Луис Роча - Смерть понтифика
И тут же раздается новый выстрел, на этот раз — в голову. Затем незнакомец выходит в середину придела, осеняет себя крестным знамением и покидает собор через боковую дверь.
ГЛАВА 7
Всегда приятно возвращаться на родину — даже после отъезда лишь на пару дней. Вдохнуть благоуханный воздух Балтики, где наверняка желал бы родиться сам Господь. Родиться именно здесь было бы началом великой миссии, явным знаком…
Пройтись знакомыми улицами Гданьска, торговой столицы Польши, колыбели «Солидарности»… Он всегда знал, что ему суждено вершить великие дела. Предчувствие, ожидания — все сбылось. Телефонный звонок среди ночи, в доме на улице Хмельны, шесть лет тому назад… Проходя мимо особняка, где провел детство и молодость, он невольно вспоминает о родителях; они рано умерли и оставили его, тогда еще подростка, сиротой. Видимо, такова была воля Бога, чтобы исполнилось предначертанное. Замысел Создателя восхищал. Тот телефонный звонок не случаен, ибо случайностей не существует вообще — всем в этом мире руководит воля провидения.
Впервые за шесть лет удалось вернуться в Гданьск, вновь увидеть Вислу… Магистр приказал ждать распоряжений о следующей фазе плана здесь, а Магистру виднее. Мудрый подвижник, праведник, защищающий здесь, на земле, высшие интересы Святой Троицы.
Почти полдень. По Мещанской, в сторону Хлебницкой, направо, потом — налево, до Длугие Побжеже. Пообедает в «Гданьска Ресторация». Никогда раньше туда не заглядывал, а кажется, будто место знакомо издавна. Роскошное убранство напоминает скорее пиршественный зал в королевском дворце, нежели ресторан.
— Na zdrowie, — приветствует безупречно одетый метрдотель.
— Dzien dobry, — вежливо отвечает посетитель.
Как давно он не говорил на родном языке! Заказывает двойную порцию фирменного блюда и бутылку красного.
— Хорошо, — откликается официант.
Его уже заметили. Обслуживают быстро и расторопно. Официант приносит любимые smaczniegi. Стол накрыт; две тарелки, бутылка воды и еще одна — с красным вином.
— Как дела? — слышится за плечом.
— Неплохо, — человек предупредительно вскакивает.
Всего за несколько секунд он изменился до неузнаваемости: от былой уверенности не остается и следа, во всем облике читается подобострастие перед только что возникшим собеседником, сидящим сейчас напротив, перед второй тарелкой. Вошедший человек одет в изящный шелковый костюм от «Армани» — видно, что он богат и благополучен. В манерах безошибочно угадывается превосходство: старший.
— Ты хорошо поработал.
— Благодарю. Был рад услужить.
Говорят на итальянском.
— Великий Магистр отметит твое усердие, как обычно. Скоро он призовет тебя к себе.
— Я польщен. Это большая честь для меня.
— Понимаю. Немногие удостаиваются подобной милости, еще меньше людей остаются после встречи с Магистром в живых. Только самые близкие и те, кто служил достойно. Как ты.
Поляк кланяется в знак признательности, достает из кармана пиджака конверт и кладет на стол.
— Нашел в Буэнос-Айресе. Картина, о которой рассказывали. Техника — простая. Скрытые изображения проявляются в ультрафиолете. Посмотрите.
Собеседник извлекает изображение из конверта и внимательно разглядывает.
— Любопытно. Что только не придумают, — произносит он, неотрывно глядя на фото, — но скоро мы узнаем, кто здесь изображен…
Старший передает конверт через стол.
— Внутри — приказ, который ты должен выполнить. Там найдется все, что тебе понадобится. — С этими словами старший возвращает портрет, — возьми его с собой. Операция начинается. Остерегайся предателей. Многие на этом погорели. Не вызовешь подозрений — все будет в порядке. До скорого.
И уходит, ничего больше не сказав, так и не притронувшись к еде. Оставшийся за столиком человек кладет конверт во внутренний карман пиджака, приступает к еде, а насытившись, оставляет на серебряном подносе щедрые чаевые. Тем, кто служит хорошо, воздастся по заслугам.
— Dzienkuje, — услужливо благодарит официант, радуясь зеленой американской купюре, оставленной хорошо одетым человеком. — Всегда рады вам, — произносит он вслед уходящему посетителю.
Человек в черном выходит на улицу.
Здесь, на берегу Вислы, он открывает конверт и изучает его содержимое. Паспорт с его фотографией, билет на самолет с вылетом из Франкфурта, какие-то бумаги и привезенная из Буэнос-Айреса фотография, оставшаяся у него.
— Вот так-то… — произносит человек, обращаясь не столько к персонажу на снимке, сколько имея в виду предстоящую задачу, которую он намерен выполнить безупречно, как и все предыдущие.
Потом нужно будет зайти на городской рынок — кто знает, придется ли еще когда-нибудь вернуться сюда? Пиджак спят, и короткие рукава рубашки открывают татуировку на левой руке: змея у запястья.
Человек вновь разглядывает содержимое конверта. В последний раз смотрит на сделанный в Буэнос-Айресе снимок, где изображено жилище отца Пабло, недавно сменившего место жительства на новое, постоянное, под землей…
На фотографии, которую он рассматривает, — лицо папы Бенедикта XVI.
ГЛАВА 8
Спокойно, спокойно! Я не стремился на эту должность!
Альбино Лучиани после избрания на папство.КОНКЛАВ
26 августа 1978 года
«Annuntio vobis gaudium magnum: habemus Papam!»[6] — возвестил 26 августа 1978 года кардинал Перикл Феличи с балкона базилики святого Петра.
Для того чтобы Святой Дух указал нового понтифика, ста одиннадцати кардиналам пришлось устраивать множество заседаний без перерывов на обед и прийти к согласию без переговоров. Никто в Ватикане не догадался бы, что в эти дни, после смерти Павла VI, велась активная избирательная кампания — тайная агитация проходила без лишней шумихи.
Некоторые прелаты с улыбкой вспоминали тот день, когда кардинал Пиньедоли, в окружении собратьев по Кардинальской коллегии, заявил, что не готов принять высокое назначение, уготованное ему. По его искреннему убеждению, лучше поддержать кардинала Гантина — чернокожего священнослужителя из Бенина. Ни для кого не секрет, что некоторые люди стремятся достичь своей цели исключительно разговорами.
Но вряд ли все эти поступки были связаны с каким-нибудь конкретным кардиналом, поскольку многие прелаты поступали следующим образом: подчеркивали собственную скромность и покорность, давая понять остальным, что именно они-то и есть наилучшие кандидаты.
На самом деле, не все священнослужители участвовали в предвыборных перипетиях, действуя при этом в собственных интересах, но лицемерно ссылаясь на страх божий. Например, Альбино Лучиани, улучив свободный момент, попросил местный римский приход отремонтировать свою «Ланчию-2000»; автомобиль был не столько транспортным средством, сколько потенциальной причиной аварии. Помощника, Диего Лоренци, он попросил подготовить автомобиль к двадцать девятому числу — после конклава придется выезжать в Венецию с утра пораньше.
И хотя решение кардиналов можно предугадать заранее, вряд ли предсказуема воля Святого Духа, избравшего иное развитие событий с участием прелатов. Непознаваемость высшей воли проявилась вновь: невозможное возможно!
После утреннего голосования коленопреклоненный Альбино Лучиани молился в келье номер шестьдесят. Результаты еще не были подсчитаны, но не обошлось и без неожиданностей — например, тридцати голосов, полученных Лучиани во втором туре. Во время молитвы кардинал почувствовал, что у него захватывает дух, и тотчас попросил у высшей силы ниспослать мудрость, необходимую для выбора лучшего из претендентов. Молил Бога, чтобы ситуация разрешилась сама собой, чтобы его миновала непомерная ноша. Чтобы голосование не затягивалось, чтобы кардиналы, следуя божественному наитию, вписали имя монсеньора Сири. Во время последнего тура этот кардинал недобрал пять голосов. Третьим в прискорбном списке претендентов значился бесчестный прелат Пиньедоли, едва набравший пятнадцать голосов, а следом шел бразилец Лоршайдер, получивший поддержку двенадцати сторонников.
Остальные девятнадцать голосов поделили между собой итальянские кардиналы Бертоли и Феличи, еще несколько отошло к поляку Каролю Войтыле, аргентинцу Пироньо, монсеньору Кордейро, архиепископу Пакистанскому, и австрийцу Францу Кёнигу.
Сири и Лучиани поневоле стали соперниками. Кардинал Сири рвался к победе. Кардинал из Венеции, Альбино Лучиани, не желал соперничать и, возможно, скрылся бы с поля боя, не окажись двери Сикстинской капеллы заперты, а ответственность, возложенная на прелата, — слишком великой.
Прежде чем вступить в конклав, дон Альбино предупредил своих помощников, родственников и друзей, что в случае его избрания (и сам будущий папа, и остальные считали такой исход событий крайне маловероятным) он немедленно произнесет: «Простите, но я отрекаюсь». Лучиани был тем самым кардиналом, на чьи плечи во время визита в Ла Рейна дель Адриатике) лично возложил ризу папа Павел VI. Подобный поступок, учитывая обилие прочих претендентов, был для Его Святейшества крайне необычен. Тем самым папа как бы узаконивал статус кардинала Венеции и обосновывал (скорее, из чувства долга, нежели по убеждению) его выступления в защиту энциклики Humanae Vitae[7] — одной из самых убогих за всю историю церкви. В июле 1968 года Павел VI выступил с крайне радикальным пасторским посланием, согласно которому осуждался любой метод контроля рождаемости, включая, само собой, и аборты, и контрацепцию, и стерилизацию, и прерывание беременности с целью сохранения жизни матери. Суть этой энциклики заключалась в признании высшего божественного провидения, важности сохранения брачных уз и необходимости целомудрия. По словам понтифика, «божественное провидение не должно затрагивать социальные, политические или психологические факторы».
