Василий Горлов - Код Маннергейма
Человек в камуфляже, выключив телефон, решил, что наемники глупы и самоуверенны. Старый хитрый лис готовится защищать свою нору, поэтому отослал женщин. Если бы эти финские придурки не напортачили, насторожив старика, можно было бы попытаться его разговорить. Есть специальная химия для этих случаев. Но — нет так нет. Он относился к упущенным возможностям без сожаления. Всегда отыщется иной способ решения задачи. Этому его научил суровый жизненный опыт: сперва — служба в Афгане, где ему, снайперу десантного разведвзвода, пришлось воевать неизвестно за что, а позже — специфическая работа на янкесов, которым его — «шурави»-перебежчика — отдали «духи». «Монгрел» — «ублюдок» — так его прозвали. И ему понравилось прозвище. Продвигаясь легко и бесшумно по изученному ранее маршруту, он вскоре вышел к облюбованной сосне. Обрызгал из баллончика жидким силиконом ладони, помахал руками, чтобы тот загустел. Теперь отпечатки его пальцев будут нечитаемы.
Август 200… г., трасса Куопио — Миккели, ФинляндияАнне пришлось сделать небольшой крюк, чтобы завезти Вассу на ферму родственников ее покойного мужа. Нарядная, окруженная корзинками с пирожками и домашним вареньем, Васса пребывала в нервозно-приподнятом состоянии. Родственники ее недолюбливали, и, совершая такие визиты два раза в год, она очень старалась не ударить в грязь лицом. У ворот их встретили две старушки — сестры мужа, такие же опрятные, как их небольшой типично финский дом. Вежливо поздоровавшись, они подхватили корзинки и важно удалились. Анна, прощаясь с Вассой, подумала, что в России, а уж тем более в родной Алма-Ате хозяева непременно заставили бы ее зайти в дом и без чаепития ни за что не отпустили. Сейчас особенности финского гостеприимства ей были на руку, — утихшая было тревога поднялась в душе с новой силой. Анна спешила к адвокату, надеясь получить объяснение странному поведению деда.
Август 200… г., озеро Сайма, ФинляндияМонгрел достал из-под дерна рюкзак, извлек из него футляр с «Винторезом». Нацепив «кошки», он легко взбирается к кроне сосны и замечает, что окна плотно зашторены, чего не было раньше. Да, Хейно Раппала приготовился к обороне. Ну что ж, пора выманить лиса из норы. Монгрел жмет кнопку на маленьком пульте, и в кустах неподалеку от дома включается игрушечный вездеход, шумно пытаясь выбраться. Лайка, и без того насторожившаяся, остервенело лает на невидимого врага. Менее чуткая овчарка присоединяется к ней. Монгрел готовится стрелять. Толстый из-за глушащей звук выстрела накладки ствол «Винтореза» плавно перемещается, выцеливая окна. Уловив движение портьеры на втором этаже, убийца задержал дыхание. В сетке коллиматорного прицела усиленное оптикой шевеление повторяется. Монгрел скорее угадал, чем увидел внимательные глаза старика в полутьме зашторенного кабинета и плавно давит указательным пальцем на спусковой крючок. Раздаются легкий хлопок и шипение стравливаемых пороховых газов и — через небольшую паузу — звон разбитого стекла. Убийца выжидает несколько секунд, хотя уверен, что, как обычно, не промахнулся. Затем, включив телефон, приказывает:
— Подъезжайте к дому.
Август 200… г., Миккели, ФинляндияКонтору Фиделя в Миккели Анна нашла сразу, — в центре маленького городка рядом с Рыночной площадью мудрено заблудиться. Оставив машину на паркинге, она открыла стильную дубовую дверь с бронзовым декором.
Интерьер конторы выдержан в едином солидном, «адвокатском» стиле, как его для себя определила Анна. Полированное дерево, кожа, ковры и бронза — казалось, все здесь источает запах денег. Навстречу девушке из кабинета вышел невысокий, совершенно лысый пожилой человек в темно-синем, с тончайшей голубой полоской, костюме, нежно-голубой рубашке и строгом галстуке в тон. Мужчина внимательно рассмотрел Анну сквозь очки в золотой оправе, тепло улыбнулся и протянул ей руку, испещренную пигментными пятнами.
— Как я рад за моего друга Хейно! Отыскать внучку, которая оказалась к тому же красивой и умной девочкой, — это большая удача.
В кабинете он усадил Анну в глубокое кожаное кресло и поинтересовался, не хочет ли она чего-нибудь выпить. В горле пересохло, и пить действительно очень хотелось, но тревога и беспокойство столь сильны, что Анна отрицательно помотала головой. Правильно оценив ее молчание, Фидель предложил:
— Ты, девочка, можешь называть меня Моисеем Яковлевичем или, и мне это было бы приятнее, дядей Мойшей. С твоим дедом и бабушкой, пусть земля ей будет пухом, я знаком… дай бог памяти… с тысяча девятьсот тридцать четвертого года. Мы жили по соседству в Выборге и выросли вместе.
Анна не могла решиться рассказать этому чужому и важному господину о терзающей ее необъяснимой тревоге, но, взглянув на него, вдруг заметила, какие живые, полные участия глаза скрываются за холодным блеском оправленных в золото стекол. Охватившая ее в чопорной адвокатской конторе скованность исчезла и, отдав Фиделю сверток, девушка, запинаясь от волнения, сообщила об утреннем визите отвратительного «бандюка» на БМВ и странном поведении деда. Адвокат молча извлек из свертка компьютерный винчестер и записку и внимательно прочел адресованное ему послание. Затем он прошел к столу и, пощелкав кнопками телефонного аппарата, набрал номер. Кабинет заполнили протяжные гудки — на его вызов не ответили. Фидель достал из скрытого стенными дубовыми панелями сейфа шкатулку из карельской березы и вернулся к Анне.
— К сожалению, телефон Хейно не отвечает. Твой дед был у меня сегодня утром и оставил это для тебя, — Он отдал ей шкатулку.
Анна, не в силах сидеть, порывисто поднялась из уютного кресла:
— Я очень беспокоюсь за него. Я, конечно, его мало знаю, но сегодня он был не такой, как обычно. И… я боюсь.
Фидель, успокаивая ее, мягко заметил:
— Не стоит так волноваться. Мы сейчас поедем к твоему деду и не отстанем от него до тех пор, пока он все не расскажет. Я только сделаю один звонок. Старого еврея Фиделя не очень любят в прокуратуре, но с полицейскими инспекторами я поддерживаю дружеские отношения.
Он быстро набрал телефонный номер. Ограничившись парой фраз, дядя Мойша достал из сейфа пистолет и привычным жестом заткнул за пояс. Поймав удивленный взгляд Анны, пояснил:
— Когда-то я служил в военной разведке. Пойдем, девочка, нам стоит поторопиться.
На улице адвокат взял у нее ключи от автомобиля, и, как только Анна пристегнула ремень безопасности, джип, взревев двигателем на высоких оборотах, рванулся вперед и выскочил на трассу. Фидель утопил педаль газа в пол. Стрелка спидометра, миновав верхнюю отметку шкалы, уверенно поползла вниз.
28 августа 1906 г., г. Верный…Мы проезжали вдоль маленьких холмиков риса, мешков с мукой, корзин с лепешками. Далее — ряды продавцов скота. Здесь, привязанные к деревьям, покорно стоят в ожидании скорой смерти бараны и козы.
Екатерина рассказала мне, что правоверные читают специальную молитву, прося у Аллаха прощения за убийство живой твари, объясняя, что делают это не по злобе, а только ради прокормления. После этого барана стреножат и, повалив на землю, рассекут ему горло одним ударом широкого ножа. На придорожную пыль стекает кровь, скатываясь в грязные шарики. Туши тут же свежевали, сдирая шкуру целиком с помощью остро отточенных щепок. Шкуры развешаны вокруг, для просушки.
Среди торгового люда сновало множество всякого сброда: нищих-попрошаек, бродячих фокусников, китайских торговцев зельем — опиумом и гашишем. Кыргизки-гадалки в огромных белоснежных тюрбанах раскидывали на кусках белого полотна черно-белые гадальные камешки.
Но самая живописная фигура размещалась на берегу арыка под карагачом, дававшим немного тени. Это был апофеоз художника, буйство красок костюма выделяло его даже в пестрой толпе, заполнявшей Торговую улицу. Блуза ярко-оранжевой расцветки дополнялась изумрудным шейным бантом, широкие ультрамариновые лампасы украшали канареечно-желтые штаны, а на голове красовался берет из фиолетового бархата с алым страусовым пером. Художник стоял перед мольбертом с палитрой в руках и задумчиво покусывал кончик кисти. Над его головой, на корявом стволе укреплена вывеска: «Сергей Калмыков, гений 4-го ранга планеты Земля, небесный командор Солнечной системы и галактики Млечного Пути».
Екатерина, склонившись ко мне, шепнула, что Калмыков — удивительно талантливый художник-самоучка, человек не без странностей. Она ласково поздоровалась с ним и, получив разрешение, показала мне его картины. Я всегда ценил в живописи реализм и жизнеподобие, но этот среднеазиатский последователь французских импрессионистов, очевидно, действительно обладал незаурядным талантом. Непостижимым образом в яростном смешении колоритов из бесформенных цветовых пятен вставала перед глазами та самая Торговая улица, которую мы только что миновали, и величественные горные цепи, и город в весенней кипени цветущих садов.
