Мишель Фейбер - Под кожей
Обзор книги Мишель Фейбер - Под кожей
Мишель Фейбер
Под кожей
С благодарностью Джеффу и Фагго и особенно моей жене Эве за то, что вернула меня обратно на землю
1
В первый раз увидев на обочине автостопщика, Иссерли непременно проезжала мимо, давая себе время рассудить, подходит ли он по размеру. Иссерли требовались здоровенные мышцы: хороший ходячий кусок мяса. Тщедушные, сухопарые экземпляры ее не привлекали, а понять разницу с первого взгляда бывало порой на удивление трудно. Кое-кто думает, будто одинокого автостопщика видно на сельской дороге за милю, точно далекий памятник или зерновой элеватор; что, подъезжая к нему, можно спокойно его оценить — раздеть, повертеть туда-сюда в голове. Однако Иссерли давно обнаружила — так не бывает.
Езда по дорогам шотландских нагорий и сама по себе задача, поглощающая изрядную долю внимания: здесь всегда происходит намного больше того, что можно увидеть на пейзажных открытках. Даже в перламутровой тиши зимнего вечера, когда туманы еще дремлют в полях по сторонам дороги, не стоит надеяться, что шоссе А-9 надолго останется пустым. Мохнатые трупы неопределимых лесных тварей усеивают бетон; что ни утро на нем появляются новые и каждый — это замороженный миг, в который некое живое существо ошибкой приняло шоссе за часть природной среды своего обитания.
Иссерли нередко выбиралась на шоссе в часы такого доисторического покоя, что ее машина могла показаться самой первой из проезжающих по нему. Она словно высаживалась в мир, сотворенный настолько недавно, что горам его еще оставалось немного подвигаться, а лесистые долины еще могли вновь обратиться в моря.
И тем не менее очень часто, стоило ей выехать на пустынную, чуть приметно парящую дорогу, и ее уже через пару минут нагонял идущий на юг грузовик. И грузовик этот никогда не соглашался на то, чтобы темп их движения задавала она, не желал следовать за нею, как одна овца следует за другой по узкой тропе, но вынуждал Иссерли ехать быстрее, иначе его гудки просто сгоняли ее с однополосного шоссе на обочину.
Ну а кроме того, поскольку это шоссе было здешней транспортной артерией, Иссерли приходилось все время оставаться настороже, чтобы не проглядеть очередной соединяющийся с нею капилляр. Лишь немногие из таких слияний помечались, словно заслужив сей знак отличия в ходе естественного отбора, хорошо различимым указателем; прочие прикрывались деревьями. Игнорировать их — это была плохая идея, несмотря даже на принадлежавшее Иссерли право преимущественного проезда. Любой из капилляров мог выпалить на шоссе нетерпеливо подрагивающим трактором, который, окажись он прямо перед ней, пострадал бы от этой ошибки совсем немного, — Иссерли же просто размазало бы по бетону.
Впрочем, сильнее всего отвлекала ее от дела не опасность столкновения, но пленительная красота окружающего. Свечение дождевой воды в придорожной канаве; стая чаек, кружащих, следуя за сеялкой, над суглинистым полем; проблеск дождя вдали, за двумя-тремя горными вершинами; даже пролетающий над нею кулик-сорока: все они могли заставить Иссерли наполовину забыть о том, ради чего она выезжала на шоссе. Она ехала, пока солнце поднималось все выше и выше, вглядывалась в покрывавшиеся позолотой далекие фермерские дома, и вдруг совсем рядом с нею нечто, накрытое тусклой тенью, совершало метаморфозу, обращаясь из ветки дерева или груды обломков в мясистого двуногого с протянутой рукой.
Тут-то она и вспоминала о своей цели, но порою не раньше, чем пролетала мимо, едва не зацепив кончики пальцев стопщика, пугаясь так, точно пальцы эти могли, вырасти они на пару сантиметров длиннее, переломиться, точно сучья.
Ударять по тормозам было и думать нечего. Нет, нога ее оставалась мирно покоящейся на педали акселератора, машина так и продолжала ехать в веренице других, а Иссерли просто щелкала, пролетая мимо, затвором ментальной фотокамеры.
Временами, вглядевшись в сделанный ею мысленный снимок, она обнаруживала, что стопщик — самка. Самки Иссерли не интересовали, по крайней мере, в том смысле. Их пусть подбирает кто-нибудь другой.
Когда же стопщик оказывался самцом — и не очевидным хиляком, — Иссерли, как правило, возвращалась к нему. Если он производил на нее приемлемое впечатление, она при первой же безопасной возможности разворачивалась на 180 градусов — подальше от него, разумеется, ей вовсе не требовалось, чтобы он обнаружил проявленный к нему интерес. А затем, проезжая по другой стороне шоссе так медленно, как позволяло общее движение машин, оценивала его вторично.
В очень редких случаях найти его снова не удавалось: какой-то другой водитель, менее осторожный или менее разборчивый, съезжал, надо полагать, на обочину и подбирал его, пока она разворачивалась и возвращалась. Иссерли вглядывалась в то место, где полагалось стоять стопщику, и видела только пустую полоску гравия. Она заглядывала за край дороги, всматривалась в поля, в кусты — а ну как он укрылся где-нибудь, чтобы помочиться. (Все они были падки до этого.) Ей казалось немыслимым, что он исчез столь быстро: такое хорошее тело — великолепное — совершенное, — почему она проворонила свой шанс? Почему не подсадила его, едва увидев?
Временами ей было до того трудно смириться с потерей, что она ехала дальше, милю за милей, в надежде, что водитель, отнявший у нее добычу, снова ссадит ее где-нибудь. Коровы, невинно помаргивая, смотрели на нее, проносившуюся мимо в парах израсходованного впустую бензина.
Впрочем, как правило, стопщик стоял в точности там, где она в первый раз проскакивала мимо него, разве что рука его была чуть менее прямой, а одежда (если заряжал дождь) чуть более пятнастой. Приближаясь к нему с другой стороны, Иссерли могла увидеть мельком его ягодицы, или бедра, или мускулистые плечи. Ну и в позе стопщика тоже присутствовало нечто, говорившее о задиристом самомнении самца, пребывающего в прекрасном физическом состоянии.
Проезжая мимо, Иссерли окидывала стопщика прямым взглядом, дабы проверить первое свое впечатление, полностью увериться, что воображение ее не раздуло его достоинства.
И если он действительно отвечал стандартам, останавливалась и подсаживала его.
Иссерли занималась этим уже не один год. Едва ли не каждый день она выводила свою помятую красную «тойоту короллу» на А-9 и приступала к патрулированию. И даже когда ей везло на встречи и самооценка ее повышалась, Иссерли не давала покоя мысль, что последний подобранный ею попутчик может оказаться — задним числом — и последним из по-настоящему приемлемых, что, быть может, в дальнейшем никто сравняться с ним не сумеет.
По правде сказать, занятие это сопровождалось возбуждающим трепетом, без которого она уже не способна была обходиться. Рядом с ней могло сидеть какое-нибудь великолепное животное, совершенно уверенное, что оно затащит ее к себе домой, а Иссерли уже помышляла о следующем. Даже любуясь им, скользя глазами по округлостям его мускулистых плеч или по выпиравшей из-под футболки груди, смакуя мысль о том, как роскошно он будет выглядеть голым, она краем глаза поглядывала на обочину — просто на случай, если оттуда ее поманит к себе клиент намного лучше.
Нынешний день начался неудачно.
Еще не добравшись до шоссе, переезжая железнодорожные пути по эстакаде, находящейся у коматозной деревушки Ферн, она услышала, как что-то дребезжит над колесом с пассажирской стороны. Вслушалась, задерживая дыхание и гадая, что оно пытается сказать ей на своем мудреном иностранном языке. Был ли этот дребезг мольбой о помощи? Мгновенным ропотом? Дружеским предостережением? И продолжала вслушиваться, пытаясь представить, как вообще могла бы машина давать водителю понять, что ей требуется.
Красная «королла» не была лучшей из машин, какими когда-либо управляла Иссерли, и особенно скучала она по серому универсалу «ниссан», на котором осваивала искусство вождения. Он подчинялся ей тихо и спокойно, почти не шумел, и места у него сзади было предостаточно — хоть койку ставь. Однако проездила Иссерли на нем всего лишь год, а потом его пришлось отправить на автомобильное кладбище.
С тех пор она попробовала пару машин, однако они были меньше, а необходимые, сделанные на заказ и перенесенные с «ниссана» приспособления приживались в них плохо и доставляли ей немало хлопот. Вот эта красная «королла» слушалась Иссерли неохотно и временами капризничала. Нет, она, конечно, стремилась стать хорошей машиной, но у нее не получалось.
Всего в нескольких сотнях метров от пересечения с шоссе по обочине неторопливо вышагивал, подняв вверх голосующий большой палец, густоволосый юнец. Иссерли прибавила скорость, миновала его, и он лениво вскинул руку вверх, выпростав из кулака еще два пальца. Он знал ее в лицо, смутно, и она знала его, тоже смутно. Оба были местными жителями, хотя встречались только в мгновения вроде этого. Иссерли взяла себе за правило: от местных держаться подальше. Свернув в Килдари на А-9, она взглянула на часы приборной доски. Дни удлинялись быстро: всего 8:24, а солнце уже оторвалось от края земли. Небо отливало цветом в синяк, плотски-розовые облачка, плывшие за чисто белыми кучевыми, говорили, что день предстоит холодный и ясный. Снег не выпадет, однако иней будет искриться еще не один час, а ночь опустится на землю задолго до того, как воздух успеет согреться.
