Михаил Нестеров - Легионеры
– Это он, что ли, Марковцев? – Корней, как через толщу подушки, услышал голос товарища. – Я-то думал...
Ратман мог думать о многом, но высказывал свои мысли нервическим, будто сорванным голосом. Его рука нащупала в кармане куртки рукоятку “грача”, такой же пистолет был у Димы Ткачука, Корней и Бекетов из принципа не взяли оружие. Хотя земляки предложили им целый арсенал.
– Не дергайся. – Для Ратмана это предостережение прозвучало во второй раз. – Дай ему занять место.
Марку осталось пройти с десяток метров, Корней сумел непринужденно отвернуться, а Ратмана человек, сокращавший дистанцию, в лицо не знал.
Марковцев подходил к машине в темпе, которому Никольский дал всеобъемлющее определение: “Торопится”. И оглядывается. И ничего подозрительного не замечает. Братва готова к работе и внимания не привлекает. Стоят на удалении от машины и обозначат себя лишь в тот момент, когда выпадут из обзора киллера, когда Марк перешагнет невидимую черту и окажется чуть позади них.
А пока он впереди. Шаг ровный, можно сказать, красивый. Не строевой, конечно, но сродни ему; так обычно военные начальники сближаются с подчиненными, чтобы принять доклад. Некоторые репетируют, чтобы походка не казалась строго военной, но чуть вальяжной, слегка подволакивают ногу. Это “чуть” очень важно, вызывает уважение и подчеркивает ранг.
Да, бывший подполковник идет красиво, хотя и малость торопливо. Без головного убора, серая куртка застегнута наглухо, рукава чиркают по широким карманам, клапаны которых заправлены вовнутрь.
Прохожих в этот час немного. Несколько человек столпились у коммерческого ларька, курят, потягивают пиво, перебрасываются шутками, смеются в основном густо накрашенные девицы.
А Марк был не только настороже, но еще и отвечал на непредсказуемые действия противника. В противовес их жесткому мастерству Марк выставил свой инстинкт. Для него в этом вопросе темных пятен не осталось, слова Алексея Щедрина сплелись в предупреждение: “Жми на кнопки два раза”. Он сам наставлял журналиста: “Заподозришь что-то неладное, набери на подъездной двери неверный код. Если все нормально, входишь с первого раза, если нет – со второй попытки. Я все увижу”. В тот же вечер Сергей спросил Алексея: “Знаешь, что такое прозелитизм?” Алексей кивнул: обращение в свою веру.
Вот тебе и безвольный толстый журналист. Наверняка у него перед носом болтался ствол пистолета, а он, рискуя, пытался спасти жизнь фактически чужому человеку. На это Марк не мог не откликнуться. Но окончательное решение принял, когда оказался на месте и, говоря языком оперативников, прокачал ситуацию.
На стоянке, расположенной на 3-й Автозаводской, неподалеку от дома журналиста, Марковцева ждал “Ауди”. В бардачке машины остался фотоаппарат Алексея, в спинке сиденья спрятаны водительские права, “вальтер” с глушителем и громогласный армейский “стечкин”, некогда принадлежавший лже-летчику. Но немного не хватало времени. И, чтобы записать себе в актив еще полчаса, Марковцев позвонил из машины и предупредил Алексея, что застрял в пробке.
Примерно по пятнадцать метров отделяло Марка от двух украинских пар. Их он вычислил десять минут назад, глядя в видоискатель фотоаппарата с мощным длиннофокусным объективом. Они выпадали из немногочисленной толпы и сразу бросались в глаза по той причине, что Марк знал, кого и в каком месте нужно искать.
Он долго всматривался в огромного парня, но все же узнал его. Каким образом вышла на него бригада Михася, времени гадать не было. Запомнив расположение братков, он снова сосредоточился на машине журналиста. Ему помогла проехавшая мимо машина, брызнув дальним светом выехавшей на встречную полосу “Газели”. Салон “Опеля”, затемненные стекла которого не позволяли рассмотреть, кто находится внутри, слабо осветился. Но Сергею хватило нескольких мгновений, чтобы определиться. На месте водителя – Алексей Щедрин. Рядом с ним никого. А вот на заднем сиденье кто-то притаился.
Заранее отработав маршрут отхода, Сергей поставил “Ауди” на Матросской Тишине. Пришлось расстаться с фотоаппаратом, который стеснял движения. Выйдя из подъезда, откуда он вел наблюдение, расположившись у окна между вторым и третьим этажами, Марк остановил пацана лет десяти – миниатюрную копию Щедрина: толстого, с черными кудрями, выбившимися из-под шапки, в очках. В руках футляр от скрипки.
– Надо фотоаппарат, пацан?
– У меня денег нет, – мгновенно отозвался молодой скрипач, словно ждал этого вопроса всю свою жизнь. А глаза за толстыми стеклами очков намертво приклеились к дорогому “Никону”.
– А на скрипку поменяешь?
– Да вы что?! – Юное дарование вцепилось в футляр и чуть тише добавило: – Меня родители убьют.
– Ладно, бери так.
– Вы не шутите?
– Бери, бери. Тебе не Лешей зовут?
– Нет, Сергеем.
– Бери, тезка. – Марк сунул в руку будущего Паганини “Никон” и пошел прочь.
“Маньяк”, – решил пацан и со всех ног понесся домой. И чтобы дома его не убили за фотоаппарат, набросал в голове этюд: на сэкономленные от “Шока” средства дал какому-то ханыге на бутылку. Ворованный? Откуда ему знать? Чего?! Ну правильно, давайте, идите в милицию. Там ему найдут применение. Скрипку прихватите – мне она больше не нужна! Ноты вот отдайте. А как же еще с вами разговаривать?
На руку Марку играла его напряженность, которая, не вызывая подозрения у братвы, позволяла ему бросать взгляды по сторонам. Быть настороженным, но следовать намеченным планам. Один план читал с листа Никольский, еще раз предупредивший Щедрина: “Не вздумай газануть. Убью!” К осуществлению другого уж приступил Марковцев, сунув руки в карманы куртки и тут же вынимая их. В левой “стечкин”, в правой “вальтер”. Пистолеты надежные. Один готовил для себя агент ФСБ, другой подбирал лично Марк. Осечки практически исключались, но если один все же даст сбой, второй исправит положение.
Не останавливаясь, Сергей направил оба ствола на Ратмана, реакция которого притупилась о непредсказуемые действия его будущей жертвы. Он в списке Марка значился первым, поскольку не нервничал. А вот Бекетов буквально излучал волнение, которое прошло через объектив и отпечаталось в глазах Марка. Волнуется сейчас, значит, засуетится позже.
Марковцев умел стрелять с двух рук. Спускал курки не одновременно, а по очереди. Четыре выстрела, и Ратман упал, так и не успев воспользоваться своим оружием. Еще пара выстрелов по Корнею, и Сергей выбросил правую руку в сторону. С шести метров ему предстояло произвести слепой выстрел в окно машины и “испортить” цель, но так, чтобы не пострадал Щедрин. Он не видел никого через затемненные стекла, но отчетливо представлял, как к этому моменту должен расположиться затаившийся в машине человек.
“Вальтер” дернулся в руке Марка, и пуля пробила стекло правее задней стойки.
Попал, не попал?
На боковые стекла “Опеля” изнутри была наклеена коричневатая пленка, и пуля оставила в окне лишь аккуратную дырку, от которой во все стороны пошли трещины.
Сергей проделал часть дерзкого рейда на приличной скорости, а стреляя в машину, всем своим видом – чуть склоненной к плечу головой и слегка прищуренным нацеленным взглядом – показывал, что видит цель в машине. Задавил безупречной стрельбой при обоих открытых глазах, что подтверждало класс стрелка. Глаза Марка в данный момент представляли собой коллиматорный прицел, обеспечивающий широкое поле зрения, “третий” глаз, который видел цель через прицелы пистолетов, и задача параллакса отпадала.
Стреляя в Бекетова, Сергей приостановил свой шаг. Видимо, смелая вылазка произвела на Дмитрия сильное впечатление, поскольку Марк стрелял ему в спину. Бекетов, с точки зрения стрелка выглядевший суетливым, опроверг все выводы, сделанные Марковцевым за время наблюдения: за четыре коротких секунды, неравно поделенные на семь выстрелов, Бекетов сумел развернуться. Что творилось в его смертельно напуганных мозгах, неизвестно. Бежал от пули? Скорее всего – да. И они догоняли его: одна, две, три. Четвертая и пятая попали в Ткачука.
Не опуская рук, Марк стремительно сближался с машиной. Невозможно было заподозрить, что он не видит пространства иномарки, поскольку оба ствола, с какой стороны ни смотри, смотрели именно на жертву.
Когда до “Опеля” осталось два шага, Марк произвел выстрел почти наверняка. Куда бы ни отклонился Никольский, все равно пуля попадет ему в нижнюю часть туловища.
Сунув “стечкин” в карман, Сергей распахнул дверцу...
Обездвиженный двумя точными попаданиями под левую ключицу и правое предплечье, Никольский сидел не шелохнувшись. Ухватив его за рукав куртки, Марковцев рванул опера из машины и занял его место.
Алексей сотни раз слышал про контрольный выстрел, видел, как стреляют в голову жертве киношные киллеры, а вот вживую увидел впервые. Прежде чем захлопнуть за собой дверцу, Марковцев опустил руку с пистолетом. Выстрел. И пуля вошла под правую бровь Никольского.
