Джек Кертис - Слава
Элейн поднесла кончик лезвия к горлу блондинки и круто изогнула запястье. Она не спешила – надо было насладиться этим сполна, пока их никто не видит. Девушка колотила пятками по земле – издали этот шум можно было принять за быстрые шаги спешащего домой человека.
Глава 43
Нью-Йорк, как всегда, был городом контрастов. Внутри – легкий холодок кондиционированного воздуха, а снаружи – тяжелая, изнуряющая, подавляющая волю жара, затрудняющая дыхание и превращающая одежду людей в выцветшие тряпки.
Эдвард Хендерсон заплатил за вход в Музей современного искусства и сразу же направился наверх, в зал, большую часть которого занимали «Водяные лилии» Клода Моне. Он встал спиной к этому полотну и выглянул в большое, окно, которое выходило в сад скульптур. Группа детей делала этюды по заданию преподавателя. Пара влюбленных в джинсах и майках прогуливалась, безразлично глядя на «Козерога» Пикассо. Мужчина в темно-синих хлопковых брюках и рубашке с короткими рукавами читал «Тайме».
Хендерсон несколько раз говорил со Стейнером по телефону, но они никогда не встречались лично. Несколько секунд Эдвард вглядывался в этого человека: невысокий, подтянутый, узкое интеллигентное лицо, темные непокорные кудри. В городских деловых кругах у него была завидная репутация человека, способного еженедельно сводить положительный баланс в «Эм-Доу». Кроме того, он получил гораздо менее лестную известность как подпевала Чедвика. Эдвард спустился обратно и сел на скамейку рядом со Стейнером, который не сложил газету и даже не взглянул на Хендерсона. Дети вернулись в здание.
– Хендерсон?
– Он самый.
– Вы выглядите старше, чем на газетной фотографии.
– Ее сделали уже давно. В этом виновата скорее моялень, чем тщеславие.
– Вы много знаете.
– В самом деле?
–Я имею в виду то, о чем вы говорили мне вчера по телефону.
– Мы можем обсудить это?
– Шепотом, а? – Стейнер не поднял глаз от газеты, но его губы изогнулись в натянутой улыбке.
– Как вам угодно.
– Тогда вы мне расскажете...
– Я не знал, что мы уже заключили сделку.
– Сделкой можно считать все, что угодно.
– Мне казалось, вы жаждете поговорить со мной.
– Я жажду узнать, сколько вызнаете. И откуда вы это знаете.
– Я вижу, что наша беседа идет по кругу, и это меня не вдохновляет.
Некоторое время Стейнер молчал.
– Мы говорили о работе.
– Вы говорили о ней с людьми, которые работают у меня.
– А что мне скажете вы?
– Это возможно.
– На каких условиях?
– Вы человек с опытом, у вас хороший послужной список. Мы сможем найти для вас место.
– В правлении?
– Само собой разумеется.
– В городе появился Джон Дикон? – спросил Стейнер. Эдвард не ответил. – Ну хорошо, – в тоне Стейнера послышалось нетерпение. – Кто, как не он, заинтересован в этом? Од позвонил вам или приехал сюда сам?
– Зачем вам это знать?
– Если он здесь, то у него могут возникнуть проблемы. Вот вам и полученная от меня первая информация.
– Меня интересует Чедвик, – сказал Эдвард.
– Понятное дело.
– От кого вы получаете сведения из Британии?
– В любом случае не от бойскаутов.
– Что вы о нем знаете? О Диконе?
– Почти все. И о девушке тоже. О Лауре Скотт.
– Кто убил Кэйт Лоример? – спросил Эдвард.
Стейнер вздохнул:
– Я не настолько хорошо вас знаю. Пока.
– Куда идут деньги?
– А куда обычно они идут? Швейцария, Флорида, банк Ватикана... сами знаете.
– Кроме того, есть специальный фонд, я полагаю?
– Конечно. Но деньги не должны залеживаться. Вспомните хотя бы прошлый год. Бейкер поднимает палец в Бундесбанке, Рейган убирает пару буровых установок из Залива – и готово! Почти семьсот миллиардов долларов как корова языком слизнула. Вот в чем опасность компьютерной торговли – это демон зеленого экрана.
– Ладно. Попробуем узнать, откуда деньги приходят.
– Отовсюду. Правду говоря, имеется несколько вкладчиков.
– Сколько?
– В последний раз, когда я смотрел, было пятьдесят.
– Ото!
Стейнер улыбнулся и перевернул газетную страницу.
– Я так и предполагал, что на вас это произведет впечатление.
– И все крупные?
– Все.
– И зачем, черт возьми, это нужно?
– Фонд называется «Нимрод». – Стейнер сделал паузу. – Чтобы вы лучше поняли его предназначение, скажу, что это военный фонд.
Эдвард почувствовал, как струйки пота текут у него по шее, по груди, по спине. Он боялся переменить позу, чтобы не нарушить ритм обмена репликами со Стейнером.
– Для ведения какой войны? – спросил он.
– Вы слишком торопитесь. – Стейнер сложил газету.
– Скажите хотя бы это.
– Нет, – ответил Стейнер. – Не у одного только Олли Норта есть интересы в Центральной Америке. И не один он собирает средства.
– Значит, Никарагуа?
Стейнер покачал головой:
– Мне надо идти.
– Давайте встретимся еще раз.
– Стоило бы.
– Здесь?
– Почему бы и нет? – Стейнер встал. – Мне здесь нравится.
Я люблю бродить по залам музея.
– Почитатель искусства, – сказал Эдвард. – Так когда?
– Я позвоню вам и сообщу. Посидите здесь еще минут десять, хорошо? – Он оставил газету на скамье, чтобы занять Эдварда. – Я не отношусь к почитателям искусства. Я люблю оценивать картины. Подсчитывать все эти чертовы деньги.
* * *– Я приеду к тебе, – сказал Эдвард. – И не один. Когда он приехал, Дикон и Лаура стояли рядом за кухонным столом и делали гамбургеры. Они были похожи на играющих в конструктор детей. Согласно договоренности Эдвард воспользовался своим ключом, и когда он вошел в кухню, они оторвались от работы и улыбнулись ему. Но улыбки тут же сбежали сих лиц – Эдвард ничего не сказал заранее о человеке, которого приведет с собой.
Питер Данциг вызывал удивление у большинства людей. Его рождение было сюрпризом даже для его собственной матери. Природа наградила его красивым, почти женским лицом: правильный овал с гладкой безупречной кожей, прямым носом, нежным, хотя, может быть, и слишком полным ртом – и копной блестящих светлых волос, откинутых назад с высокого лба. Однако удивительнее всего были его глаза: темно-фиолетовые зрачки и длинные загнутые ресницы производили потрясающее впечатление. Женщины влюблялись бы в Питера за одни только глаза, если бы Господь не решил восстановить нарушенный баланс и компенсировать красоту лица остановкой роста в семилетнем возрасте. Питер возвышался над полом едва ли больше, чем на метр. Когда Эдвард представил его хозяевам, Питер подошел, семеня маленькими, слегка искривленными ножками, и приподнялся на цыпочки для рукопожатия.
– Время от времени Питер выступает в качестве советника в моей компании. Кроме того, он хороший друг.
– Вы консультант по бизнесу? – спросил Дикон.
Данциг отрицательно покачал головой.
– Я экономист. Точнее, профессор экономики. Собственно говоря, я ее преподаю, и случается, людям далеко не студенческого возраста. – Он говорил мягким тенором.
Дикон налил всем выпить, наполнил свой стакан апельсиновым соком с содовой и направился к паре широких кушеток, стоявших у окна. Данциг чувствовал себя как дома. Он взобрался на большие подушки и уселся на краешке, нога на ногу.
– Вы виделись со Стейнером? – спросил Дикон.
Хендерсон рассказал все, что узнал от Стейнера.
– Я уже поставил в известность Питера по дороге сюда. Надеюсь, вы не против?
Дикон кивком выразил согласие.
– Стейнер не захотел рассказать, как узнал обо мне? И о Лауре?
– Нет. Я думаю, от Бакстона.
– Но мне кажется, не только.
– От Фила Мэйхью? – спросила Лаура.
Дикон снова кивнул.
– Косвенно. Д'Арбле работал в специальном отделе, но, кроме того, он был завербован службой безопасности.
– Как? Тот самый Д'Арбле? – усомнился Данциг.
– Представьте себе, он был шпионом.
– Понимаю. Они есть у каждого уважающего себя правительства.
– Что вы узнали от Стейнера? – снова спросил Дикон.
Эдвард Хендерсон отпил пива, поставил стакан и наклонился вперед.
– В общем, здесь действует картель, это точно. Пятьдесят инвесторов или больше. То, что Бакстон рассказал вам о своем банке, скорее всего относится и к остальным: огромные суммы денег, происхождение которых невозможно установить, вносятся как особые вклады на счет фонда «Нимрод». Стейнер назвал его военной казной.
– Что вы подразумеваете под остальными? – уточнила Лаура. – Другие банки?
– Банки, компании, частные лица в той или иной форме. Очевидно, фонд обеспечивает оборотный капитал для некоего совместного предприятия.
– Управляемого Чедвиком, – подсказал Дикон.
– Да, наверное.
– Отсюда следует, что именно он придумал эту схему.