Бернар Миньер - Круг
«Венсан!» — осенило сыщика. Он где-то поблизости, ведет наблюдение, заняв позицию перед лицеем с фасада. Сервас съехал на обочину напротив главного корпуса и нажал кнопку быстрого набора.
— В чем дело, Мартен?
— На стоянку въезжает машина! — рявкнул он. — Видишь ее? Мне нужно знать, кто за рулем.
Эсперандье ответил не сразу.
— Подожди… Да, я ее вижу… Минутку… Она выходит… Студентка… Блондинка… Совсем молоденькая, значит, с подгото…
— Иди к ней! Узнай имя! — крикнул Сервас. — Придумай что-нибудь. Скажи, что полиция наблюдает за лицеем в связи со смертью преподавателя. Спроси, не заметила ли она чего, и предупреди, чтобы не болталась одна. Но главное — узнай имя.
Сервас увидел, как Эсперандье вышел из машины — он находился метрах в ста от него — и, даже не захлопнув дверцу, быстрым шагом направился к девушке. Она была у крыльца и пока что его не видела.
Бинокль!
Он открыл бардачок: бинокль лежал рядом с фонарем, блокнотом и пистолетом.
Эсперандье почти бежал, пытаясь догнать молодую женщину. Сервас навел на них бинокль и тут же отдал лейтенанту приказ:
— Пусть идет!
— Я не понимаю…
— Отпусти ее. Я знаю, кто она…
Венсан замер и начал крутить головой, пока не увидел Серваса. Тот опустил бинокль и отключил телефон, лихорадочно размышляя над увиденным.
Сара…
Марго проверила, хорошо ли закрыта дверь, и вернулась к кровати со сбитыми, влажными от пота простынями. При взгляде на пустую соседнюю кровать у нее сжалось сердце. Люси переехала, как только по лицею разнеслась новость об угрожающей Марго опасности.
У них было мало общего, общались они через пень-колоду, и все равно теперь Марго стало ужасно одиноко. Люси забрала все свои вещи, сняла со стены фотографии пяти братьев и сестер, и комната приобрела унылый и заброшенный вид.
Девушка сидела, поджав под себя ноги, и тщетно пыталась сосредоточиться на теме, заданной ван Акером: «Найдите семь веских причин, по которым не стоит писать роман, и одну — уважительную — для написания такового». Марго полагала, что профессор решил открыть глаза всем подающим надежды писателям их класса на трудности, поджидающие их на литературном поприще.
Марго нашла уже три причины не заниматься литературным трудом и не писать романов:
1) их и так слишком много, каждый год выходит куча новых, не говоря уж о тысячах, которые никогда не будут опубликованы;
2) чтобы написать роман, нужно проделать огромную работу, признание же будет мизерным, может, его и вовсе не будет, и дело ограничится короткой убийственной рецензией;
3) писательство еще никого не обогатило, автор в лучшем случае может заработать на ресторан или отпуск; литераторы, живущие своим трудом, — вымирающий вид, как снежный барс или карликовый гиппопотам.
О двух последних пунктах придется забыть: она так и видит, как Франсис ван Акер вопрошает с едким сарказмом: «Итак, мадемуазель Сервас, по-вашему выходит, что половине наших литературных гениев следовало бы воздержаться от писательства?» Ладно, займемся поиском пункта № 2… Мозг Марго решительно отказывался работать, она не могла не думать о том, что происходит вне стен общежития. Неужели он рядом, прячется где-то в лесу и наблюдает за ней? Юлиан Гиртман бродит поблизости или все они впали в идиотию, как полные психопаты? Она подумала о записке, которую Элиас оставил утром в ее шкафчике: «Думаю, я нашел Круг». Что имел в виду этот проклятый конспиратор? Марго хотела поговорить с Элиасом, но он сделал предупреждающий жест: «Не сейчас!» Чертов зануда!
Взгляд девушки упал на маленький черный приборчик. Рация… Самира объяснила, как обращаться с «уоки-токи», и сказала: «Можешь вызвать меня в любой момент».
Марго очень нравилась Самира; она считала, что у помощницы отца потрясающая внешность и офигительные шмотки. Девушка снова посмотрела на полицейскую рацию, схватила ее, поднесла ко рту и позвала, нажав на кнопку:
— Самира?
Потом отпустила штырек, чтобы услышать ответ.
— Ку-ку, птичка, я здесь… Что стряслось, милая?
— Ну… я… понимаешь…
— Тебе стало одиноко, после того как соседка съехала?
В точку…
— Не слишком благородный поступок… — Рация затрещала. — Я чешусь, как вшивый мопс, мошкара совсем меня достала. И пить хочется. У меня в бардачке две банки пива. Не желаешь присоединиться? Директору и твоему отцу говорить не обязательно… В конце концов, майор приказал не спускать с тебя глаз…
Марго улыбнулась.
Он чувствовал себя слишком усталым, чтобы возвращаться в Тулузу, и не был уверен, что в отеле найдется свободный номер. Есть другое решение, хотя… Если бы она хотела его видеть, давно бы позвонила. А может, она поступает как он сам — отчаянно ждет его звонка? Серваса терзали страх, сомнения и желание видеть ее. Он взглянул на экран мобильника, чтобы выяснить время, и его постигло разочарование: слишком поздно, не стоит будить ее среди ночи. А вдруг она не спит? Вдруг просыпается каждую ночь — двое суток назад он видел это собственными глазами… Возможно, Марианна ждет его звонка и задает себе один-единственный вопрос: какого черта он не звонит? Сервас словно наяву ощутил на губах вкус ее губ и языка, вспомнил аромат волос и кожи, и его накрыла волна желания. Как же он по ней истосковался…
Он набрал номер Эсперандье:
— Я возвращаюсь. Спокойной ночи.
Лейтенант махнул ему рукой и тяжелыми шагами пошел к машине. Через час Венсана и Самиру сменят коллеги и будут дежурить до утра. Мартен не мог не думать о Марго (он надеялся, что дочь спокойно спит и видит сны) и о том, чем сейчас занят Гиртман. Спит? Рыщет поблизости, как хищник в поисках добычи? Или уже схватил жертву и спрятал в тайном месте, чтобы забавляться, как кот с мышью?
Сыщик встряхнулся, прогоняя несвоевременные мысли. Он приказал Венсану не слишком светиться, чтобы опытный преступник не смог его заметить. Сервас не верил, что Гиртман станет рисковать. Швейцарец четыре с половиной года провел в психиатрических лечебницах, к нему не пускали посетителей, его не выводили на прогулки, круг общения ограничивался докторами и надзирателями, так что свободу он теперь ценил превыше всего.
Сервас миновал пустынные улочки спящего города и направился к озеру, проехал мимо плавучего ресторана — кафе — концертного зала «Зик». Там было полно посетителей, из открытых окон неслась громкая музыка. Он обогнул ближайший к городу восточный берег и продолжил путь по северному.
Дом Марианны стоял прямо перед лесом. На первом этаже горел свет.
У Серваса участился пульс. Он понял, как сильно желает эту женщину, как хочет поцеловать ее, обнять, прижать к себе. Услышать голос. Смех. Быть с ней.
А потом у него оборвалось сердце.
Под соснами, на посыпанной гравием площадке, стояла машина. Эта красная «Альфа Ромео Спайдер» принадлежала не Марианне. Душу Серваса затопила печаль, он снова почувствовал себя преданным, но тут же устыдился и решил «толковать сомнения в пользу обвиняемой». Он дождется ухода Франсиса и позвонит в дверь. У нее наверняка найдется объяснение, иначе и быть не может.
Майор проехал чуть дальше и припарковался на границе владения Марианны — там, где дорога делала поворот перед лесом и уходила к северу и ландам. Он достал из пачки сигарету и вставил диск Малера в плеер. Музыка не помогла. Во рту появился горький вкус. Яд сомнения отравлял мозг. Он вспомнил о презервативах в зеркальном шкафчике в ванной. Посмотрел на часы на приборной доске. Прошло два часа. Когда из парка, взвизгнув шинами по асфальту, вылетел красный «Спайдер», Сервас почувствовал, как по телу разливается ледяной холод.
Луна в небе напоминала печальную женщину. Только она не предаст его.
Было три часа утра.
Четверг
33
Шарлен
Ему двадцать. Длинные, темные, завивающиеся на концах волосы до плеч. Рубашка с большим отложным воротником. Наполовину выкуренная сигарета зажата между указательным и средним пальцами, большой палец прижат к фильтру. Он смотрит прямо в объектив, у него напряженный, чуточку циничный взгляд, на губах — тень улыбки. Или гримаса?
Снимок сделала Марианна. Сервас не сумел бы объяснить, зачем он его хранит. Два дня спустя Марианна ушла.
Она сказала «мы должны расстаться» убитым голосом, со слезами на глазах, как будто это он ее бросал.
— Почему?
— Я люблю другого.
Худшая из причин…
Больше Сервас ничего не спросил, только посмотрел на Марианну тем особенным — циничным — взглядом (во всяком случае, он очень на это надеялся!).
— Убирайся.
— Мартен, я…
— Пошла вон.
Марианна ушла, не промолвив ни слова, и он не сразу узнал, на кого она его променяла. Двойное предательство… Сервас много месяцев надеялся, что она вернется, а потом встретил Александру. Он убрал фотографию в ящик. Сегодня утром у него было одно желание — разорвать проклятый снимок на мелкие клочки. Сыщик провел ужасную ночь, его мучили кошмары, он просыпался в поту и судорогах и чувствовал себя на грани срыва.
