Нельсон Демилль - Дочь генерала
— Хорошо. Пришли мне факс с докладом.
— Не могу. Пусть этим займется уорент-офицер Кифер.
— Ах да. Надеюсь, она помогла вам.
— Мы не знали, что между нами двоими есть кто-то третий.
— Теперь знайте. Я, собственно, хотел поговорить о начальнике нашей группы в Форт-Хадли. Он звонил сюда и сильно обеспокоен.
Я молчал.
— Это майор Боуз. Ты его помнишь?
— Мы с ним не знакомы.
— И тем не менее он сыплет угрозами.
— Карл, около тридцати офицеров, причем большинство женатых, имели половые сношения с погибшей. И все они будут угрожать, умолять, изворачиваться, хитрить...
— Тридцать?!
— По меньшей мере. Хотя кто их считал?
— Ты сказал, тридцать? Что у вас там происходит?
— Вся беда, по-видимому, в здешней воде. Я стараюсь ее не пить.
Синтия с трудом сдержала смех, но было уже поздно.
— Мисс Санхилл? Вы участвуете в нашем разговоре?
— Да, сэр, только что взяла трубку.
— Откуда вы знаете, что тридцать женатых офицеров имели половые сношения с погибшей?
— Мы нашли ее дневник, сэр, — ответила Синтия. — Особый файл в ее компьютере. Грейс добралась до него... Многие из этих офицеров — штабные работники генерала.
Поскольку Карл молчал, я добавил:
— Полагаю, что проблема разрешима — если этого захотят в Пентагоне. Лично я предложил бы переводы в тридцать новых мест службы и последующие увольнения в различные сроки. Тогда операция по очистке не привлечет внимания. Впрочем, это не мой вопрос.
И снова молчание на другом конце провода.
— Завтра, после похорон дочери, генерал Кемпбелл подает рапорт об отставке, — сказала Синтия.
— Я вылетаю к вам, — прорезался наконец Карл. — Сегодня же вечером.
— Почему не подождать до завтра? — возразил я. — Синоптики обещают магнитную бурю, торнадо и бог весть что еще.
— Хорошо, подождем. Есть что-нибудь еще?
— Нет, сэр.
— Поговорим завтра.
— Будем ждать разговора с нетерпением. Приятного аппетита, сэр.
Хеллман положил трубку, мы тоже.
— Он тебя, кажется, любит, — заметила Синтия.
— Вот этого я и боюсь. Как насчет выпить?
— Не сейчас.
По внутренней связи она попросила войти мисс Кифер. Равная теперь с нами, та вошла, держа в руках стул, и, усевшись, спросила:
— Как дела, ребята?
— Нормально, — отозвалась Синтия. — Спасибо, что прибыли помочь нам.
— Я там, где всего нужнее.
— Это прекрасно. Хочу попросить вас просмотреть все полицейские рапорты, составленные в ночь убийства, и прослушать записи радиопереговоров. Загляните также в журнал дежурства — выдавались ли кому-нибудь разрешения на проезд и парковку. Опросите полицейских, заступивших на дежурство после двадцати четырех ноль-ноль. В лишние разговоры не вдавайтесь. Вы знаете, что мы ищем.
— То есть выявить машины и людей, которые после двадцати четырех ноль-ноль находились в неположенном месте. Ясненько. Неплохая мысль.
— Вы и подали эту мысль, когда рассказали о Рэнди-шестом. Тут каждая мелочь может иметь значение.
В коридоре я сказал Синтии:
— В твоей идее что-то есть.
— Надеюсь. Уж не знаю, что еще надо сделать.
— Выпить.
— Поговори с полковником Кентом. Не по-людски ты с ним обошелся. Пригласи его выпить с нами. Я подожду тебя, договорились, Пол?
Я посмотрел на Синтию, и наши взгляды встретились. По голосу и по выражению ее лица я понял, что она хотела от него большего, нежели доброго расположения.
— О'кей, — кивнул я и пошел к Кенту.
Мысли мои бежали, тогда как ноги только шли. Полковник Уильям Кент. Мотивов для убийства нет, хотя масса возможностей, сильная воля, презумпция невиновности, но слабое алиби. Перспективу определяет позиция. Или, говоря проще, то, что видишь, зависит от того, где стоишь. Я стоял чересчур близко к полковнику Кенту. Надо сделать шаг назад и посмотреть на него с другой точки зрения.
Двое суток меня грызло смутное сомнение. Я не мог заставить себя ни сформулировать его, ни даже подумать о нем. Именно Кент предложил мне вести следствие, и это поставило меня в странное положение. Он был моим единственным союзником в Форт-Хадли. Остальные были подозреваемыми, свидетелями, людьми, запятнавшими себя, или просто жертвами выходок погибшей. Пусть не сразу, но Кент тоже признался, что скомпрометирован. Признался потому, что понял: рано или поздно я найду какое-нибудь свидетельство его связи с Энн Кемпбелл. Кроме того, он, вероятно, предполагал, что мы с Синтией обнаружили ту злосчастную комнату. Может быть, Берт Ярдли сказал ему, что дверь была заклеена скотчем, и они оба подозревали, что это сделал я. Ярдли увидел, что вещи в комнате вроде бы не тронуты, но ни у него, ни у Кента не было полной уверенности, что я ничего оттуда не изъял.
Берт Ярдли, старый лис, притворился удивленным, услышав, что я знаю о комнате, но понимал, что Энн Кемпбелл незачем было заклеивать дверь. Значит, это сделал поганец Бреннер. Ярдли сказал об этом Кенту, и тот решил признаться в сношениях с ней, но повел двойную игру и о комнате ни словом не обмолвился. Сейчас все содержимое подвальчика находилось в распоряжении Ярдли, и я не знал, какие у них отношения и кто кого шантажирует. Очевидно, что если ее убил один из них, то другой об этом ни сном ни духом не ведает.
Я вспомнил, как Кент противился моему намерению ехать прямо в городскую квартиру погибшей. На первый взгляд в силу веской вроде бы причины: как-никак процедура была, мягко говоря, необычная. Но теперь я подумал, что он хотел пораньше утром позвонить Ярдли и предупредить его, сказав что-нибудь в таком роде: «Шеф, на территории базы убили Энн Кемпбелл. Вам, вероятно, стоит взять ордер и поскорее обыскать ее дом, собрать вещественные доказательства». Ярдли, разумеется, знал, какие доказательства надо собрать и уничтожить. Но к счастью или к несчастью, Ярдли был, как он заявляет, в Атланте, и Кент остался ни с чем.
Все сходится. В итоге я попал в заповедное местечко первым, и Кенту, позвонившему в Атланту, пришлось говорить совсем другое — объяснять, что произошло. Потом Кент и Ярдли сговорились, что потаенный уголок должен остаться тайной. Мы с Синтией тоже надеялись на это, поскольку не знали, что шеф полиции города Мидленда и начальник военной полиции Форт-Хадли были там завсегдатаями.
Кроме того, Кент долго не сообщал генералу и миссис Кемпбелл о смерти их дочери. По-человечески это понятно — кому хочется быть гонцом, приносящим дурные вести, но для такого профессионала, как он, это нехарактерно. Но если генеральскую дочь убил он, Кент, тогда ясно, почему он не мог набраться духу исполнить свой печальный долг. Кент не обратился к майору Боузу, потому что знал: тому известно о существовании комнаты, ведь майора тоже принимали там. Кенту не хотелось, чтобы Боуз собирал улики против него. И Кент не мог поехать в дом Энн Кемпбелл, потому что должен был как можно скорее попасть домой и ждать доклада подчиненных о происшествии.
Мне представилась вся картина... почти представилась. По какой-то, пока неясной, причине Кент находился на стрельбище номер шесть или около него. Мне пока неизвестно, как он узнал, что там происходит, если вообще знал. Но я представил, как после отъезда генерала высокий Билл Кент, одетый, вероятно, в свою обычную форму, проходит эти пятьдесят ярдов от шоссе до раздетой и связанной Энн Кемпбелл. Он останавливается, они смотрят друг на друга, и Кент вдруг соображает, как ему улыбнулась фортуна, что это перст судьбы — беспомощная женщина и ее готовность унести все заботы и секреты с собой в могилу. Шнур вокруг ее горла звал, манил...
Кент, может быть, знал — или не знал? — смысл разыгрываемой сцены. Он, может быть, слышал — или не слышал? — резкий разговор между отцом и дочерью. Если не слышал, то, наверное, принял увиденное за сексуальную свиданку с другим, и в нем взыграли ревность и ярость. Между ними тоже произошел тяжелый разговор, в ходе которого Энн сказала что-то не то и в неподходящий момент.
Но то, что сказала Энн, вообще не играло никакой роли. Кент и без того был сыт по горло. Он знал, что на месте происшествия побывали другие люди. Через несколько часов Кент снова приступит к исполнению своих обязанностей, и его собственное присутствие здесь будет не только объяснимо, но и желательно. По полицейской привычке он быстро соображает, что к чему, это будет идеальное преступление и необходимое. Ему надо только опуститься на одно колено и затянуть шнурок. Но хватило ли у него силы воли сделать это? Не стала ли Энн умолять о пощаде? Неужели Кент такой хладнокровный и бессердечный? Или поддался порыву злости?
Что я знал об этом человеке, с которым за последние десять лет встречался сотни раз? Единственное, о чем я мог сказать с уверенностью, — Кент больше забеспокоился о соблюдении приличий, чем о самих приличиях. Он знал, что у него репутация полицейского-чистюли, и дорожил ей. Он не отпускал скабрезных шуточек и не участвовал в непристойных разговорах о женщинах. Был крут со своими подчиненными и гнал тех, кто не отвечал его стандарту внешности и поведения. И все-таки генеральской дочери удалось его соблазнить. Над Кентом начали подсмеиваться, это раздражало его, он чувствовал, что теряет уважение. Связавшись с генеральской дочерью, до генерала не дотянешь.