Игорь Резун - Время АБРАКадабры
Данила топал первым, таща всю цепочку, как хороший трактор: его каменным ступням было все равно, где идти.
Шагая рядом со Шкипером – они одни, да еще долговязый Иван в начале колонны, шли без повязок, предохраняя участников от опасного отклонения от маршрута, – Медный спросил:
– А эту… Верку, которая Сердючка, вытащить не удалось?
– Знает кошка, чье мясо съела, то есть скоммуниздила, – меланхолично ответил помощник. – Ничего. Я поручил Тяте-Тяте ее разыскать. Она с нее эти пятьсот рублей стребует. Хоть с живой, хоть с мертвой.
Они сошли с усеянного камешками плаца на пыльную обочину. Рядом неслись машины. Медный по себе знал, насколько пугает человека с завязанными глазами эта близость трассы, несущихся железных чудовищ. Ориентация теряется, все кажется ближе, чем есть на самом деле, и тебе представляется, что уже идешь по разделительной полосе, шаг в строну – и будешь размазан, распластан летящим автомобилем. Закалку этим страхом, – тем более что обратный путь они преодолевали тем же маршрутом, но без повязок, – проходили все, смеясь над пережитым.
Потом все спустились вниз. Тропинка потянулась между заболоченными лужами. Голые ноги идущих то и дело проваливались в холодные чашки земли, наполненные жижей. Тут труднее всего пришлось Су Ян. Она несколько раз чуть не шлепнулась, если бы ее не придержал шедший сзади рыжий Андрей, немногословный, серьезный парень. Медный гадал, в чем причина странного упрямства кореянки.
Но вот они уже миновали луг и вошли в заросли осоки, путаясь в высокой, примятой по тропке траве. Впереди грохотал настоящий горный поток. Предчувствуя тот шок, который охватит людей, Медный свистнул и приказал:
– Снять повязки!
Сняли. И раздались охи и ахи, удивленные возгласы. Идущему без глаз недоступны ни чувство расстояния, ни ощущение времени – все это молчит. Есть только Внутренний Путь, который каждый проходит в глубине себя, по кочкам своих фантомов.
Из городского бытия, с остановки на асфальтовом поле они попали на поляну в настоящем ущелье. Впереди по камням несся водопад и яростно грыз серые тела валунов, кипя пеной, как далекий Терек.
На самом деле в этом заключался феномен Борка, его чудесный секрет моментального перенесения человека в иное измерение. Среди каменных нагромождений, лишенных какой-либо растительности, шумела вода, специально отведенная рукавом из Ини с помощью хитроумного водовода. Она пролетала этот путь с бешеной скоростью, ибо конечное ее место назначения лежало на два километра ниже, в сердце самого карьера, который многим предстояло еще увидеть. Там, внизу, вода львом бросалась на породу, извлекаемую со дна, разгрызала ее, как орехи, смывала весь мелкий камень и крошку, шлифовала щебень до каленой звонкости. И чем дольше существовал карьер, тем гуще и злее был этот поток, с более громким ревом неслась вниз вода, все глубже становилось пробиваемое ею ущелье.
– Где мы?! – завопила Олеся. – Ка-а-кой кайф!
Но им предстояло еще пересечь этот поток, карабкаясь по валунам. Медный предупредил о том, что фотоаппаратуру и вообще все вещи, портящиеся от воды, лучше упаковать в приготовленные герметичные пакеты. Это, конечно, не Ниагара, но все равно – серьезно. Он напомнил ребятам простой принцип туриста-горника: прежде чем ступить на камень всей тяжестью тела, покатай его ногой, ибо камень, скорее всего, врет. При этом Медный искоса взглянул на кореянку.
Су Ян стояла, слегка побледнев. Впрочем, по ее изначально белому лицу вряд ли можно было что-то понять. Она посмотрела направо-налево, на то, как Данила молча забрасывает на могучую шею связанные за шнурки кроссовки, как Соня упаковывает свои белые сандалии, и взялась за ремешки обуви.
Через несколько секунд он все понял. И отвернулся, усмехнувшись, не желая смущать девушку.
Они перебирались по мокрым камням, хохоча в брызгах воды, сверкающих бриллиантовым разноцветьем. Запрет на речь был снят, и Данила, карабкаясь по камням, ревел Ивану:
– Ах, мать твою, засранец, волчина позорная, куда убежал! Руку давай!
А Олеся, дурачась, визжала:
– Мальчишки, мальчишки, па-а-даю!
Но все перебрались на тот берег без травм и ущерба.
Прошло несколько часов. Уже были сыграны «фирменные» игры «Лаборатории»: игра «Осьминоги», где сцепившиеся локтями тройки игроков пинали тряпочный мяч; «Монстры», где они решали непростую задачу пересечения пространства между двумя веревками; и «Электрозабор». Медный не принимал участие в играх, как и Шкипер. Он ходил со свистком и блокнотом, отмечая детали поведения каждого. Когда же на угольях зашипели первые шашлыки, а Данила открыл пластиковую канистру с молдавским домашним вином, Медный достал блокнотик.
– Так, ну ладно! – высказался он. – Начнем наш традиционный «Разбор пролетов».
– Почему «прОлетов»? – возмутилась Олеся. – Мы же все сделали!
Медный укоризненно посмотрел на нее. Олеся его уже очаровала: в ее гибком молодом теле дышала какая-то странная, совершенно животная и в то же время чистая страсть, самочья, не поддающаяся логике. Она была вся какая-то крепкая, как горошинка, и ловкая.
– Потому что по-настоящему многие из нас пролетели! А точнее все, по мелочам. Так, начинаем с Данилы.
– А почему с меня? – Данила уже ухватил шмат колбасы и жевал ожесточенно, не дожидаясь шашлыка.
– Потому что самый большой!
– Эх, Медный, не посмотрю на субординацию да вдарю! – пообещал Данила. – Сам знаешь…
– Разговорчики отставить! Адмирала на вас нет!
– Кого?
– Адмирала. Есть у нас такой тренер-судья, старый морской волк. Итак, продолжаем. Данила прокололся на переправе. Понадеялся на Ивана, замедлил темп.
– Русские на войне своих не бросают! – обиделся Данила.
– Но те русские, которые тормозят, на войне, как правило, гибнут, – ядовито заметил Медный. – Идем дальше. Соня, почему спряталась в камни, когда Лис балансировала на камнях?
– Я сережку потеряла, – потупилась девушка.
– А потом сразу нашла! Как только Лис прошла переправу. Боялась, что она тебя сковырнет в воду? Ладно, запомним. Кто еще? Камилла, много шуму из ничего.
– То есть как?! – оскорбилась Камилла. – Я вот ногу ушибла!
– Попроси Ваню, он поцелует, и все пройдет. На самом деле, Камиллочка, опять твое неистребимое кокетство. Иван, ты тоже хорош! Кого ты кинулся спасать, когда группа на лугу чуть не забурилась в канаву? Ага, Соню. А надо было помочь Даниле, он был важнее, потому что направляющий. А ты побежал типа к слабому. Так, Шкипера пропустим, у нас с ним потом разбор будет. Слава! – возгласил Андрей и столкнулся с презрительным взглядом: тот возлежал на траве, как на ложе императора, и жевал травинку. – Ты вообще никому ни разу не помог. Я очень внимательно следил!
– Я и не обязан, – обронил тот вполголоса.
Медный перешел к другим персоналиям, ощутив, как Слава сразу выломился из группы, как стал Иным. Сын Плотника не заслужил ни одного замечания, что его и расстроило, и он зарделся:
– А что я – хуже всех? Не пролетел ни разу?!
– Пролетишь, успеешь! – хлопнул его по плечу Шкипер.
А потом Медный попросил всех встать и подвел к обрыву. Он так и знал: из десятка глоток вырвалось восхищенное «Вау!», хотя многие видели эту картину уже не раз.
Под ними, под осыпающимися кручами, под почти отвесно уходящими вниз скальными обрывами расстилалась чаша. На дне ее возились игрушечные машинки великана: карьерные «БелАЗы» размером со спичечный коробок и похожий на письменный прибор шагающий экскаватор. Небо накрыло эту кастрюлю серого камня сплошной голубой чашей, и в центре ее сияла раскаленная кнопка – солнце. Потоки воды низвергались вниз, рассыпаясь искрами, – настоящий водопад. Это было чудо, которое никого не могло оставить равнодушным.
Когда все вернулись на поляну, поросшую жесткой стелющейся травой, и уже доспели шашлыки и лилось в кружки молдавское вино, Медный ослабил вожжи, предложив рассказывать истории из жизни. Тема: вредные люди. Те, кто мешает нам жить.
Первой подняла руку Камилла.
– Мне мешают жить вруны, – сообщила она. – Ну вот, например. Шла я недавно по Красному проспекту. Настроение в кайф, петь хочется. Подходит такая заплаканная девка и говорит: «Девушка, у вас нет пяти рублей на автобус? Мне доехать не на что, сумочку украли». Я ей: «Может, вам десятку дать? Автобус-то уже семь рублей стоит». Она такая: «Давайте!» Я ей: «А может, полтинник?» Она призадумалась, мнется: «Ну, тоже можно, молоко куплю для кошки». Я ей: «А стольник? Шампанского возьмете для устриц, а то их и кормить-то больше нечем». Тут она врубилась, что я над ней прикалываюсь, и пошла от меня. Побежала!
– А может, у нее правда не было? – робко заметила Су Ян.
Камилла смерила ее взглядом:
– Я-то ее помню! А она – нет. Она там уже неделю работает. Это заработок такой, понимаешь? Ну, подошла бы и сказала: «О’кей, я тут работаю. Сколько ты можешь мне дать?»
