Майкл Коннелли - «Линкольн» для адвоката
– Я не специалист в этой области.
– А что вы скажете по поводу порнографических видеофильмов? Вы записали их названия?
– Нет, я этого не делал. Причина та же: я не был уверен, что это имеет отношение к расследованию и к установлению личности того, кто так зверски обошелся с женщиной.
– Вы не помните, сюжеты каких-либо из этих порнофильмов не были связаны с садомазохистскими играми или чем-то подобным?
– Нет, не помню.
– Так, а вы не советовали мисс Кампо избавиться от кассет и тех одеяний из шкафа, прежде чем группу адвокатов мистера Руле допустят осмотреть квартиру?
– Определенно ничего подобного я не делал.
Я вычеркнул это из своего списка и продолжил:
– Вы когда-нибудь беседовали с мистером Руле о том, что произошло в квартире мисс Кампо в ту ночь?
– Нет. Прежде чем я получил возможность к нему подобраться, он уже окружил себя плотным кольцом адвокатов.
– Он воспользовался своем конституционным правом хранить молчание?
– Да.
– Таким образом, насколько вам известно, он ни разу не разговаривал с полицией о том, что случилось?
– Совершенно верно.
– На ваш взгляд, мисс Кампо получила удары большой силы?
– Да, бесспорно. Ее лицо было сильно разбито, рассечено и распухло.
– Тогда, будьте добры, расскажите присяжным о повреждениях от ударов, которые вы обнаружили на руках мистера Руле.
– Он обмотал кулак тканью, чтобы избежать следов. На его руках не было повреждений, насколько я мог видеть.
– Вы как-то задокументировали отсутствие повреждений?
Буккера вопрос озадачил.
– Нет.
– Иными словами, вы сфотографировали повреждения, полученные мисс Кампо, но не сочли нужным зафиксировать отсутствие повреждений у мистера Руле – я вас правильно понял?
– Мне не показалось нужным фотографировать что-либо, чего нет.
– Как вы узнали, что он обернул кулак тканью, дабы уберечься от повреждений?
– Мисс Кампо сообщила мне, что увидела, как его рука была обмотана тканью непосредственно перед тем, как он ударил ее в дверях.
– Вы нашли ткань, которой он предположительно обернул свою руку?
– Да, она находилась к квартире. Салфетка, наподобие ресторанной. На ней была кровь.
– Кровь мистера Руле?
– Нет.
– Было ли на ней что-либо, свидетельствующее о ее принадлежности обвиняемому?
– Нет.
– Значит, в пользу этого мы имеем лишь слова мисс Кампо, не так ли?
– Да.
Я позволил себе паузу, делая пометки в своем блокноте, затем продолжил допрос свидетеля.
– Детектив, когда именно вы узнали, что Льюис Руле отрицает применение им силы и угроз в отношении мисс Кампо и что намерен решительно защищаться от обвинений?
– Это было, когда он нанял вас, я полагаю.
В зале суда послышался приглушенный смех.
– Вы пытались найти иные объяснения увечьям, которые получила мисс Кампо?
– Нет, она рассказала мне о случившемся, и я ей поверил. Обвиняемый избил ее и собирался…
– Спасибо, детектив Буккер. Просто постарайтесь ответить на вопрос, который я вам задал.
– Я это и сделал.
– Если вы не искали никаких иных объяснений, поскольку поверили мисс Кампо, то можно с достаточной уверенностью утверждать: все дело полностью построено на ее словах, не так ли? Исключительно на заявлениях мисс Кампо о событиях в ее квартире вечером 6 марта?
Буккер задумался. Он сознавал, что я увлекаю его в ловушку его же собственных показаний. Как говорится в поговорке, нет западни опаснее, чем та, в которую сам себя загонишь.
– Дело не только в ее словах, – произнес он. – Есть вещественные доказательства. Нож. Раны на ее теле. Не только слова являются доказательством.
Он убежденно закивал, подкрепляя сказанное.
– Но разве в плане объяснения полученных ею ран и других улик обвинение не отталкивалось от того, что мисс Кампо сама изначально вам сообщила?
– Можно сказать и так, – нехотя признал он.
– Именно она является тем древом, на котором выросли все плоды, разве нет?
– Я бы не стал употреблять подобные слова.
– Тогда какие слова вы употребили бы, детектив?
Вот теперь я его поймал. Буккер ерзал на своем свидетельском стуле. Минтон встал и заявил протест, утверждая, что я травлю свидетеля. Наверное, нечто подобное он видел по телевизору или в кино. Судья велела ему сесть на место.
– Можете отвечать на вопрос, детектив, – сказала она.
– В чем был вопрос? – спросил Буккер, стараясь выиграть время.
– Вы не согласились со мной, когда я охарактеризовал мисс Кампо как единственное дерево, на котором выросли все свидетельства обвинения. Если я не прав, как бы вы описали ее место в данном уголовном деле?
Буккер быстро вскинул руки, как бы показывая, что сдается.
– Она жертва! Бесспорно, она занимает важное место, потому что рассказала нам о том, что случилось. Мы обязаны были опираться на ее показания, чтобы направить ход расследования.
– И вы опирались на ее показания?
– Да.
– Кто еще видел, как обвиняемый напал на мисс Кампо?
– Больше никто.
Я кивнул, как бы подчеркивая ответ для жюри. Бросил взгляд на скамью присяжных и обменялся взглядами с теми, что сидели в первом ряду.
– Хорошо, детектив. Сейчас я хочу спросить вас о Чарлзе Тэлботе. Как вы узнали об этом человеке?
– Мм… обвинитель… мистер Минтон, велел мне разыскать его.
– А вам известно, откуда мистер Минтон узнал о его существовании?
– Это вы его информировали. У вас была видеокассета из того бара, на которой он заснят вместе с жертвой за пару часов до преступного инцидент.
Я понимал, что этот поворот в показаниях может стать удобным моментом для предъявления суду этого самого видео, но мне хотелось с этим повременить. Хотелось, чтобы, когда я стану демонстрировать видеозапись членам жюри, на свидетельской трибуне находилась жертва.
– А до этого момента вы не считали важным разыскивать того человека?
– Нет, я просто не знал о нем.
– Когда вы наконец узнали о Тэлботе и разыскали его, вы обследовали его левую руку, дабы установить, не имелось ли на ней каких-либо ссадин, могущих образоваться в результате неоднократных ударов кого-либо кулаком в лицо?
– Нет, я этого не делал.
– Потому что были уверены в своем выборе на роль преступника мистера Руле?
– Это не был выбор, а то направление, на которое нас вывело следствие. Я начал искать Чарлза Тэлбота не ранее чем через две недели после того, как преступление совершилось.
– То есть вы хотите сказать, что если у него и были на руке повреждения, то они к тому времени уже сошли, так?
– Я не специалист в этом деле, но – да, так я подумал.
– То есть вы вообще не смотрели на его руку, не правда ли?
– Нет, специально не смотрел.
– Вы спрашивали кого-либо из сотрудников мистера Тэлбота, видели ли они синяки, ссадины или иные повреждения на руке своего босса непосредственно после случившегося?
– Нет.
– Вы даже и не рассматривали никого, кроме мистера Руле, не так ли?
– Нет, не так. Я подхожу к каждому делу непредубежденно и с открытыми глазами. Но Руле находился там и с первых же минут был взят под стражу. Жертва опознала в нем нападавшего. Естественно, что он приковал наше внимание. Сначала он был одним из подозреваемых, а позднее – после того как обнаружились его инициалы на ноже, который приставлялся к горлу мисс Кампо, – он стал единственным, если вам угодно.
– Как вы узнали, что к горлу мисс Кампо приставлялся нож?
– Она сообщила нам об этом, и у нее на шее была обнаружена колотая ранка, что свидетельствует в пользу ее показаний.
– Вы говорите, что проводился некий судебно-медицинский анализ, подтвердивший соответствие ножа ранке на ее шее?
– Нет, это было невозможно.
– Итак, вновь мы имеем только слово мисс Кампо в пользу того, что нож приставлял к ее горлу именно мистер Руле.
– У меня тогда не было причин сомневаться в ее словах. Нет их и сейчас.
– Итак, без предъявления каких бы то ни было объяснений вы, очевидно, и нож с инициалами обвиняемого готовы счесть крайне веским доказательством его вины, не так ли?
– Да. И я бы сказал: с предъявлением хорошего объяснения! Он принес туда этот нож с единственной мыслью…
– Вы специалист по чтению мыслей, детектив?
– Нет, я детектив. И я просто говорю, что думаю.
– «Думаю» – здесь ключевое слово.
– Это то, что мне известно из вещественных доказательств и свидетельств по делу.
– Я рад, что вы так уверены в себе, сэр. На данный момент у меня нет больше вопросов. Я сохраняю за собой право еще раз вызвать детектива Буккера – уже как свидетеля защиты.
У меня не было намерения вновь вызывать Букера на место для дачи свидетельских показаний, но я подумал, что эта угроза может произвести правильное впечатление на жюри.