Бентли Литтл - Письма, несущие смерть
Я фантазировал, как разобью отцу башку камнем, отравлю крысиным ядом еду матери и буду спокойно смотреть, как она, корчась в агонии, блюет кровью.
А в школе я ввязался в свою первую драку. Вернее, почти ввязался. Брик Хейуард, здоровый и тупой второгодник, как-то на перемене решил меня избить. Брик пользовался дурной репутацией, но я никогда не учился с ним в одном классе, и наши дорожки никогда не пересекались. А тут ему показалось, что утром в библиотеке я косо на него посмотрел, и он решил меня проучить. Брик поймал меня на игровой площадке у питьевых фонтанчиков и, сжав кулаки, потребовал:
— Здесь и сейчас!
Роберт и Эдсон благоразумно попятились.
Я в панике пытался придумать, как выкрутиться. Брик был на голову выше, намного сильнее, выносливее и мог исколошматить меня до полусмерти. Нападение — лучший вид защиты, вспомнил я, пытаясь выглядеть гораздо спокойнее, чем чувствовал на самом деле.
— Ты что, круглый дурак? — спросил я.
Наблюдатели изумленно охнули. Все знали, что Брик — второгодник и сильнее оскорбить его невозможно.
Побагровев от злости, Брик надвинулся на меня и процедил сквозь зубы:
— Раздавлю гада.
Я не отступил, хотя все во мне визжало: «Беги!» И постарался не показывать свой страх.
— Здесь я с тобой драться не буду. Нас отстранят от занятий.
— В любое время, в любом месте.
— За школой, — сказал я. — В четыре часа. Когда все уйдут.
К четырем и я буду дома.
— Я приду. — Брик сплюнул на землю и гордо удалился.
Сегодня я в безопасности, а завтра? Все в школе узнают, что я струсил, а Брик от меня мокрого места не оставит. Меня изобьют, моя репутация будет безвозвратно погублена.
А может, не все еще пропало. У меня появилась идея.
На следующее утро я пришел в школу с Эдсоном. Роберта по пути на работу подвезла мама, и, встревоженный, он поджидал нас перед учительской.
— Брик тебя ищет, — сообщил он. — Давай, двигай побыстрее в класс.
— Я сам его ищу, — громко объявил я.
Друзья потащились за мной, невольно оказывая мне моральную поддержку. Я вразвалочку обошел здание школы, прошествовал мимо игровой площадки малявок к баскетбольным площадкам, где, как я точно знал, ошивался Брик. При моем появлении толпа учеников заметно оживилась. Брик медленно повернулся ко мне, но я не дал ему сказать ни слова, приблизился и, обвиняюще выставив руку, вопросил:
— Где это ты был?
Как я и рассчитывал, тугодум Брик растерялся и никак не мог сообразить, что сказать. Он вполне обоснованно планировал задать мне тот же вопрос и теперь, когда я украл его оружие, не представлял, как реагировать.
— Я ждал десять минут, — добавил я.
— Интересно, где? — в конце концов выдавил он с такой яростью, что я отступил. Необходимо было сыграть свою роль очень точно, иначе мои зубы вскоре посыплются на асфальт. — Я ждал тебя полчаса!
— Где?
— Прямо здесь!
Я кивнул, давая всем понять, что нашел решение проблемы.
— А я был там, у велосипедной стоянки.
— Мы должны были драться здесь!
— Об этом не было ни слова, наверное, мы оба ошиблись. — Я огляделся, как будто проверяя, нет ли поблизости учителей. — Сегодня. Здесь. В четыре.
— Прямо здесь! — сердито топнул ногой Брик.
— Прямо здесь! — согласился я.
— Ты труп!
— Поживем — увидим.
Мы с друзьями гордо удалились, но замерли, как только завернули за угол. Ноги у меня дрожали, и, чтобы не упасть, я привалился к стене.
— Это было гениально! — сказал Эдсон.
Роберт криво улыбнулся.
— И какой план на завтра?
— Понятия не имею, — признался я, — но что-нибудь обязательно придумаю.
Нас многие слышали, и драка должна была собрать кучу зрителей, поэтому на следующее утро я заявил, что приходил, но слишком много народу болталось на площадке, а мы должны были драться без свидетелей. Вдруг среди зрителей найдется доносчик? Брик попытался спорить, но это ему всегда плохо удавалось, и в конце концов он приказал всем присутствующим назавтра здесь не показываться, мол, это наше личное дело.
Мы в очередной раз назначили время и место, только на следующий день я совсем обнаглел: обвинил Брика в трусости, и почти на глазах учителя, так что он не смог наброситься на меня сразу. Я назвал Брика маменькиным сынком и заявил, что устал от этой тягомотины и не желаю иметь с ним никакого дела. Пусть дерется с кем-нибудь другим.
Как ни странно, сработало! Хотя мы ходили в одну и ту же школу и иногда видели друг друга на площадке во время перемены, никаких стычек и вызовов на бой больше не было. Я успешно уклонился от своей первой драки.
Правда, радовался я недолго. Потому что Пол переехал.
Это случилось совершенно неожиданно. А может, и нет. Его родители наверняка бесконечно обсуждали, следует ли сниматься с насиженного места ради карьеры, только с детской точки зрения это было похоже на гром среди ясного неба. Вот только сегодня мы играли, мастерили тележку, а на следующий день Пол уже собирал свои вещи, потому что до отъезда оставалась всего неделя.
Мы совершенно растерялись. Мы были детьми, мальчишками, и, хоть я уверен, что переживал он не меньше моего, мы об этом не говорили, даже когда я помогал ему паковать его игрушки и коллекции. Я думал только о том, что остаюсь один на один с улицей, с родителями. Не будет больше выходных дней и рабочих вечеров у Пола, мне некуда будет бежать из своего вечно штормящего дома, притворяясь, что у меня нормальная, счастливая семья.
Я был угнетен и подавлен. Я мечтал, чтобы они усыновили меня и забрали с собой.
Они уехали в субботу, и это была первая суббота за месяц, когда я не получил письмо от Киоко. Говорят, беда не приходит одна. Когда я пришел проводить Пола, он уже сидел в забитой вещами машине, а его отец собирался завести мотор. Еще три минуты, и я бы их не застал.
Пол опустил окно. Он плакал. Не рыдал. Просто слезы катились по его щекам. И хотя мне тоже хотелось заплакать, я счел его слезы слабостью.
— Я напишу тебе, — сказал Пол, пытаясь выдавить улыбку. — Мы будем друзьями по переписке.
— Да, — согласился я. — Будем переписываться.
Но мы ни разу не написали друг другу.
Я видел его в последний раз в жизни. Родители увозили его в новую жизнь, а он махал мне, повернувшись к заднему стеклу автомобиля.
Жизнь продолжалась.
С пьяными ссорами и битьем посуды. И отец избил Тома за что-то, о чем мне не докладывали.
— Как только мне стукнет восемнадцать, я свалю отсюда навсегда, — сказал Том, и это его желание — единственное, что нас объединяло. Я мечтал об этом же.
Как-то в теплый субботний день в конце марта меня пригласили к Роберту ночевать в палатке во дворе. Моя мать никогда прежде не разрешала мне оставаться на ночь у друзей, и ее согласие меня потрясло. Мама Роберта официально пригласила меня по телефону, и, думаю, моя мамаша просто не смогла отказать взрослому человеку. Если бы я сам попросился, она бы мне наотрез отказала.
Однако все сложилось удачно. Я собрал маленький чемоданчик, а мамаша неохотно отвезла меня к Роберту, натянула на лицо фальшивую улыбку и даже немного поболтала с мамой Роберта. Потом обняла меня, поцеловала в лоб и пожелала хорошенько повеселиться.
Я не смог припомнить, когда она обнимала или целовала меня до того случая.
Потом она уехала, и я был свободен. Эдсон прибыл через несколько минут, а мы с Робертом решили подурачиться и спрятались в гараже за ящиком, притворяясь, что не слышим все более жалобных криков: «Роберт! Джейсон! Где вы, ребята?» В конце концов мама Роберта велела нам вылезти и поиграть с Эдсоном, и мы с диким хохотом выбрались из гаража.
Пару часов мы бездельничали в комнате Роберта, жевали «Принглз», пили колу и слушали пластинки. У Роберта была настоящая стереосистема — не маленький проигрыватель, как у меня и Эдсона, а его отец дал послушать нам свои классные пластинки. Мы наслаждались «Йес», «Супертрэмп», «Харт», «Джетро Талл» и, надевая по очереди наушники, чувствовали себя продвинутыми тинейджерами. Правда, в конце концов нам это наскучило, и мы вышли на улицу поиграть в баскетбол. Взрослых рядом не было. Мы валяли дурака, матерились, я первый начал. А потом нам и это надоело, и мы просто стали бросать мяч в корзину без всяких правил.
Роберт бросил мяч от забора дома напротив, промахнулся и вдруг заявил:
— Мне не нравится мой друг по переписке. Парень просто идиот.
— А мой зануда, — откликнулся Эдсон, даже не добросив мяч до корзины. — И когда закончится эта дурацкая программа?
Я ничего не сказал. Оба моих приятеля знали, что я переписываюсь с девочкой, и, хотя я убедил их, будто ее мне назначили, никогда ничего плохого о Киоко не говорил. И не собирался начинать сейчас. Это было делом чести.
