Франк Тилье - Монреальский синдром
— Но почему Энебель? Что им от нее надо?
Шарко сжал челюсти так, что желваки заходили. Ни минуты, ни секунды не проходило, чтобы он не думал об этой блондиночке. Может быть, на ее долю выпали такие же мучения, какие перенес он сам в египетской пустыне. Из-за него. Пытки…
— Они хотят воспользоваться ею как разменной монетой. Она — против информации о синдроме Е, о котором я так и не имею ни малейшего понятия. Я же блефовал!
Леклерк покачал головой:
— Думаешь, Шатель такой дурак, что станет открыто нападать на тебя, что он так запросто раскроется? Не побоится, что наши ребята ждут его посланцев у тебя дома?
Шарко заглянул в глаза шефа и друга.
— Я убил человека в Египте, Мартен. В порядке законной самообороны, только этого не докажешь. Они не спускали с меня глаз, все время держали под прицелом, но сорвалось, выиграл все-таки я. Ну а Шателю дал координаты места, где оставил тело. Теперь я у него на крючке, как и он у меня. Это наше соглашение о доверии.
Мартен Леклерк, постояв несколько секунд с разинутым ртом, двинулся к бару, налил себе стакан виски и разом заглотал добрую половину.
— Твою мать…
Долгая пауза.
— Кого? Кого ты там убил?
На глазах Шарко выступили слезы. Почти три десятка лет они знакомы, но как же редко Леклерк видел его в таком состоянии… До чего же сильно сдал, ни кровинки.
— У полицейского, который вел расследование по делу об убийстве трех девушек, был брат. Он продался этим подонкам и убил собственного брата. Меня он тоже едва не прикончил. Но я убил его… случайно.
Лицо Леклерка выражало отвращение, смешанное с яростью.
— Египтяне могут выйти на тебя?
— Для этого надо сначала обнаружить тело. Если тела не найдут, не будет никаких доказательств, что я причастен к смерти Абд эль-Ааля.
Леклерк допил виски, поморщился, вытер рот ладонью. Шарко в помятом пиджаке стоял позади него — сгорбленный, не похожий на самого себя.
— Я готов за все ответить, готов заплатить за все, что сделал, но сначала — помоги мне, Мартен. Ты же мой друг. Очень тебя прошу.
Пропал парень, пропал, он сейчас как боксер в нокауте… Леклерк подошел к стоявшей на полке фотографии: они с женой у парапета океанской набережной. Взял в руки снимок, долго в него вглядывался.
— Я теряю Катю, потому что хотел быть честным до конца. Мне казалось, что дело превыше всего. Но я ошибался. Что она с тобой сотворила, эта лилльская лейтенантша, как ей удалось добиться, чтобы ты так сдал?
— Ты мне поможешь?
Леклерк вздохнул, вынул из ящика коричневый конверт, протянул его Шарко. На конверте было написано: «Начальнику Судебной полиции».
— Подержи мою отставку у себя, пусть полежит пока — заберу, когда все будет позади. И возьми свою фотографию… и все свои слова обратно. Ты не приходил сюда сегодня. Ты мне никогда ничего не говорил.
Шарко взял конверт, сжал тяжелой рукой руку друга:
— Спасибо, Мартен.
Припал к плечу Леклерка, уже не в силах сдержать слез. Леклерк похлопал его по спине:
— Надеюсь, что она хотя бы того стоит…
— Да, да, Мартен, она того стоит!
49
Незнакомец, сидевший рядом с Люси, снял наконец темные очки и положил их вместе с револьвером в бардачок.
— Я ничего плохого вам не сделаю, и простите, что пришлось вести себя… грубовато: мне было нужно, чтобы вы последовали за мной, не поднимая шума.
Люси почувствовала, как ей сразу же стало легче, тело расслабилось. Продолжая внимательно следить за дорогой, она покосилась на собеседника. Глаза у него оказались синие-синие, брови — густые, с сединой.
— Кто вы такой?
— Не отвлекайтесь, ведите машину, потом поговорим.
Мелькали таблички с названиями городов: Тербон, Маскуш, Роудон… Вокруг становилось все менее людно. Прямые дороги казались бесконечными, с обеих сторон шоссе тянулись такие же бесконечные кленовые и хвойные леса. На пути им попалась хорошо если парочка грузовиков, да и легковых автомобилей не больше. Стемнело. Время от времени вдали вспыхивали светящиеся точки, что-то поблескивало — наверное, лодки или другие мелкие суденышки проплывали по реке или озеру.
Они проехали уже сотню километров, когда незнакомец велел ей свернуть на какую-то тропу. В свете фар Люси увидела громадные черные стволы, поднимавшиеся так высоко, что у нее закружилась голова. За последние полчаса по сторонам дороги им попались лишь два или три строения, пригодные для житья, и Люси казалось: ну всё, теперь уже точно всё, дальше — пропасть.
Но внезапно из темноты возник домик в швейцарском стиле. Когда Люси, нервничая, ступила на землю, она услышала мощный гул водного потока. Свежий ветерок растрепал ей волосы. Незнакомец постоял на месте, молча вглядываясь во тьму, казавшуюся здесь еще гуще, чем на дороге, потом подошел к двери, отпер ее и сделал Люси знак войти. Она вошла. Внутри пахло жареной дичью. В глубине комнаты царила старинная чугунная дровяная печь с двумя духовками — такие служили когда-то и для отопления, и для готовки, за стеклянной стеной открывался вид на озеро, лунный свет поблескивал на поверхности воды, в углу стояли удочки, старинный же лук, пилы, какие используют дровосеки, а еще тут были деревянные формы рядом с фигурками из кленового сахара…
Канадец, тяжело дыша, положил на стол оружие, снял куртку, бейсболку, высвободив редкие полуседые волосы, и оказался куда старше и худее, чем выглядел раньше. Такой усталый, потрепанный жизнью человек.
— Только здесь мы и сможем поговорить спокойно.
Его американский акцент куда-то исчез, теперь он говорил с квебекским. И Люси сразу же поняла, что этот голос ей знаком.
— Это же вам я звонила с мобильника Влада Шпильмана, да?
— Да, мне. Меня зовут Филип Ротенберг.
И снова американский акцент. Настоящий хамелеон — в том, что касается голоса!
— А как же…
— Как я вас нашел? Очень просто. У меня есть очень высокопоставленный и очень надежный источник в Главном управлении полиции Квебека, и, как только туда поступил запрос на информацию для ваших коллег и стало известно о вашем приезде, он мне дал об этом знать. Дескать, молодая женщина из французской полиции собирается что-то искать в Монреальском архивном центре. Я тут же вспомнил о нашем телефонном разговоре, ну и… Я знал, когда вы прилетите, знал, где остановитесь. И следил за вами со вчерашнего дня. И понял, что вам можно доверять.
Ротенберг заметил, что Люси еле держится на ногах, бросился к ней, подхватил под руку и подвел к дивану.
— Дайте, пожалуйста, воды, — попросила она. — Я сегодня почти ничего не ела и не пила, а день получился тяжелый.
— Ох, простите, простите! Сейчас.
Он поспешил на кухню и через минуту вернулся оттуда с колбасой, хлебом, пивом и водой. Люси залпом выпила несколько стаканов и съела пару кусочков колбасы. Теперь она начала хоть что-то соображать. Ротенберг открыл банку пива и, держа в руке, пристально посмотрел на гостью.
— Прежде всего я должен рассказать вам, кто я такой. Я долго работал в Вашингтоне, в знаменитом Союзе защиты гражданских свобод с Джозефом Рау, очень известным адвокатом. Это имя вам о чем-нибудь говорит?
Вашингтон… Там жил режиссер Жак Лакомб. Жил и работал киномехаником…
— Рау? Нет, никогда не слышала.
— Тогда, значит, вы знаете меньше, чем мне представлялось.
— Я прилетела в Канаду, чтобы найти ответы. Попытаться… попытаться понять, почему из-за фильма полувековой давности до сих пор убивают людей.
Он глубоко вздохнул.
— Хотите знать почему? Потому что в этом фильме — всё, Люси Энебель. Потому что в нем скрыты доказательства существования секретного проекта ЦРУ, в котором несчастных людей использовали как подопытных кроликов. Этот проект-призрак, чье существование и по сей день скрыто от мира, был создан и развивался параллельно с проектом «MK-ULTRA».
Люси провела рукой по волосам, откинула их назад, пригладила. «MK-ULTRA»… Она слышала… или видела эту английскую аббревиатуру, да, видела — среди названий шпионских книг из библиотеки Влада Шпильмана.
— Я, к сожалению… я ничего в этом не смыслю…
— В таком случае мне придется о многом вам рассказать.
Филип Ротенберг подошел к печке, положил в нее дрова:
— В северных лесах даже июльские ночи прохладные…
Он добавил в топку хвороста, сунул туда смятую газету и поджег ее спичкой, потом несколько секунд наблюдал за тем, как в печи рождается пламя. Люси к этому времени уже страшно замерзла и растирала себе руки, чтобы хоть немножко согреться.
— Семьдесят седьмой год, мне только что исполнилось двадцать пять лет… Я в адвокатской конторе Джозефа Рау, в Вашингтоне. Туда входят двое, отец и сын. В руках у сына, Дэвида Лавуа, вырезка из «Нью-Йорк таймс», а отец… отец выглядит странно, как будто с головой у него не все в порядке. Дэвид Лавуа протягивает мне статью, в которой говорится о проекте «MK-ULTRA». Да, вам надо еще знать, что «Нью-Йорк таймс» первой, за два года до того, в семьдесят пятом, растревожила осиное гнездо, рассказав, что ЦРУ в пятидесятых-шестидесятых годах проводило с целью исследования границ человеческого сознания опыты над американскими гражданами, причем чаще всего — без их ведома. Началось расследование, и американскому народу официально сообщили о существовании этого сверхсекретного проекта.
