Джорджо Фалетти - Я — Господь Бог
— Мир еще слишком молод и потому ничего не может сделать для того, чтобы подобные истории никогда больше не повторялись.
У Рассела возникло ощущение, будто он вошел в тяжелых ботинках туда, где следовало двигаться на цыпочках. Но он должен был во что бы то ни стало идти дальше. По многим причинам, за каждой из которых стоял живой человек.
— А Карен?
— Она не могла поверить, что он решился на такое. Потом пришла в отчаяние. Но шериф поставил еще одно условие: Мэтт все скроет от меня и Карен.
Хозяин дома, не спрашивая, налил еще кофе в опустевшую чашку Рассела.
— После обучения в Форт-Полке, в Луизиане, Мэтт тайком вернулся домой на время отпуска, который армия давала всем, кого отправляла на войну. Он весь месяц жил в ангаре, практически не выходя оттуда, ожидая Карен. Они проводили в этой комнате все время, какое только она могла побыть с ним, и я надеюсь, что каждая минута здесь равнялась годам, хотя знаю, что обычно это не так. Через полтора месяца после его отъезда Карен пришла ко мне и сообщила, что беременна. И ему написала об этом. Мы так и не получили никакого ответа, потому что вскоре пришло сообщение о его смерти.
— И что же Карен?
— Карен оказалась сильной женщиной. Когда отец узнал, что она беременна, то всеми способами пытался уговорить ее сделать аборт. Но она твердо стояла на своем, угрожая рассказать всем, кто отец ребенка и что он, ее собственный отец, советует сделать аборт. Тогда его положение в политических кругах исключало подобное разоблачение, и этот негодяй выбрал меньшее зло, то есть скандал из-за незамужней дочери, ставшей матерью.
— Но потом Мэтт вернулся.
— Да. И ты знаешь, в каком состоянии.
Рассел понял, что перед глазами у Бена до сих пор стоит та их встреча. И он снова переживает все горе, что обрушилось на него тогда, и всю любовь, какую испытывал к этому несчастливому парню.
— Когда я увидел его и узнал, мне стало так больно, что понадобились годы, прежде чем эта боль стихла. Думаю, он невыносимо страдал. Не по силам это человеку и несправедливо.
Бен отер платком губы. Сам того не заметив, он повторил почти те же слова, что сказал Мэтту в тот вечер, когда увидел его в ангаре.
— Из-за своего вида он не захотел сообщать Карен, что жив. И меня заставил поклясться, что я тоже этого не сделаю.
— А потом?
— Спросил, может ли побыть немного у меня, потому что ему нужно кое-что сделать. Когда закончит, вернется за котом и уйдет. И пешком отправился в город. Тогда я видел его последний раз.
Бен замолчал. Рассел догадывался, что он скажет сейчас что-то важное.
— На другой день трупы Дуэйна Уэстлейка и Уилла Фэрленда извлекли из-под обгоревших развалин дома шерифа. Надеюсь, они до сих пор горят в аду.
В глазах Бена Шепарда светился грозный вызов любому, кто посмел бы не согласиться с ним.
Теперь Рассел уже не в силах был рассуждать. Он хотел только одного — знать.
Старый строитель откинулся на спинку кресла. Он расслабился и позволил себе удовольствие поговорить о том, в чем нисколько не сомневался:
— Лет десять спустя скончался и судья Свенсон, воссоединился со своими достойными сообщниками.
— А что стало с ребенком?
— Время от времени, пока он был маленьким, Карен приводила его ко мне. Потом мы потеряли друг друга из виду, не знаю, кто тут виноват — она ли, а может, я.
Рассел понял, что, как человек порядочный, он взял на себя часть вины, хотя на самом деле ни при чем.
— А потом что?
— Потом у меня возникли финансовые проблемы. Чтобы разрешить их, я поручил управление предприятием директору, а сам три года работал на нефтяной платформе как специалист по взрывчатке. Когда же вернулся, узнал, что Карен все продала и уехала. И больше я никогда не видел ее.
Рассел бесконечно огорчился:
— Не знаешь, куда уехала?
— Нет. Знал бы — сказал.
Старик опять помолчал, пытаясь успокоиться.
— Я понял, как важно найти человека, которого ты ищешь.
Рассел посмотрел в окно. Подумал, что в любом случае какой-то след все же есть. Полиции разыскать Карен Свенсон не представляет никакого труда, а значит, нетрудно будет взять и ее сына.
Единственное, чего нет, — времени. Если он правильно понял, следующий взрыв должен произойти этой ночью. И снова повторятся те ужасы, которые показывало телевидение и о которых писали газеты после первых двух взрывов. Он посмотрел на Бена — тот понял его огорчение и не мешал обдумывать ситуацию, но потом все же заговорил:
— Рассел, есть одна вещь, о которой я мог бы рассказать тебе, но это настолько слабый след, что, возможно, его даже не следует принимать во внимание.
— В таком случае, как этот, все необходимо принимать во внимание.
Старик взглянул на свои руки в темных возрастных пятнах. На ладони вырисовывались линии его жизни, и каждая имела свое значение.
— Мой двоюродный брат много лет руководил «Театром Чудес» в Чилликоте. Незатейливый такой театр, там шли местные спектакли, концерты небольших ансамблей и певцов, мало кому известных. Иногда приезжали гастрольные труппы, которые вносили некоторую новизну и создавали иллюзию культурной жизни.
Рассел помолчал в ожидании. Он начал догадываться, в чем дело, и надеялся, что не ошибся.
— Однажды, много лет спустя после отъезда Карен с сыном, приехал к нам спектакль варьете. Фокусники, комики, акробаты и всякое такое. Мой кузен готов поклясться, что среди них был и Мануэль Свенсон. Повторяю, прошло много лет, возможно, это был чей-то артистический псевдоним, но впечатление у кузена создалось именно такое. Он даже готов был поспорить на немалую сумму. И сказал, что спросил у Мануэля, не виделись ли они когда-нибудь прежде. И услышал в ответ, что не виделись и что он вообще впервые в жизни в Чилликоте.
Рассел поднялся, стараясь скрыть волнение:
— Это уже кое-что, но искать придется долго. Боюсь, у нас нет для этого времени.
— А фотография этого человека не помогла бы?
Рассел обрадовался:
— Конечно, было бы отлично!
— Подожди.
Бен Шепард взял беспроводной телефон и, набрав номер, дождался ответа.
— Привет, Гомер. Это я, Бен.
Его собеседник, очевидно, выразил беспокойство.
— Нет, не волнуйся. Приду сегодня в боулинг. Звоню по другому делу.
Когда человек на другом конце связи успокоился, он продолжил:
— Гомер, помнишь ту историю с молодым Свенсоном, который приезжал с труппой на гастроли?
Рассел с нетерпением ждал ответа.
— Не сохранилось ли в твоем архиве что-нибудь о нем?
Ответ, видимо, прозвучал короткий, потому что Бен сразу же заявил:
— Отлично. Пришлю к тебе одного человека. Его зовут Рассел Уэйд. Сделай все, что попросит. Если не доверяешь ему, доверься мне.
Тут, видимо, последовали какие-то возражения и просьба объяснить, в чем дело, но Бен Шепард прервал разговор.
— Сделай что говорю, и все. Пока, Гомер.
Он положил трубку и повернулся к Расселу.
— Мой двоюродный брат все эти годы хранит копии афиш артистов, которые выступали в нашем театре. Со-брал что-то вроде коллекции. Наверное, думает книгу написать когда-нибудь. У него есть фотография того человека.
Он взял блокнот и ручку, лежавшие возле телефона, и написав имя и адрес Гомера, протянул записку Расселу:
— Вот его адрес. Это все, что в моих силах.
Рассел сделал то, что подсказало сердце. Взяв листок, крепко обнял Бена Шепарда. Искренность и волнение Рассела помогли Бену оправиться от удивления. Рассел понадеялся, что, когда он останется один, пройдет и сожаление.
— Бен, мне нужно идти. Ты не представляешь, как я тебе благодарен.
— Знаю даже больше. Знаю, что ты прекрасный человек. Ни пуха ни пера тебе в твоем поиске и во всех прочих делах.
Глаза у Бена Шепарда опять увлажнились. Они обменялись крепким рукопожатием, и оно сразу же превратилось в воспоминание, которое не забудется долгие годы.
Рассел направился к машине. Настраивая навигатор на адрес, указанный Беном, подумал, что не сможет самостоятельно использовать новую информацию. Для поиска этого человека необходимы возможности, какими располагает только полиция. Значит, следует, получив у Гомера материал, как можно скорее вернуться в Нью-Йорк.
Направляясь в Чилликот, он не мог понять, отчего пришел в такое возбуждение — из-за сведений, которые раздобыл, или при мысли, что скоро вновь увидит Вивьен.
Глава 34
Из окна клиники Вивьен смотрела, как, постепенно поднимаясь, восходит солнце и начинается новый день. Но не для Греты. Не будет больше для нее рассветов и закатов до того воскрешения, в которое всегда верилось с трудом.
Она прислонилась лбом к стеклу и ощутила его гладкую холодную поверхность. Закрыла глаза, мечтая проснуться в каком-то совсем другом времени и в другом месте, где ничего не произошло и они с сестрой — дети и счастливы, как умеют быть счастливы только дети.
