Ромен Сарду - Прости грехи наши
Энно Ги ничего не ответил. Слова Сета его не убедили.
20
Отряд, возглавляемый Эймаром дю Гран-Селье, встретился с отрядом, приведенным из Пасье епископом Жорже Ажа, на большой поляне у самой границы епархии Драгуан. Всего в составе двух отрядов насчитывалось около пятидесяти человек.
Не успели Эймар и Жильбер де Лорри спешиться, как к ним тут же подошел Ажа. Он объяснил им цель экспедиции в Эртелу, охарактеризовав ее жителей как опасных еретиков и красочно описав, как они надругались над верой Христовой и убили троих ни в чем не повинных путешественников. Убийство епископа Акена, по словам Ажа, тоже было на их совести. Подобная пламенная речь возымела должное воздействие на обоих юношей: стремление подчинения было в Эймаре все так же сильно, как и на момент завершения процедуры его «очищения», которую проводил Дрона, а Жильбер был еще очень молод для того, чтобы на него можно было произвести впечатление воинственной речью.
В руках Ажа держал старенький пергамент. Это была превосходно составленная карта деревни Эртелу и ее окрестностей. Судя по ее состоянию, этой картой пользовались уже много раз…
21
Викарий Шюке, по-прежнему под вымышленным именем пребывая в возглавляемой настоятельницей Николь обители в Риме, сидел в своей келье и писал. Он заканчивал составлять заметки, один экземпляр которых остался в Труа у аббатисы Даны.
На дворе стояло апрельское утро. Перо тихо скрипело по шершавому пергаменту. Вдруг в дверь тихонько постучали. Викарий сказал: «Войдите!», не прекращая писать. Он подумал, что это пришел слуга. На то время пока Шюке находился в обители Святой Схоластики, ему в услужение дали молоденького монаха из соседнего монастыря. Поскольку ни одной монахине нельзя было общаться с «господином из Труа», настоятельница Николь обратилась в соседний мужской монастырь с просьбой временно направить к ней монаха.
Маленькая деревянная дверь открылась с привычным скрипом. Шюке по-прежнему сосредоточенно писал. Затем, не услышав ни звука деревянных башмаков монаха-слуги, ни дребезжания чаши, которую монах приносил ему каждое утро, викарий приподнял голову. И тут, в нескольких шагах за спиной Ансельма де Труа, раздался чей-то зычный голос:
— То, что вы делаете, брат Шюке, — очень опасно.
Викарий резко обернулся. Перед ним стояли четверо мужчин. Трое из них были одеты в коричневые рясы, перетянутые вокруг живота грубой веревкой. Это были монахи-францисканцы. Те самые, которых дважды встречал Энгерран дю Гран-Селье; они же привели отца Мерля в канцелярию к де Базану. Эти трое благообразных церковников являлись самыми влиятельными советниками самого Папы Римского. Люди, любившие позлословить по поводу сильных мира сего, окрестили их «троицей Мартина». Их звали Фожель, Шобль и Бидю.
Позади них, все еще в дверном проеме, стоял Корентен То, архивариус из Парижа. Викарий насторожился.
— Не пугайтесь, — сказал Фожель. — Мы пришли, чтобы вам помочь.
Шюке прикрыл свои заметки и заслонил их своим телом, повернувшись лицом к вошедшим.
— Мы действуем в интересах Папы Римского Мартина, и только его одного, — заявил францисканец. — Мы никоим образом не связаны с теми, кем интересуетесь вы и кем еще до вас интересовался ваш патрон Акен.
Шюке покосился на Корентена То. Архивариус робко выступил вперед.
— Я знаю о том, что произошло с вами в Париже после нашей встречи, друг мой. Я — всего лишь заурядный старший архивариус и даже не подозревал, что мои писари следят за мной. Наш разговор по поводу Драгуана и послужил причиной всех ваших злоключений. Они пронюхали, куда направились вы и предоставленный мною охранник. Однако вместо вас на постоялом дворе «Белый сокол» по счастливому стечению обстоятельств был убит какой-то разбойник, переодевшийся в монаха… Тогда я подумал, что эти убийцы вас похитили. Поэтому я направил запрос в службу охраны города, дав им описание вашей внешности. Вас совершенно случайно заметил обычный доносчик по имени Дени Ланфан. Этот юноша не знал, кто вы такой, и был не в курсе тех козней, которые плелись против вас. Он сумел сообщить мне о вашем приезде в Труа лишь в самом конце зимы. Я тут же приехал туда, но вас уже и след простыл.
— Мы следим за вами уже несколько дней, — сказал Фожель. — Мы знаем, что вы ездили в деревню Святой Лючии в поисках монастыря Профутуруса. К сожалению, архивы ватиканской библиотеки не всегда содержат достоверную информацию. Этого человека и его секретное заведение в настоящее время вы смогли бы найти уже совсем в другом месте, на землях, подвластных престолу святого Петра, а именно на Адриатическом побережье. Мы также знаем, что вы встречались с Лючией де Малапарт. Ваши выводы ее сильно потрясли. Нам потребовалось много терпения, чтобы успокоить ее, не рассказывая всей правды. Надо сказать, вы оказались правы. Работа комиссии, созданной в 1231 году, действительно послужила первопричиной тех драматических событий, которые обрушились на вашу маленькую епархию, а отец Лючии действительно руководил пресловутым тайным сообществом вплоть до своей смерти.
— Мы занимаемся этой историей с того момента, когда Церковь возглавил Мартин IV, — продолжил Шобль. — На последнем конклаве,[64] еще до своего избрания, кандидатура нашего патрона была выставлена вместе с кандидатурой кардинала Риччи, поддерживаемого какой-то тайной коалицией. Уже став Папой Римским, Мартин пожелал узнать, кто же эти его тайные противники, чтобы учитывать данный фактор в своей политике. Именно с этой целью он призвал нас к себе во дворец Латран, и с того момента началось проводимое нами расследование. Надо признать, что наши усилия долгое время не давали результата. Однако то, что обнаружили вы и Корентен То, очень нам помогло. Ваше письмо послужило прекрасной приманкой.
— Мое письмо? — переспросил Шюке. — Какое письмо?
Архивариус улыбнулся.
— То самое, которое я забрал у вас в моем маленьком кабинете, — сказал он. — Письмо Акена, почему-то отправленное из Рима…
Фожель продолжал:
— Начав с Акена, мы сумели добраться и до де Малапарта, а от де Малапарта — до участников событий, происходящих сегодня. Мы вам многим обязаны, брат Шюке.
Францисканец Бидю вытащил из-за пазухи толстую пачку листов, перевязанную конопляной бечевкой. Шюке узнал свои заметки, оставленные им аббатисе монастыря Сестер Марты в Труа, в которых он изложил все откровения Эсклармонды, касающиеся ее брата.
— Как видите, мы вас не обманываем: настоятельница Дана подчиняется непосредственно Папе Римскому. Она не стала бы передавать эти ценные материалы людям, которым не доверяла бы полностью.
— И что вы собираетесь с этими материалами делать? — спросил Шюке.
— Они написаны вашей рукой. Под ними должна стоять ваша подпись, чтобы их можно было зарегистрировать и затем использовать.
— Почему именно моя подпись? Вы можете попросить кого угодно из своих помощников поставить на этих материалах подпись.
— Да, но этого будет недостаточно. Эти материалы будут представлены непосредственно святейшему отцу. Мартин наверняка захочет встретиться с их автором, потому что он не из тех людей, которые верят всему, что написано. Чтобы убедить его в том, что ваши разоблачения соответствуют действительности, вам придется предстать перед ним лично и ответить на его вопросы — как на исповеди. Как вы уже сказали, в нашем распоряжении достаточно людей, способных поставить вместо вас свою подпись ради нашего дела, однако у нас нет никого, кто бы согласился солгать под оком Божьим на исповеди главному епископу Рима.
— Если я это сделаю, я добьюсь справедливого возмездия тем, кто убил моего патрона?
— Конечно.
— А не обернется ли это все против меня самого?
Все трое монахов, слегка смутившись, переглянулись.
— Это возможно, — ответил Фожель. — Буду с вами откровенен: никто из нас не может считать себя в безопасности до тех пор, пока это дело не будет завершено. Если собранных материалов окажется недостаточно или если наши враги сумеют упредить наши действия, нам всем будет угрожать серьезная опасность.
— Когда я смогу увидеть Папу Римского?
— Прямо сейчас.
22
Старый Энгерран дю Гран-Селье продолжал искупать грехи своего сына. Несмотря на увещевания Ильзонды, он решил остаться верным клятве, данной им Артемидору в канцелярии дворца Латран. Энгерран спрятал письмо Жорже Ажа и рьяно принялся заниматься теми пятью территориями, которые он должен был приобрести для Римско-католической церкви. Однако перед каждой встречей, на которой обсуждалась покупка земли, ему неизменно слышались звучавшие как проклятие слова его супруги: «Ты предаешь своего короля!» Тогда Энгерран также неизменно вспоминал свой крест Туниса, оставленный в Риме. Отступать было поздно.
