Кит МакКарти - Окончательный диагноз
Она быстро, но соблюдая осторожность, двинулась по неровной поверхности, миновала перевернутый холодильник, походивший на постмодернистскую скульптуру, и приблизилась к задней стене морга. Дверей здесь не было, зато виднелись два окна; рама одного из них была разбита.
Не утруждая себя дальнейшим осмотром, Беверли пропихнула руку в дыру и принялась на ощупь искать щеколду. Ей пришлось встать на цыпочки, так как та заржавела и не поддавалась.
— Черт! — выдохнула она.
Она чувствовала, как в руку ей впивается осколок стекла, но это ее не остановило, и она еще сильнее надавила вниз. Щеколда поддалась, и стекло врезалось ей в руку. Кровь с поразительной быстротой залила все вокруг, продолжая вытекать из ее раны.
Но окно было открыто, и она не могла медлить. Не обращая внимания на кровь, которая уже пропитала рукава ее блузки и пиджака, а также на боль, разливавшуюся по всей руке, она подтянулась и, перемахнув через подоконник, оказалась в мужской раздевалке.
Она мгновенно проскочила мимо пустых открытых шкафчиков, миновала мелкий залив пыли, лежавшей на полу, и оказалась у двери, которая вела внутрь.
Треск бьющегося стекла заставил ее вздрогнуть.
Что за черт?
Она толкнула дверь, вознеся молитву, чтобы та не заскрипела.
И дверные петли послушались ее.
Гомер вместе с Райтом просматривал документы, накопившиеся по убийствам Пендреда, когда в дверь постучали и в кабинет с совершенно несвойственной решимостью вошла Кларк.
— Мы знаем, где может скрываться Пендред, сэр.
— Где?
— На Мол-стрит.
Гомер подошел к большой карте, висевшей на стене.
— Вполне возможно, — заметил он и, повернувшись к Кларк, осведомился: — А где именно?
— Судя по всему, там находится старый морг.
Услышав это, Гомер едва не подпрыгнул.
— Кто это сказал? — резко обернувшись, спросил он.
— Инспектор Уортон. Она только что звонила.
Гомер замер и посмотрел на Райта, глаза которого расширились от изумления. Затем Гомер вновь перевел взгляд на Кларк, и в кабинете воцарилась гробовая тишина. Когда Гомер вновь открыл рот, голос его зазвучал с придыханием, словно произнесение слов давалось ему с трудом.
— Ну что ж, наверное, нам стоит туда поехать. Вызовите на Мол-стрит вооруженный отряд.
— Ты знал, что на Мол-стрит находится старый морг? — спросил он у Райта, когда они с сиренами и включенными фарами уже мчались по улицам.
— Нет, сэр, — ответил Райт, сообразив, что, если бы он знал об этом, ему следовало бы кому-нибудь сообщить.
— Мы обыскивали Мол-стрит?
— Мы обходили дома, но там не так много жилых зданий.
— И никто не подумал о том, чтобы обыскать пустующие помещения?
Райт вздохнул:
— Мы проверили замки на предмет их надежности, сэр, а большего сделать не могли, это было бы противозаконно.
Гомер наградил его тяжелым взглядом, затем отвернулся к окошку и едва слышно пробормотал себе под нос: — Чертовы законы.
Лезвие ножа впилось ему в плечо, скользнув по кости. Это было больно, но все же ничто по сравнению с тем вихрем невыносимой боли, которая последовала за этим. Рука мгновенно онемела, причиняя своему владельцу нестерпимую муку. Он даже инстинктивно не успел среагировать, как лезвие было выдернуто. Единственная реакция отразилась на его лице, однако пользы от нее было мало.
Он упал на колени, схватившись за окровавленное плечо и массируя его пальцами в надежде немного ослабить боль. Сознание уплывало, но он заставил себя открыть глаза и взглянуть в лицо Мартина Пендреда.
Все безумные убийцы, которых в юности рисовало ему воображение, обычно носили гротескные маски, за которыми скрывали свою индивидуальность и от лица которых совершали свои чудовищные поступки. Но Пендред не нуждался в подобных аксессуарах. Его лицо было таким же мертвым и безжизненным, как лицо трупа. Айзенменгер видел тысячи таких лиц, но никогда еще оно не принадлежало живому человеку, стоявшему над ним с окровавленным десятисантиметровым ножом в руке, ни одно из них еще не взирало на него из потустороннего мира забвения. Ему казалось, что перед ним стоит зомби, которому по какой-то причине нужно стереть его с лица земли.
Со стороны стола доносились приглушенные звуки пытавшейся высвободиться Елены, однако Айзенменгер практически не обращал на них внимания. Он пытался сосредоточиться на Пендреде, что стало гораздо проще, когда тот все с тем же выражением лица снова занес над ним нож.
Айзенменгер начал отползать в сторону, оставляя на керамической плитке пола кровавые следы. Пространство для маневра отсутствовало, так как все было завалено рухлядью, и почти сразу он врезался в гору клавиатур, которые были сложены на неустойчивом табурете с тремя ножками.
Однако Пендред не обратил на это никакого внимания. Он опустил руку, даже не посмотрев на Айзенменгера, и снова направился к Елене. Айзенменгер увидел ее расширенные от ужаса глаза и лицо, с мольбой обращенное в его сторону.
Черт!
Он неуверенно поднялся на ноги, огляделся по сторонам и обнаружил под старым металлическим столом банку, заполненную мутным желтым формалином, в котором плавала огромная селезенка. Он нагнулся и, пользуясь одной рукой, вытащил ее наружу.
Мартин, поглощенный проблемами иного мироздания, уже склонился над Еленой, занеся нож над ее горлом, а она, не сводя глаз с Айзенменгера, изогнулась, насколько ей позволяли путы.
Метко швырнуть банку он не мог, так как его левая рука была обездвижена и он не мог использовать ее для балансировки.
Пендред еще ниже склонился над Еленой и обхватил ее горло большим и указательным пальцами. При его прикосновении она издала приглушенный всхлип и начала извиваться с удвоенной энергией.
— Мартин!
Пендред не отреагировал, однако это было уже не важно, так как вместе с криком Айзенменгер запустил в него банку. Он сразу понял, что бросок получился слишком слабым — орудие могло не долететь или даже упасть на Елену. Банка была большой и тяжелой, казалось, что она движется сквозь патоку, и тем не менее она таки достигла цели, врезавшись в левую руку Пендреда и заставив его выронить нож из правой.
Затем она рухнула на левое плечо Елены и скатилась на пол, где разлетелась вдребезги, распространив едкий запах паров формалина.
Из этой стычки Айзенменгер вышел победителем, но Пендред, похоже, даже не понял, что все это происходит в реальности. Он не издал ни звука и далее не посмотрел на Айзенменгера. С тем же выражением лица он наклонился и поднял нож.
И что теперь делать?
Дверь за спиной Пендреда приоткрылась.
Беверли в нескольких метрах от себя увидела склоненную фигуру Пендреда и привязанную к секционному столу обнаженную Елену. Она ощутила едкий запах и услышала приглушенные звуки, издаваемые жертвой. Лишь после этого она кинула взгляд влево и увидела Айзенменгера с окровавленным плечом, который слабо пошатывался, плохо ориентируясь в пространстве.
И что теперь делать?
Она принялась оглядывать помещение, видя, что Пендред уже начинает выпрямляться, — взгляд ее метался из стороны в сторону в поисках какого-нибудь предмета.
Ничего.
Пендред уже стоял почти во весь рост, а ей никак не удавалось найти какое-нибудь оружие. И тогда она сделала единственное, что ей пришло в голову.
Она бросилась на него и, подняв ногу, обутую в сапог, изо всех сил толкнула его в спину. Этот неожиданный удар заставил его отлететь вперед, он стукнулся поясницей о рабочую стойку, тянувшуюся вдоль стены, и с грохотом рухнул навзничь.
Если у нее и мелькнула мысль об одержанной победе, она тут же рассеялась, ибо Пендред почти сразу стал подниматься на ноги.
Елена отчетливо видела перед собой нож. Она не могла оторвать от него взгляда своих до боли расширенных глаз. Она видела его идеально гладкое серебристое лезвие, плавно сходившее на нет, и чуть притупившийся кончик. Она видела, как оно приближается, медленно и неумолимо.
А за ним она видела Мартина Пендреда с такими же невидящими глазами, как у Тиресия, и с таким же невозмутимым лицом, как у Колосса.
Она ощущала кляп, которым был заткнут ее рот, чувствовала удушье и то и дело сглатывала слюну. В ее голове с бешеной скоростью мелькали разные мысли. Она думала о своем страхе, о чувстве ярости, о беспомощности, о том, что ей холодно, что такого ужаса она еще никогда не испытывала, о том месте, где она находилась, и о том, где она окажется, когда ее уже не будет; она понимала, что ее ждет смерть. Она чувствовала страшную боль в груди и думала о том, как все это несправедливо…
Откинув голову назад, она выгнула шею, одновременно понимая, что, пытаясь увильнуть от лезвия, она лишь облегчает ему задачу.
