Марек Краевский - Призраки Бреслау
– Наверное, перед спуском судна старик спускает еще кое-что. В супругу, – потешался Клаус, открывая гниловатыми зубами бутылку пива. На этикетке виднелась печать местной харчевни Ничке. При виде пенистого напитка Моку захотелось пить и писать одновременно. – Или в какую-нибудь девушку. Это старинный обычай. Покупатель даже может потребовать его обязательного выполнения. Похожий обычай есть при продаже экипажа. Перед сделкой продавец обязан загрузить его тем, что будет возить покупатель. На счастье…
– Ты прав. – У Олленборга зубов и вовсе не было. – Спустить надо обязательно. Это как бордель благословить. Судно-то как раз и будет плавучим борделем…
– Ты что порешь, старик? – с сильным австрийским акцентом спросил у Олленборга какой-то матрос. – На судне будет публичный дом? И я, Хорст Шерелик, моряк с прославленного корабля «Бреслау», буду служить в борделе? А ну-ка повтори.
– Что ты, что ты, он просто оговорился. Вместо «брандер»[7] сказал «бордель». Он хотел сказать, что судно будет счастливо плавать, а не лежать на дне, как брандер, – успокаивал Клаус моряка. – А ты, Олленборг, – эти слова Клаус прошептал приятелю на ухо, – лучше помалкивай. А то как раз получишь перо под ребро.
Мок перевел взгляд на громадную бутылку шампанского в руках у маленького мальчика в матросском костюмчике. Интересно, а шампанское теплое? У Мока засосало под ложечкой и запершило в горле. Повернувшись, он поманил пальцем Смолора и Олленборга.
– У меня к вам просьба, Смолор, – зашептал Мок. – Найдите директора порта и отведите к нашему экипажу. Незаметно. Там я его допрошу. А с вами, Олленборг, я прямо здесь поговорю.
Смолор, продираясь сквозь толпу, отправился на поиски. Мок отошел в сторону, присел на старый ящик из-под лимонов, достал из кармана портсигар и предложил сигарету Олленборгу. Тот поблагодарил и примостился рядом на корточках. Над набережной поплыли звуки марша «На всех парусах». Вскоре показался и сам оркестр. При виде музыкантов матросы закричали «Ура!» и стали бросать в воздух фуражки. Священник поднялся с места, деловые люди завертелись в поисках распорядителя, а глаза у дам так и забегали: кто первый осмелится приняться за трапезу без приглашения?
– Послушайте-ка, матрос, – сказал Мок. – Как только появится директор Вошедт, покажите его мне.
– Слушаюсь, герр полицмейстер, – ответил Олленборг.
– Еще вот что. – Мок знал, что вопрос следует сформулировать умело. Но думать не хотелось. Только пить. – Может, вы слышали что-нибудь о четырех молодых мужчинах двадцати – двадцати пяти лет? Красивые бородатые матросы. Может, они пытались здесь наняться на работу? Может, вертелись в порту? На них было кожаное исподнее. Вот их посмертные фотографии.
– Я никому в штаны не заглядываю, герр полицмейстер, – обиженно произнес Олленборг, внимательно изучая снимки. – Ведать не ведаю, какие на ком кальсоны. Так, вы думаете, это были матросы?
– Кто здесь задает вопросы? – Мок повысил голос, чем вызвал интерес у проходящей мимо блондинки в голубом платье.
– Не видел, не слышал, – улыбнулся Олленборг. – Если позволите, герр полицмейстер, я дам вам совет. Barba non facit philosophum.[8] Что вы на меня так смотрите? Удивляетесь, что я знаю латынь? Когда-то я плавал в Африку и во время рейсов зачитывался «Крылатыми выражениями» Бахмана. Почти всю книжку наизусть выучил.
Говорить Моку не хотелось. Сегодня он с трудом подбирал слова. В молчании Мок смотрел вслед блондинке в длинном голубом платье и вуали. Она двинулась было в сторону стола, но вдруг повернулась, подошла к продавцу мороженого и лимонада и улыбнулась ему. Ее длинная точеная шея, спрятанная под высоким кружевным воротничком, на мгновение приоткрылась. На шее явственно проступали темные наросты, напоминающие чешую. Продавец налил блондинке лимонада без очереди. «Где я видел эту девушку с покрытой коростой шеей? – спросил себя Мок и тут же ответил: – Верно, в каком-нибудь борделе». Не в первый уже раз в своей скучной жизни, которая, казалось, вся состояла из регистрации проституток, пьянок и отчаянных попыток сохранить уважение к отцу, Мок осознал, что в каждой женщине видит шлюху. Но не это его испугало. Для Эберхарда Мока давно стали привычкой невеселые мысли и показной цинизм, он хорошо знал своих демонов. Но допустим, он женится и однажды его преданная доселе жена вернется домой поздно. В дыхании ее запах алкоголя, в глазах фальшь, тело сыто и довольно, на груди следы страстных укусов. Что тогда будет с ним? Что учинит гроза равнодушных проституток и венеричных альфонсов? Насколько было бы лучше, если бы весь женский род состоял из явных шлюх! Все было бы ясно, никаких неприятных сюрпризов.
Мрачные мысли Эберхарда прервал вахмистр Смолор.
– Директор порта был у себя в конторе. – Смолор старался перекричать оркестр, который теперь играл марш времен колонизации Восточной Африки.
– И что, он вместе с женой занимался спуском? – Олленборг выплюнул окурок.
– Наверное, – буркнул Смолор и пальцем указал на блондинку, пьющую лимонад из стакана с толстыми стенками. Экзема ее не так уж и бросалась в глаза. – Довольная какая, а?
– Это и есть жена директора речного порта? – спросил Мок.
– Я разыскал его кабинет. Вошел. Там был он и вот эта самая, которая сейчас пьет. Я представился. Директор огорченно сказал ей: «Пока, женушка. Я сейчас приду».
– Веди меня в контору. – Мок поднялся на ноги. Язык у него вроде развязался. – После спуска в жену и перед спуском на воду директор ответит нам на несколько вопросов.
– Я уже спросил. – Смолор вынул блокнот. – И показал ему снимки. Убитые ему незнакомы. Вот список бреславльских посредников, вербующих матросов на суда речного пароходства.
– Откуда вы знали, о чем я его собираюсь спросить? – Мок по достоинству оценил краткость и деловитость своего сотрудника, хоть и не подал виду.
– Догадался. Работаем-то вместе. – Смолор достал из кармана бутылку портера. – Насчет пива я тоже догадался.
– Вы незаменимы. – Мок благодарно пожал Смолору руку.
Оркестр заиграл «Поднятие германского флага». Из-за угла здания показался краснолицый господин лет пятидесяти в цилиндре. Налитые кровью щеки, казалось, сейчас лопнут, а пуговицы на распираемом жирным телом жилете отлетят. Толстяк подошел к столу, взял бокал с шампанским и провозгласил тост.
– Это Вошедт, директор верфи Вольхайма, – сообщил Моку Олленборг.
После пива в голове у Мока так зашумело, что он почти не слышал речи Вошедта. До ушей долетели только слова «крестная мать» и «моя супруга». Невысокая полная дама, сидевшая рядом со священником, поднялась и направилась к судну с бутылкой шампанского в руках. Бутылка, как и полагается, была разбита о борт, а корабль наречен германским мифологическим именем «Водан».[9] Блондинка в голубом платье отставила стакан в сторону и во все глаза глядела на церемонию. Мок попивал пиво прямо из бутылки.
В отличие от Смолора, который уже запутался, где жена, а где любовница, Моку все было ясно. Мир для него возвращался в привычную колею.
Бреслау, понедельник, 1 сентября 1919 года, четыре часа дня
Извозчик Хельмут Варшков, которого вот уже несколько лет постоянно нанимал полицайпрезидиум, сидел на козлах в весьма неудобном положении. Дело в том, что рядом с ним примостился криминальвахмистр Курт Смолор, неразговорчивость коего была обратно пропорциональна размерам тела. Варшков был вне себя от возмущения и то и дело подхлестывал лошадь. Это же надо, сотрудник полиции нравов Эберхард Мок, находясь при исполнении, использует его экипаж для своих гнусных целей. Крышу поднял, спрятался от любопытных и соблазняет невинную девушку в голубом платье. Нашел где бабу снять, на церемонии спуска судна на воду. Только ритуал осквернил.
Подозрения Варшкова были необоснованны. Да, экипаж потряхивало, только Эберхард Мок со всеми своими страстями был тут ни при чем. Просто аллею Западного парка, по которой они сейчас катили, густо покрывали ухабы. Охотник до женщин Мок, глядя на покрытую чешуйками шею девушки, думал о чем угодно, только не о любовных ласках, да и девушка была вовсе не невинная, а, напротив, склонная исполнить кое-какие мужские желания и капризы, которые у настоящей девицы вызвали бы только отвращение. Вот и сейчас она была покорна Моку и, бия себя в грудь (высокую и красивую), клялась «герру полицейскому», что по первому требованию даст официальные показания. Да, она уже несколько месяцев на содержании у Вошедта, и это он заразил ее «этой гадостью».
– Умоляю, не арестовывайте меня… Мне надо работать… У меня маленький ребенок… И ни один врач не даст мне теперь справку…
– Я могу выбирать, что делать. – Моку была отвратительна больная девушка, да и сам себе он был противен за то, что запугивает ее. – Могу посадить тебя за просроченную медицинскую книжку, могу отпустить. У тебя же выбор только один – сотрудничать со мной. Я прав?
