил его! Он ударился о стену и отскочил за мое плечо!
«Наверное, все дело в чертовой пластиковой рукоятке ножа! – подумала Валентина. – Она спружинила и заставила нож отпрыгнуть!»
– Хорошо, проговорила она, – я попробую еще раз.
Она достала из-под парки первый из двух метательных ножей. Металл собственноручно сделанного ею стального клинка был согрет теплом ее тела.
– Готовы? Он снова будет у вас над головой. Бросаю на «три». Раз… Два… Три…
Ее рука откинулась назад, а потом метнулась вперед, но – не слишком сильно. Сталь вновь звякнула о камень, и Валентина увидела, как Смыслов дернулся вперед, пытаясь зажать клинок между своим телом и стеной утеса. И вновь он потерпел неудачу. Нож скользнул вниз и упал у его ног.
– Простите, профессор, у меня снова не получилось.
У них остался последний шанс. Валентина подышала на сложенные горстью ладони, несколько раз энергично согнула и разогнула пальцы, чтобы согреть их и вернуть им чувствительность.
– Еще раз, Григорий. Только теперь мы будем действовать немного иначе.
– Как скажете, профессор.
Она вытащила из ножен под паркой второй метательный нож.
– На сей раз отклонитесь назад.
– Назад?
– Совершенно верно. Откиньтесь назад как можно сильнее, а руки вытяните перед собой. Повисните на крюке.
Смыслов повиновался, отодвинувшись от стены утеса настолько далеко, насколько мог.
– Вот так? – спросил он.
Валентина несколько секунд смотрела на него в свете химической палки.
– Да, именно так. Отлично! А теперь замрите. Не шевелитесь ни на дюйм. И вот еще что, Григорий.
– Что такое?
– Простите меня за то, что я сейчас сделаю.
В следующий момент стальной клык вонзился в предплечье русского, прямо над запястьем, и Смыслов дернулся всем телом.
– Еще раз приношу извинения, Григорий, но это был единственный способ передать вам нож.
Она смотрела, как Смыслов скрестил запястья и неловко выдернул нож из моментально пропитавшегося кровью рукава. Острый, как бритва, клинок в долю секунды перерезал и веревку, к которой был привязан русский, и его нейлоновые наручники. Теперь он был свободен, а она стала пленницей.
Что ж, будь что будет! Хотя бы один из них уйдет живым с этой скалы. Джон бы это одобрил.
Смыслов подошел к Валентине с ее собственным ножом в руке и склонился над ней. Лицо его было непроницаемым. Теперь от нее уже ничего не зависело. Она прислонилась щекой к камню и закрыла глаза.
* * *Смиту казалось, что он плывет, но это не было то приятное плавание, в котором иногда ощущаешь себя во сне. Его тело было перекручено, перекошено, болью отзывалась каждая клеточка. А еще – было очень холодно, и от мороза тело все сильнее немело. Это скверно. Он должен действовать.
Он открыл глаза, но вокруг него была только заполненная снегом темнота. Приподняв голову, Смит увидел клубок из запутавшейся вокруг него веревки и страховочной системы, подсвеченный зеленоватым светом химической палки. Он висел лицом вверх, распростершись и покачиваясь от резких порывов ветра. Вокруг не было ничего и никого, а с жизнью его связывала лишь единственная тонкая нить подрагивающей веревки, тянущейся вверх.
К нему стала возвращаться память. Он вспомнил, что спускался с утеса на нижний уступ, когда вдруг вся вертикальная стена ледника обрушилась под ним. Ледопад падал с громоподобным звуком, и только благодаря чистому везению он оказался отброшенным вперед, а не погребен под тысячами тонн льда и не рухнул на уступ. Теперь он, судя по всему, висит где-то под ним.
