Клер Макинтош - Личный мотив
Он подождал, пока секретарь проверит по списку.
Петерсен – не Грей. Полная неразбериха.
– О’кей, спасибо. – Он положил трубку. – Судья Кинг задерживается. У нас есть еще полчаса.
Кейт подалась вперед.
– А тот рапорт, что я передала вам накануне… когда вы послали меня разбираться с женщиной, которая пришла на проходную. Где он?
– Где-то в лотке для входящих, – сказал Рей.
Кейт принялась рыться в бумагах на его столе. Она сняла верхние три папки с пачки документов и, не найдя свободного места на столе, положила их на пол. Она быстро перебирала оставшиеся бумаги, откладывая ненужные и тут же хватаясь за следующие.
– Есть! – наконец торжествующе воскликнула Кейт.
Она вытащила свой рапорт из прозрачного файла и положила его на стол перед Реем. Оттуда же выпали кусочки разорванной открытки, и Патрик взял один из них. Он с любопытством рассматривал его, а затем растерянно взглянул на Рея.
– Можно?
– Будьте моим гостем, – сказал Рей, хотя и не было до конца понятно, должно ли это означать, что он не возражает.
Патрик взял обрывки и принялся складывать из них картинку. Когда перед ними начал вырисовываться вид залива в Пенфаче, Рей присвистнул.
– Итак, Дженна Грей является сестрой Евы Мэннингс, о которой та так беспокоилась.
Нужно было действовать.
– Мистер Мэтьюз, спасибо, что принесли ее паспорт. Боюсь, я вынужден просить вас подождать нас в зале суда. Рейчел на проходной подскажет, как туда попасть. Мы приедем, как только сможем. Кейт, встречаемся через пять минут в ОБДН.
Кейт повела Патрика вниз, а Рей схватился за телефон.
– Натали, это Рей из ОКР. Можете посмотреть, что у нас есть на Иена Петерсена? Белый мужчина, около пятидесяти…
Рей бегом преодолел пролет лестницы и коридор и влетел в двери с табличкой «Служба защиты». Тут к нему присоединилась Кейт, и уже вдвоем они позвонили в Отдел по борьбе с домашним насилием. Дверь им открыла бодрого вида женщина с короткими черными волосами и массивными ювелирными украшениями.
– Нашли что-нибудь, Нат?
Она провела их внутрь и развернула монитор своего компьютера, чтобы им было видно.
– Иен Френсис Петерсен, – сказала она, – родился двенадцатого апреля тысяча девятьсот шестьдесят пятого года. Задерживался ранее за вождение в нетрезвом состоянии, нападение при отягощающих обстоятельствах. В настоящее время в отношении него действует судебный запрет.
– Запрет приближаться к женщине, надо полагать. Ее, случайно, зовут не Дженнифер? – спросила Кейт.
Натали покачала головой.
– Ее зовут Мария Уолкер. Мы поддержали ее уход от Петерсена после шести лет систематических издевательств с его стороны. Она выдвинула против него обвинение, но он тогда соскочил. Запретительный судебный приказ был выдан гражданским судом и до сих пор в силе.
– А до Марии что-то было?
– С партнершами – нет, но десять лет назад он получил предупреждение по поводу простого нападения. На свою мать.
Рей почувствовал привкус желчи во рту.
– Мы думаем, что Петерсен женат на женщине, участвовавшей в деле о наезде на Джейкоба Джордана, – сказал он.
Натали встала и направилась к стене, сплошь занятой металлическими шкафами картотек. Она выдвинула один из ящиков и начала перебирать его содержимое.
– Вот, – сказала она. – Это все, что у нас есть на Дженнифер и Иена Петерсенов, и чтение это, честно говоря, не из самых приятных.
45
Выставки, которые ты проводила, были нудными. Места проведения были разные: переоборудованные склады, студии, мастерские. Но люди – всегда одни и те же: шумно веселящиеся либералы в цветистых шейных платках. Женщины – грубые и самоуверенные; мужчины – вялые подкаблучники. Даже вину там не хватало индивидуальности.
В течение недели выставки в ноябре тебе было особенно тяжело. За три дня до этого я помог перевезти туда твои работы, и весь остаток недели ты проводила там, готовясь к открытию.
– Сколько времени может уйти на то, чтобы расставить несколько скульптур? – спросил я, когда ты вторую ночь подряд пришла домой очень поздно.
– Мы рассказываем там свою историю, – ответила ты. – Посетители двигаются по залу от одной скульптуры к другой, и важно, чтобы все экспонаты правильно говорили с ними.
Я рассмеялся.
– Ты только себя послушай! Какая чушь! Просто убедись, что ярлык с ценой выглядит красиво и хорошо читается, вот и все дела.
– Ты не обязан туда идти, если не хочешь.
– Так ты не хочешь, чтобы я пришел?
Я подозрительно взглянул на тебя. Глаза у тебя блестели чуть ярче обычного, а подбородок был поднят чуть более вызывающе. И я задумался, что вызвало в тебе такую joie de vivre[16].
– Просто не хочу, чтобы ты там скучал. Мы это перенесем.
Вот оно в чем дело: в твоих глазах мелькнула непонятная тень.
– Мы? – переспросил я, приподняв бровь.
Ты растерялась и, отвернувшись, сделала вид, что занялась мытьем посуды.
– Филип. С выставки. Он у нас куратор.
Ты начала вытирать внутреннюю поверхность кастрюли, которую я поставил отмокать. Я встал у тебя за спиной и прижал тебя к мойке так, что мои губы оказались на уровне твоего уха.
– О, так он у нас куратор, да? Именно так ты к нему обращаешься, когда он трахает тебя?
– Ничего такого и близко нет, – сказала ты.
Со времени начала беременности у тебя появился какой-то особый тон, когда я говорил с тобой. Он был чрезмерно спокойным, таким голосом ты могла бы говорить с капризничающим ребенком или с психически больным. Мне это очень не нравилось. Я немного отодвинулся, а когда ты выдохнула, резко толкнул тебя вперед. По звуку, который ты издала, было понятно, что у тебя перехватило дыхание, и ты двумя руками уперлась в край мойки, чтобы снова вдохнуть.
– Так ты не трахаешься с Филипом?
Я выплевывал эти слова тебе в затылок.
– Я вообще ни с кем не трахаюсь.
– Что ж, со мной ты и вправду не трахаешься, – сказал я, – в последнее время, по крайней мере.
Я почувствовал, как ты напряглась, и знал: ты ждешь, что я сейчас засуну руку тебе между ног, ты даже хочешь этого. Мне было почти жаль разочаровывать тебя, но к тому времени твой тощий зад меня уже не привлекал.
В день открытия выставки я был в спальне, когда ты поднялась наверх, чтобы переодеться. Увидев меня, ты остановилась в нерешительности.
– Все это я уже много раз видел раньше, – сказал я.
Найдя чистую сорочку, я повесил ее на дверцу шкафа, а ты разложила свою одежду на кровати. Я следил за тем, как ты сняла спортивные брюки, а футболку с длинными рукавами сложила, оставив ее на завтра. На тебе был белый лифчик и такие же трусики, и я подумал, что, может быть, ты специально выбрала этот цвет для контраста с синяком на бедре. Отек был еще заметен, и, садясь на кровать, ты поморщилась, как будто специально стараясь привлечь к этому мое внимание. Ты надела широкие холщевые брюки и мешковатую блузку из той же ткани, которая болталась на твоих тощих плечах, как на вешалке. Я выбрал для тебя ожерелье с большими зелеными бусинами, которое висело на ювелирном дереве у тебя на туалетном столике.
– Помочь тебе его надеть?
Ты заколебалась, но потом села на маленькую скамеечку перед зеркалом. Я держал бусы перед твоим лицом, а ты подняла волосы, чтобы они не мешали. Я соединил руки на твоем затылке и, на мгновение сдавив ожерельем горло, почувствовал, как ты напряглась. Я рассмеялся и ослабил давление.
– Прекрасно, – сказал я. Нагнувшись, я посмотрел в зеркало на твое отражение. – Постарайся не выглядеть сегодня дурочкой, Дженнифер. Ты вечно унижаешь себя, слишком много выпив и лебезя перед гостями.
Я выпрямился и надел сорочку, подобрав к ней бледно-розовый галстук, затем накинул пиджак и, посмотрев на себя в зеркало, остался доволен.
– Ты можешь сесть за руль, – сказал я, – поскольку не будешь пить.
Я несколько раз предлагал купить тебе новую машину, но ты настояла на том, чтобы оставить твою старенькую потрепанную «фиесту». Я старался садиться в нее как можно реже, но не собирался доверять тебе свою «ауди» после того, как ты сделала на ней вмятину, пытаясь припарковаться. Поэтому я сел на пассажирское сиденье, позволив тебе отвезти меня на выставку.
К моменту нашего приезда вокруг бара уже собрался народ, а когда мы шли через зал, послышался одобрительный гул. Кто-то захлопал, другие подхватили, но людей было слишком мало для полноценных аплодисментов, так что звук этот вызывал скорее смущение и замешательство.
Ты протянула мне бокал шампанского, второй взяла для себя. К нам направился мужчина с волнистыми темными волосами, и по тому, как загорелись твои глаза, я догадался, что это был Филип.
– Дженна!
Он расцеловал тебя в обе щеки, а ты на миг прикоснулась к его руке, наверное, думая, что я этого не замечу. Движение было таким коротким, что его можно было бы принять за случайность. Но я-то знал, что это не так.
