Эрик ван Ластбадер - Завет
Он сделал все возможное, чтобы подготовить сына. А потом вмешался Джордан Мюльманн и все испортил. Он стал не только боссом Браво, но и его лучшим другом. Ничего. Браво скоро приедет, и все изменится навсегда. Если Декстер и испытывал сомнения относительно реакции сына, они были надежно заперты в самом дальнем углу сознания. Он прекрасно умел контролировать себя.
Декстер верил, что Браво справится с задачей, какой бы пугающе невыполнимой она ни казалась. Должен справиться. Официантка отошла от соседнего столика. Декстер увидел, как пересекает дорогу, направляясь к кафе, какой-то человек, и внутренне напрягся. Но незнакомец, ускорив шаги, поднял руку в приветственном жесте. Он прошел мимо Шоу, улыбаясь, обнял ожидавшую его женщину, и она прижалась к своему возлюбленному с неподдельной страстью. Так же, как Стеффи когда-то прижималась к нему…
«Не думай об этом», — приказал он себе. Но перед его мысленным взором уже появилась больничная палата, кровать, на которой, невероятно исхудавшая, лежала она, и медленно угасала на его глазах; а ему оставалось лишь смотреть на это в отчаянии и бессильной ярости… Какова цена жизни, когда живешь в ожидании смерти? Что может сравниться с подобными мгновениями?
Я есмь первый и последний, и живый; и был мертв; и се, жив во веки веков, аминь…
Снова и снова строчки Откровения возвращались, словно бумеранг. Если бы только Стеффи осталась жить, если бы… Но суждено было другое. Жена умерла у него на глазах, и его сердце, не выдержав, разбилось навсегда.
Ключи от ада и смерти…
Декстер увидел Браво, приближавшегося к столику, и у него екнуло в груди от волнения. Ничего… он был уверен, что поступает правильно. Остальное не имело значения.
Напиши, что ты видел, и что есть, и что будет после сего!
Он уже сделал это, выбрав способ, знакомый им с Браво лучше всего.
В то самое мгновение, как Браверманн Шоу увидел отца, сидевшего за столиком кафе под палящим солнцем, им овладели смешанные чувства. Маленький мальчик внутри него рвался помчаться вниз по тротуару, раскрыв руки, чтобы обнять отца. Подросток испытывал благодарность за выбранный для него родителем путь. Браво не забыл ничего из почерпнутых за годы увлекательной учебы знаний. Он до сих пор помнил восторг, овладевший им при взгляде на страницы толстой книги с восхитительными иллюстрациями, впервые раскрытой при нем отцом… помнил первое знакомство с тайнами, долгое время потом занимавшими его ум. Но взрослый Браво чувствовал, что им пытаются манипулировать, и ему хотелось бросить вызов тем качествам отца, которые он больше всего ненавидел. Потому они и встретились не как отец с сыном, а как движущая сила и недвижимый объект… «Этот термин — недвижимый объект — подходил как нельзя лучше, — подумал Браво, — для человека, чья жизнь и поступки с трудом поддавались объяснению».
— Отец!
Декстер Шоу поднялся на ноги.
— Рад тебя видеть, Браво.
Они пожали друг другу руки, церемонно и довольно неловко, и присели за столик.
Браверманну Шоу исполнилось тридцать лет. Он был выше своего отца на целую голову и чуть стройнее, при этом имел широкие плечи и длинные сильные ноги пловца. Он был очень привлекателен. Темные вьющиеся волосы обрамляли лицо, ярко-голубые глаза смотрели на мир с характерным цепким выражением ученого-исследователя, а не финансового консультанта. Эмма придумала ему прозвище «Браво», когда ей было шесть, а ему — четыре. Так оно и повелось.
Взглянув на почти нетронутую чашку кофе с молоком, Браво поинтересовался:
— Что, кофе чересчур хорош, отец?
Был ли его ироничный тон попыткой разрушить повисшее между ними тягостное молчание или же способом психологической самозащиты, Браво и сам толком не знал.
Как бы то ни было, его слова резанули слух Декстера. В который раз он почувствовал себя хищной птицей с взъерошенным в ожидании боя оперением. А ведь он, видит бог, предпочел бы, чтобы перья оставались на месте… особенно теперь.
— Зачем ты это делаешь?
Браво подозвал официантку.
— Что именно?
— Провоцируешь меня.
Браво заказал двойной эспрессо. Когда официантка ушла, он произнес:
— Мне показалось, мы оба провоцируем друг друга. — Он встретился взглядом с отцом. — Разве тебя это не развлекает?
— Должен признать, что нет.
Принесли эспрессо. Прошло полгода с тех пор, как сын с отцом виделись в последний раз. Едва уловимая печаль, сожаление о длительной разлуке отражались на лицах обоих, и состоявшийся обмен колкостями лишь подчеркивал это. Они общались с трудом, как это свойственно людям очень похожим. Мать Браво, всегда умевшая примирить их, умерла десять лет назад, и с тех пор между ними частенько проскакивали искры. Так было всегда… еще до появления Джордана Мюльманна. Но само существование Джордана, казалось, усугубляло конфликт, возможно, потому, что он был французом. Браво хорошо знал, что французов Декстер недолюбливает. «Мы оба упрямы, как мулы, — подумал Браво. — И вдобавок самоуверенны, вспыльчивы и непримиримы».
Декстер немного подвинулся к Браво.
— Я хотел бы поговорить с тобой о твоем будущем.
«Нет, — подумал Браво, — в очередной раз я этого не выдержу».
— Отец, ты все время пытаешься говорить со мной о моем будущем. Я уже не мальчик, чтобы покорно выслушивать эти лекции…
— Во-первых, учиться никогда не поздно. А во-вторых, я не намерен читать тебе лекцию. Я хочу сделать тебе предложение.
— Государственный департамент поручил тебе заниматься вербовкой кадров?
— Государственный департамент здесь ни при чем. — Декстер наклонился вперед и произнес, понижая голос:
— Помнишь, чему ты учился?
Упрямо отгораживаясь от отца, не желая даже прислушиваться к его словам, Браво взглянул на часы.
— Мы опаздываем, отец. Эмма наверняка уже беспокоится, недоумевая, что же могло с нами случиться. Кроме того, я так торопился сюда из аэропорта, что не успел купить ей подарок.
Декстер откинулся на спинку стула и бросил на сына свирепый взгляд.
— Знаешь, что я думаю? Мюльманн намеренно отправил тебя в Брюссель.
Браво вскинул голову, словно охотничья собака, почуявшая дичь.
— Вот только не надо снова начинать…
— Мюльманн прекрасно осведомлен о нашей семейной традиции.
Браво рассмеялся.
— И что же, ты полагаешь, что он все подстроил? Организовал международное совещание исключительно ради…
— Не надо утрировать. Но он мог послать в Брюссель кого-нибудь другого.
— Джордан мне доверяет, отец.
Оба замолчали, подавленные тягостным ощущением. Обвинение не было высказано вслух, но незримо повисло в воздухе. Со стоянки на улицу выехала машина, встреченная недовольными гудками. Подъехал грузовик, доставляющий продукты, двери фургона распахнулись с резким металлическим лязгом.
Декстер Шоу вздохнул.
— Браво, давай заключим перемирие. Нам необходимо поговорить. Это срочно. За последнюю неделю в мире многое изменилось…
— После ужина, отец.
— Я же сказал — это срочно.
— Я слышал.
— Я не хотел бы, чтобы Эмма…
— …случайно услышала. Разумеется. Мы с тобой отправимся на прогулку вдвоем, и ты сможешь спокойно говорить о чем угодно.
Декстер покачал головой.
— Браво, речь идет не о «чем угодно». Ты должен понять…
— Уже поздно, и с каждой минутой становится все позднее. — Браво встал, положив на столик купюру. — Поезжай к Эмме без меня, мне еще нужно найти для нее подарок.
— Я хотел бы, чтобы мы поехали вместе.
— Чтобы она разозлилась на нас обоих? — Браво покачал головой. — Давай, пап, поезжай.
Браво направился было прочь, но Декстер схватил его за руку. Ему так много нужно было сказать сыну, обсудить с ним столько важных вопросов, но драгоценные мгновения уходили впустую, гулом набата отдаваясь в голове. Сегодня им просто необходимо было снова почувствовать себя близкими людьми, а вместо этого между ними разверзлась пропасть, — по его, Декстера, вине. Он слишком долго оберегал Браво от предназначенного ему тяжкого бремени, и вот чего в результате добился! Браво только утвердился во мнении, что отец ему не доверяет и вдобавок пытается использовать в своих личных неведомых целях. Хранить молчание, лгать или говорить правду? Как сложно бывает выбрать…
Он сделал выбор много лет назад и только сейчас осознавал глубину своей ошибки. А ведь Стеффи предупреждала его, что так оно и будет; Стеффи знала и его, и своего сына лучше, чем кто бы то ни было… Она умоляла Декстера не впутывать Браво в свою тайную жизнь. Она убеждала, плакала, наскакивала на него, не желая смиряться; но он не изменил решения, несмотря ни на что. Дорогая моя Стеффи, где бы ты сейчас ни была, пожалуйста, прости меня… Нет, Стеффи так и не простила его, хотя Шоу знал, что она любила его всем сердцем и всей душой. Но она боялась другого Декстера Шоу, жесткого, властного, непреклонного; того Декстера, что мог исчезнуть на несколько дней или на месяцы, покинув ее ради мира, о котором она могла лишь смутно догадываться. В конце концов, подавленная, бесконечно уставшая от постоянного напряжения, она сказала ему: «Вы как вековые скалы, — все вы. Бескровные, бесчувственные… Никакой надежды. Никакого движения вперед, никаких изменений. Вот на что ты обрекаешь Браво…»
