Майкл Коннелли - «Линкольн» для адвоката
– Иногда. Хотя это всего лишь игра, не более. Никто не получает никаких травм. Это просто такая роль.
– Вы хотите сказать, что до той ночи, 6 марта, клиенты никогда не наносили вам побоев?
– Да. А этот человек нанес мне побои и пытался убить…
– Пожалуйста, просто отвечайте на мои вопросы, мисс Кампо. Спасибо. Теперь давайте вернемся к событиям в «Моргане». Отвечайте только «да» или «нет». В тот момент, когда вы дали мистеру Руле салфетку со своим адресом и ценой, вы были уверены, что он для вас не опасен и имеет при себе значительные денежные средства, чтобы заплатить вам четыреста долларов, которые вы запрашиваете за свои услуги?
– Да.
– Так почему же у мистера Руле не оказалось при себе никакой наличности, когда полиция обыскала его?
– Не знаю. Я ее не брала.
– Вы знаете, кто это сделал?
– Нет.
Я медлил, будто в нерешительности, по-прежнему предпочитая выделять переходы от одной темы к другой с помощью периодов молчания.
– Итак… э-э… вы ведь продолжаете работать проституткой? – спросил я.
Кампо, поколебавшись, ответила утвердительно.
– И вас устраивает работа?
– Ваша честь, какое это имеет отношение к… – поднялся с места Минтон.
– Возражение принимается, – произнесла судья.
– О'кей, – сказал я. – В таком случае разве не правда, мисс Кампо, что вы несколько раз говорили клиентам, будто лелеете надежды оставить свое занятие?
– Да, это правда, – заявила она.
– Разве не правда также, что вы рассматривали возможные финансовые аспекты данного судебного дела в качестве способа покончить с этим бизнесом?
– Нет, не правда! Этот человек напал на меня. Он собирался убить меня! Вот в чем все дело!
Я подчеркнул что-то в своем блокноте, создав тем самым еще одну паузу.
– Чарлз Тэлбот являлся вашим постоянным клиентом?
– Нет, в тот вечер в «Моргане» я встретилась с ним впервые.
– Он выдержал проверку на безопасность?
– Да.
– Был ли Чарлз Тэлбот тем человеком, который ударил вас кулаком в лицо 6 марта?
– Нет, не был.
– Вы предложили поделить с мистером Тэлботом барыши, которые получите в результате выигрыша иска против мистера Руле?
– Нет, не обещала. Это ложь!
Я поднял взгляд на судью.
– Ваша честь, могу я попросить моего клиента сейчас подняться с места?
– Сделайте одолжение, мистер Холлер.
Я махнул Руле, чтобы тот встал из-за стола защиты, и он подчинился. Я снова посмотрел на Реджину Кампо:
– Итак, мисс Кампо, вы уверены, что это тот самый человек, который ударил вас вечером 6 марта?
– Да, он.
– Сколько вы весите, мисс Кампо?
Она отшатнулась от микрофона, огорошенная вопросом, столь беспардонным и являющимся грубым вторжением в ее частную жизнь – даже после стольких вопросов о ее сексуальной жизни. Я заметил, что Руле начал опускаться обратно на стул, и сделал ему знак стоять.
– Я точно не знаю, – пробормотала Кампо.
– В вашем рекламном объявлении на сайте вы оцениваете свой вес в сто пять фунтов. Правильно?
– Видимо, да.
– Значит, если присяжные решат поверить вашей интерпретации событий 6 марта, тогда им ничего не останется, как поверить, что вы сумели побороть мистера Руле и вырваться у него из рук.
Я указал на Руле, который был не менее шести футов ростом и превосходил ее по весу по крайней мере фунтов на семьдесят пять.
– Да, именно так все и было.
– И это произошло, когда он якобы приставлял нож к вашему горлу.
– Я хотела жить! Человек способен на поразительные вещи, когда его жизнь в опасности!
Она исчерпала последние аргументы и принялась плакать, словно мой вопрос заново пробудил в ней весь ужас пережитого.
– Можете садиться, мистер Руле. Ваша честь, на данный момент у меня больше нет вопросов к мисс Кампо.
Я занял свое место рядом с Руле. Я чувствовал, что перекрестный допрос прошел хорошо. Моя бритва произвела множество ран. Версия обвинения истекала кровью. Руле наклонился ко мне и шепнул лишь одно слово:
– Блестяще!
Минтон возобновил прямой допрос, но теперь прокурор выглядел не более чем мошкой, суетящейся над открытой раной. Нельзя переиграть ответы, которые дала его ключевая свидетельница, как невозможно изменить образы и впечатления, которые я поселил в головах присяжных.
Через десять минут Минтон закончил, и я отмахнулся от повторного перекрестного допроса, ощущая, что прокурор мало чего достиг в ходе своей второй попытки и я вполне могу оставить все как есть. Судья спросила обвинителя, имеет ли он еще каких-нибудь свидетелей, и Минтон ответил, что хотел бы подумать над этим в обеденный перерыв, прежде чем решить, завершить ли ему представление обвинительной версии от имени штата.
В обычной ситуации я бы заявил протест, желая знать, следует ли мне сразу после обеда поставить на свидетельское место своего свидетеля. Но я оставил все как есть. Я чувствовал, что Минтон испытывает давление со стороны начальства и пребывает в нерешительности. Я хотел подтолкнуть его к решению и подумал, что, если спокойно отпустить его на обед, это поможет делу.
Судья отпустила присяжных на перерыв, дав им час вместо обычных полутора. Она намеревалась не дать процессу застопориться. Сказала, что заседание откладывается до половины второго, а затем немедленно покинула свою скамью. Как я догадывался, ее гнала потребность срочно выкурить сигарету.
Я спросил Руле, сумеет ли его мать присоединиться к нам на ленч, чтобы мы могли обсудить ее будущие показания, время которых подоспеет во второй половине дня, если не сразу же после перерыва. Он сказал, что это устроит, и предложил нам встретиться во французском ресторане на бульваре Вентура. Я напомнил ему, что времени у нас в обрез и его матери лучше встретиться с нами в «Четырех зеленых полянках». Мне не нравилась мысль вести их в мое святилище, но я знал, что мы сможем там быстро поесть и вернуться в суд. Тамошняя пища наверняка могла тягаться с французским бистро на бульваре Вентура, но меня это не волновало.
Встав и отвернувшись от стола защиты, я увидел, что зрительские ряды пусты – все спешно устремились на обед, и только Минтон ожидал меня возле ограждения.
– Могу я переговорить с вами минутку? – спросил он.
– Разумеется.
Мы подождали, пока Руле пройдет через калитку в барьере и покинет помещение суда, и лишь тогда начали разговор. Я знал, что меня ожидает. Обычное дело для прокурора – при первых признаках затруднений закидывать удочку на предмет заключения судебной сделки на сниженных условиях. А Минтон понимал, что у него затруднения. Ключевая свидетельница по основному событию оказалась в лучшем случае легкой добычей для провокационных вопросов.
– В чем дело? – спросил я.
– Я раздумывал над вашими словами о тысяче бритв.
– Ну и?..
– Хотел бы сделать вам предложение.
– Вы в этом деле человек новый. Разве не нужно, чтобы кто-нибудь вышестоящий дал вам «добро» на предложение судебной сделки?
– Я и сам наделен кое-какими полномочиями.
– Тогда скажите, что вы уполномочены предложить мне.
– Я снижу уровень обвинений до нападения при отягчающих обстоятельствах и нанесения тяжких телесных повреждений.
– И?..
– Сброшу запрашиваемый срок до четырех лет.
Это предложение было существенной уступкой. Но Руле, если он его примет, все равно на четыре года окажется за решеткой. Принципиальная разница состояла в том, что предложение выводило данное уголовное дело из статуса преступлений на сексуальной почве. Руле по выходе из тюрьмы не пришлось бы отмечаться у местных властей в качестве лица, совершившего сексуальное преступление.
Я взглянул на своего собеседника так, словно он только что оскорбил память моей матери.
– Полагаю, это смело, Тед, – учитывая, как ваша козырная свидетельница проявила себя на свидетельской трибуне. Вы видели присяжного, который повсюду таскает с собой Библию? Пока она давала показания, у него был такой вид, будто его вот-вот стошнит на священную книгу.
Минтон промолчал. Я мог бы поручиться, что он даже вообще не заметил присяжного с Библией.
– Не знаю, – с сомнением произнес я. – Мой долг – передать ваше предложение своему клиенту, и я это сделаю. Но я также намерен сказать ему, что он будет дураком, если примет его.
– Тогда чего вы хотите?
– У такого дела, как это, может быть лишь один вердикт, Тед. Я собираюсь сказать своему подзащитному, что ему следует дождаться разрешения дела в его пользу. Полагаю, с этого момента процесс пойдет гладко. Идите обедать.
Я оставил его там, где он стоял, у калитки, и, шагая по проходу между рядами, почти ожидал, что он выкрикнет мне вслед новое предложение. Но Минтон удержался.
