Питер Джеймс - Прыжок над пропастью
Росс встревоженно огляделся, пытаясь вычислить Кейвена. Но Кейвен исчез, словно испарился. Наверняка стоит где-то рядом и радуется, с досадой подумал он, оглядывая искореженный капот «астона».
Надо как-то разбираться с аварией, но у него нет времени. Росс состоял в клубе экстренной помощи на дорогах; номер телефона записан на карточке, которая лежит в его бумажнике. Надо поймать такси, а по пути позвонить в клуб. Пусть приедут, заберут машину и починят ее.
– Извините, – проговорил он, стараясь выбраться из толпы. Чья-то рука удержала его. Обернувшись, Росс увидел шофера автобуса.
– Далеко собрался?
– У меня очень больна жена, – объяснил Росс.
– Никуда не пойдешь до приезда полиции.
– Пошел ты! – Росс стряхнул руку водителя. – Я врач, и у меня срочный вызов.
Водитель – крупный мужик с пивным животиком и моржовыми усами – схватил его крепче.
– Пусти, мать твою!
– Ты останешься здесь.
Росс услышал вой сирены. Он сжал кулак, собираясь ударить водителя, но потом оглядел зевак и решил сдержаться. Представил себе огромные заголовки в газетах: «ПЛАСТИЧЕСКИЙ ХИРУРГ В ПРИСТУПЕ ЯРОСТИ ИЗБИВАЕТ ВОДИТЕЛЯ АВТОБУСА».
– Пусти меня, я никуда не уйду.
Набычившись, водитель отпустил его плечо. Росс оглянулся на свою машину. Проклятый телефон звонил и звонил.
К тому времени, как он нырнул в салон, чтобы ответить, звонки прекратились. Он вылез, чувствуя себя еще большим идиотом. Разозлившись, он вытащил телефон. Не желая ни с кем встречаться глазами, он нажал кнопку прослушивания сообщений.
Новое сообщение было всего одно – из отдела работы с клиентами телефонной компании «Водафон». Представитель компании интересовался, доволен ли он работой компании.
87
Для представителей Викторианской эпохи размер имел значение. Мужчина демонстрировал толщину своего кошелька посредством объема талии и величины своего дома.
Поздние викторианцы увлекались готикой. Чем больше башенок, фонарей, зубчатых бойниц и горгулий могли они вылепить, вырезать или вытесать на своих уродливых загородных особняках или еще более уродливых лондонских домах, тем лучше. Металлические перила балконов филигранной ковки, колонны и пилястры, позаимствованные в Древней Греции, веерообразные окошки, оформленные «под паутину» в стиле братьев Адам.
Клиника «Роща» первоначально была именно такой загородной резиденцией – скорее утверждением могущества, чем домом; сооружение красного кирпича, построенное на тогдашней окраине Лондона каким-нибудь новоявленным бароном Викторианской эпохи, бывшим бандитом с большой дороги, разбогатевшим на торговле оружием и боеприпасами и купившим себе титул – впоследствии хозяин наверняка стал мэром своего городка. Клиника располагалась на улице, застроенной жилыми домами и конторами, зажатой между шумной Веллингтон-роуд и относительно тихой Мейда-Вейл. «Роща» являла собой образец той лондонской архитектуры, которая никогда особенно не нравилась Оливеру Кэботу. Ему были больше по душе легкость и элегантность георгианского стиля, построек времен королевы Анны и эпохи Регентства, а не викторианские мрачность и скученность.
Он посмотрел в зеркало заднего вида, желая убедиться, что за ним нет хвоста. Вероятность покушения до сих пор сохраняется. Затем он припарковался на единственной желтой линии сразу у входа. Часы в машине показывали 18.10 – он приехал за двадцать минут до того, как к пациентам начинали пускать посетителей. Обдумывая, что делать, он вылез из машины, затем забрал с заднего сиденья куртку и надел ее. Несмотря на то, что в джипе работал кондиционер, рубашка взмокла от пота. Вдруг он заметил наверху чью-то тень и, подняв голову, увидел над головой ссорящихся подростков-скворцов. Стайка птиц взорвалась фейерверком и рассыпалась в ста различных направлениях, затем чудесным образом снова соединилась вместе и, приземляясь на крыши, полетела на север, в сторону Риджентс-парка.
Вечер был теплый; душистый лондонский воздух был полон тишиной и сладостью. Оливер отер носовым платком пот со лба, поправил галстук, прикрепил сотовый телефон к поясу и запер машину. Затем, неодобрительно поморщившись при виде здания, поднялся по ступенькам к застекленной парадной двери под козырьком, повернул медную ручку и толкнул. Дверь оказалась запертой. Слева находился спикерфон, над которым ясно виднелась видеокамера наружного наблюдения. Оливер нажал на кнопку.
Скрипучий голос:
– Да, кто там?
– Доктор Кэбот. Моя секретарша предупредила вас о моем приезде.
Несколько секунд молчания, затем щелкнул замок. Он толкнул дверь; на сей раз она подалась. Внутри все было каким-то тусклым и невыразительным. Он вошел в узкий, непримечательный холл, в котором выделялась высокая, красного дерева стойка администратора. За стойкой маячила пожилая раздраженная женщина с аккуратной прической.
Освещение было тусклое, обстановка застывшая и традиционная: голые стены кремового цвета, увешанные одними лишь дипломами, лицензиями и сертификатами, список процедур первой помощи и стрелки с указанием пожарного выхода. На полу фиолетовое ковровое покрытие. Резкий запах краски, как будто здесь недавно делали ремонт. Слева открытая дверь; за ней Оливер разглядел комнату ожидания. В центре большого деревянного стола свалены журналы. Вокруг стола – разнокалиберные стулья. На одном из них сидел тщедушный с виду человек восточной внешности в костюме; он сжимал в руках костыль. За ним на диване пристроились две женщины в восточных одеждах и паранджах. Все смотрели перед собой и хранили похоронное молчание.
– Доктор Кэбот? – спросила администраторша, словно перепроверяя.
– Да. Я приехал, чтобы повидать свою пациентку, миссис Веру Рансом.
Администраторша передала ему книгу посещений, попросила вписать свое имя, затем потянулась к телефону – довольно живо, что шло вразрез с ее напускным равнодушием. Когда ей ответили, она сказала:
– Шила, у меня в приемной доктор Кэбот.
Оливер просмотрел список посетителей. Первым за сегодняшний день значился Росс Рансом. Пришел в 7.15, ушел в 7.35. Ниже Оливер снова увидел его имя. Пришел в 12.32, ушел в 13.05. Он вписал свою фамилию нарочно неразборчиво и проставил время прихода: 18.15. Затем взглянул на поэтажный план больницы, висевший над стойкой. Судя по плану, здание больше, чем кажется снаружи, и имеет пристройку.
Повесив трубку, администраторша сказала:
– Поднимитесь на лифте на четвертый этаж, от дверей поверните направо, пройдите по коридору мимо пожарного выхода. Прямо перед вами будет неврология, а слева – вывеска «Парковое отделение». Идите по стрелкам, и выйдете прямо к сестринскому посту.
Лифт оказался достаточно широким и вместительным, чтобы туда вошли носилки, но ехал очень медленно. Оливер вышел в коридор без окон и стал ориентироваться по указателям. Пройдя в дверь пожарного выхода и подойдя к сестринскому посту, он услышал, как где-то в отдалении кричит мужчина: серия бешеных, сумасшедших завываний. Хорошенькая рыжеволосая сестричка в синей форменной блузке в клетку разговаривала с мужчиной с серьезным лицом в белом врачебном халате, который изучал чью-то историю болезни. Когда Оливер приблизился, завывания стали громче. Сестра подняла на Оливера глаза и, слегка улыбнувшись, пожала плечами, как будто говоря: «С этим мы ничего не можем поделать». На лацкане ее платья он увидел беджик, на котором значилось, что перед ним медицинская сестра Шила Даррент.
– Добрый вечер, я доктор Кэбот, – поздоровался Оливер.
Мужчина в белом халате продолжал изучать историю болезни, не удостоив Оливера взглядом.
– Да, – кивнула сестра. – Здравствуйте. Мы тут немного запутались. Согласно анкетам, лечащим врачом миссис Рансом является доктор Риттерман.
– Насколько мне известно, доктор Риттерман в прошлом действительно был семейным врачом Рансомов, но недавно миссис Рансом перешла ко мне.
Сестра показала ему факсимильное сообщение:
– Его прислала ваша секретарша. Дело в том, что у нас инструкция: к ней нельзя пускать никого, кроме наших врачей-консультантов, психиатров – и, разумеется, ее мужа. Мы уже некоторое время пытаемся связаться с мистером Рансомом, но пока что нам не удалось найти его.
Мужчина положил на стойку историю болезни и сказал:
– Вернусь где-то через час. Если мистер Оберг не успокоится минут через пятнадцать, сделайте ему еще одно внутривенное вливание – пятнадцать миллиграммов. – Удостоив Оливера лишь косым взглядом, он удалился.
– Есть ли у вас ордер о помещении на принудительное лечение? – спросил Оливер.
– Да.
– Позвольте взглянуть?
Сестра извлекла из-под стойки папку и протянула ему ворох документов, скрепленных вместе. Оливер внимательно перечел их. Вера помещена в больницу на срок двадцать восемь дней. В качестве ближайшего родственника анкету заполнял Росс Рансом. Кроме того, дополнительные заявления, подписанные матерью Веры, миссис Маргарет Филлипс, доктором Джулсом Риттерманом в качестве лечащего врача Веры и психиатром, доктором Дэвидом Де Виттом.
