Роберт Уилсон - Смерть в Лиссабоне
— Он интересовался, как мы с тобой ладим.
Карлуш напрягся.
— Наверное, ему стало известно о драке.
— Судя по всему, она у тебя не первая.
— Я подрался с Фернандешем из полиции нравов.
— Я не знаю Фернандеша, — сказал я. — А в чем было дело?
— Свинья он, этот Фернандеш, — сказал Карлуш, глядя в ветровое стекло. — Якшался с сутенерами и проститутками. И меня хотел втянуть в эту компанию. Я отказался. Тогда он спросил, уж не мальчиков ли я предпочитаю. И я ему врезал.
— Надо было постараться сдержаться.
— А я не только не сдержался, но так двинул его в живот, что он минут пятнадцать на ноги подняться не мог. На следующий же день меня от него и перевели.
— Я рад, что у нас дело не зашло так далеко.
— Не должен я был поднимать на вас руку. Вы имели полное право рассердиться на меня. Когда я рассказал отцу о том, что сказал вам, он сам чуть не прибил меня.
— Судя по всему, он человек правильный.
— Он стойкий и гордый алентежанец, все еще любящий отведать на Рождество поросячьи ушки и хвостик.
— Вареные?
— Нет, жаренные на вертеле.
— Да уж, правильный человек.
К гаражам мы подъехали в обеденное время. Они были заперты, открыта была только мастерская. Через маленькую дверцу мы проникли внутрь, где стояла страшная вонь. Свет не горел. Мы достали фонарики, протиснувшись мимо стоявшей стремянки. Карлуш нырнул за какую-то черную занавеску. Я поднялся на стремянку. Карлуш боролся с тошнотой, потому что запах был нестерпимым. Я влез на настил под самой крышей. Электрического щитка я по-прежнему не мог обнаружить, зато увидел вокруг дорогое компьютерное оборудование, видеокамеру и телевизор. Вдоль стены разместились пластиковые головы с надетыми на них париками; глаза голов были выжжены вдавленными окурками.
— Pогrа![32] — сказал Карлуш.
— Ты про что?
— Про вонь. Я понял, откуда она. Тут внизу дохлые цыплята.
— Цыплята?
— Ну да, именно… и еще змея.
— Терпеть не могу змей. Она хотя бы в клетке?
— Думаете, я так спокойно сообщил бы вам о ней, будь она на свободе?
Я спустился к нему и очутился как бы на сцене. В глубине этой сцены находилось семь пар стилетов, три прорезиненных плаща, кровать, сундук, мопед, пустая канистра и набор рабочих инструментов.
— Видите, чего из инструментов не хватает? — спросил Карлуш.
Судя по всему, отсутствовал тяжелый молоток.
— Давай-ка все-таки поищем, где включается свет.
— Там, над мопедом, есть щиток.
— Включи, и полюбуемся, чего он тут наворотил.
Карлуш вспрыгнул на сундук, открыл дверцу щитка, потянул рубильник. Раздался громкий треск, и наверху зажглись четыре мощных прожектора.
— Черт! — вскрикнул Карлуш. — Это же… Бежим! Быстро!
Прожекторы в студии внезапно погасли, погрузив все во мрак; вокруг щитка вспыхнули желтые языки пламени. Карлуш с грохотом перелетел через мопед, я наткнулся на перегородку, больно ударившись о нее плечом, и стянул вниз занавеску. Карлуш уже был за моей спиной, когда я услыхал хлопок — это вспыхнула канистра с бензином. Мы вывалились наружу, сопровождаемые пламенем и дымом. Я влез в машину и быстро отогнал ее от гаражей. Карлуш вызвал пожарных. Прислонившись к капоту машины, стоявшей теперь у противоположного ряда гаражей, я глядел, как полыхает «секция 7 Д». Карлуш еще не пришел в себя — он метался возле машины, взмокший и злой как черт.
— Он установил растяжку!
— Ты уверен?
— Нет, не уверен. У меня не было времени разобраться в этой чертовой проводке!
— Calma pã, calma…[33]
— Но вы же видели, что произошло!
— Надеюсь, ты мне объяснишь.
— Я врубил свет, и тут все зашипело, посыпались искры… Там, должно быть, был бензин, запах был бензиновый.
— От чего? От мопеда или от растяжки?
— Вот поедем и спросим его, тогда и узнаем!
В три часа мы уже сидели в комнате для допросов с Валентином, наигрывавшим на гитаре. Глаза парня были закрыты: он имитировал экстаз. Я вставил новую кассету в магнитофон и попросил Валентина назвать свое полное имя, фамилию и адрес. Он сообщил все это, не прерывая своих музыкальных упражнений.
— Ты любишь фильмы? — спросил я.
— Кино?
— Или ты предпочитаешь видео?
— Я люблю кино.
— Но в твоей студии никакой киноаппаратуры я не обнаружил, только видео. Снимать видео, конечно, дешевле. Но тут есть одна загвоздка: надо хорошо освещать площадку, иначе пропадает весь эффект. Кино в этом плане — штука более совершенная.
— Но это дорого.
— Есть и другие сложности, не так ли?
Валентин перестал перебирать струны и принялся барабанить пальцами по столу.
— Какие сложности?
— Монтаж, печать. Печать должна быть качественной. Потом перевод фильма на видеопленку и изготовление копий.
— Ну, как я и сказал, это дорого, — кивнул он.
— И к тому же невозможно соблюдать конфиденциальность.
— Верно.
— Однако и для видео требуются большие затраты. На сколько это потянет? Миллионов на тридцать?
— Вы не очень-то разбираетесь в компьютерном оборудовании, инспектор, правда?
— Ну так просвети меня.
— Печатное устройство обошлось мне в миллион эскудо, — сказал он. — Недорого, верно?
— Немало пришлось бы попотеть в «Макдоналдсе», чтобы скопить такую сумму.
— Если больше взять денег неоткуда.
— А откуда взял их ты?
— Как и все нормальные люди — в банке.
— И они с готовностью предоставили кредит студенту?
— Я ведь не полицейский, инспектор Коэлью, и не присягал говорить правду о том, кто я и что я. Банки заинтересованы в кредитах и охотно их предоставляют. А с тех пор как мы вошли в зону евро, проценты снизклись. Свой долг я выплачу. А остальное их не касается.
— Сколько фильмов ты снял с Катариной?
Молчание.
— Не заставляй нас просматривать всю твою коллекцию.
— Вам она не понравится.
— Откуда ты знаешь?
— Мне кажется, в вас нет артистической жилки.
— Сколько фильмов с ней снял?
— Три. Немых. И это не порнография. Простите, аженте Пинту, если разочаровываю вас.
— Так по-твоему, это искусство — фильмы с цыплятами, змеей, прорезиненными плащами?
— Ознакомьтесь. Мне будет интересно узнать ваше мнение.
— А в тех трех фильмах что было?
— Ее лицо… Просто ее лицо, обращенное к камере.
— Звучит интригующе.
— У нее был очень необычный взгляд.
— Чем же?
— Тем, что она смотрела вот так, — сказал Валентин и поглядел на меня в упор.
— О чем же говорил тебе этот взгляд?
— По-моему, мы от допроса перешли к сеансу психотерапии.
Карлуш вспыхнул.
— Да я тебя упрячу за убийство, щенок вонючий! — рявкнул он.
— Для этого вам придется немало потрудиться, аженте Пинту, потому что я ее не убивал!
— Где молоток?
— Молоток?
— Из набора рабочих инструментов. Его нет на месте.
— Ну, где-нибудь там, в гараже. Поищите получше.
Валентин молча барабанил по столу.
— Где ты был в пятницу вечером? — спросил Карлуш.
— Я уже говорил.
— Скажи еще раз.
— Я пошел в Национальную библиотеку. Просидел там до самого закрытия в семь тридцать. Пойдите и проверьте это у дежурной библиотекарши. Мы еще поругались с ней, потому что она не разрешала мне пользоваться компьютером после семи.
— Тебе знаком кто-нибудь, у кого есть черный «мерседес» серии С?
Валентин хмуро усмехнулся:
— На такие знакомства моего банковского кредита не хватит.
— Каким образом выплачиваешь ссуду?
— Работаю. Продаю мои видео. Зарабатываю, одним словом.
— Порнографией?
— Вот говорил же я, что в вас совсем нет артистической жилки. Возможно, это из-за вашей работы. Скучная она, должно быть.
Я заметил, что Карлуш уже сжимает кулаки.
— На вашем месте я бы выключил магнитофон, инспектор Коэлью. Аженте Пинту, судя по всему, готовится применить более традиционные методы допроса.
Допрос я завершил через нескольких минут, и мы с Карлушем направились на Дуке-де-Авила.
— Без него тут не обошлось, — сказал Карлуш, все еще не остывший после допроса. — Наверняка не обошлось! Я это чувствую! Надо было спросить его, подключил ли он растяжку к щитку, и посмотреть, как вытянется у него физиономия.
— По-моему, он и без этого достаточно поиздевался над нами. А все, что нас интересует в этой истории с гаражом, мы узнаем от пожарных.
К четырем двадцати пяти мы уже опрашивали людей, толкавшихся в очередях на автобусы по обе стороны Дуке-де-Авила, показывая им фотографию Катарины. Такой метод — лучший способ предотвращать преступления, — показать потенциальному преступнику, что всегда найдется кто-то, кто тебя видит. Четверо, как оказалось, видели Катарину садящейся в черный «мерседес». Один из них описывал эту сцену с таким смаком и подробностями, словно это был эпизод особо полюбившегося ему кинофильма. Машина, стоявшая перед «мерседесом», был «фиат-пунто» стального цвета. Черный «мерседес» был серии С 200 с буквами NT на регистрационном номере. Задняя машина, которую задел Джейми Галлахер, была белым «Рено-12» с ржавым задним крылом.
