Джек Кертис - Слава
Рисуя эти воображаемые картины, Дикон не находил виновного. Не находил никого, хоть убей, кого стоило бы ненавидеть. И все-таки он ощущал сильную, упрямую злость. Не из-за предательства, а из-за собственной глупости и напрасных трат.
Внезапно к Дикону пришло осознание того, что, пытаясь представить себе вечера, украденные у него Мэгги и Филом, он так и не смог восстановить в памяти ее черты, не смог увидеть ее, похожей на саму себя.
* * *Вернувшись, он прошел прямо в спальню и избавился от пистолета. Лаура наблюдала за ним от двери, не скрывая удивления.
– Ничего не было, – сказал он. – Парень не явился.
– Это все суета сует, правда?
– Послушай, – отозвался он, – мы можем пойти только по одному пути – вслед за деньгами. Мы знаем, куда они идут, даже если не знаем почему. Второй вариант – остановиться.
– Где-то там, снаружи, – ответила Лаура, – прячется некто, убивший Кэйт и, может быть, надеющийся убить меня. Человек по прозвищу Архангел умер – из-за того, что я сбила его. Том Бакстон покончил самоубийством. Мы все это знаем. Я не думаю, что после всего еще можно остановиться. Как ты считаешь?
– Только в том случае, если ты готова к большим переменам в жизни. – Она вопросительно взглянула на него, не понимая. – Надо уехать далеко отсюда и жить в другом городе, может быть, в другой стране.
– Одной? – Она не стала ждать ответа. – Я всегда буду бояться. То, чего я не знаю, больше всего пугает меня.
– Да, – сказал он. – Я чувствую то же самое.
Они вышли из спальни. Дикон снял пиджак и бросил его на кресло. Потом подошел к окну, чтобы выкурить сигарету – привычка, которую он приобрел ради нее. Ночной воздух был таким горячим и неподвижным, что ему приходилось держать руку на подоконнике – только тогда дым не шел в комнату. Он загляделся на вереницы огней, обдумывая события истекшего дня.
Лаура унесла его пиджак в спальню, но вместо того чтобы повесить на вешалку, свернула его подкладкой наружу и засунула на полку под другие вещи в надежде, что Дикон не увидит его. На спине, пониже левого плеча, пиджак был испачкан кровью: два пятна неправильной формы. Она ничего не знала про звуки капающей жидкости, которые он услышал, после того как выстрелил в человека с фонарем и вернулся в укрытие.
Лаура решила не уличать Дикона во лжи. Она не считала, что обман оскорбляет ее или подвергает риску. Она удивлялась себе – привычка доверять людям была ей не свойственна.
Позже она спросила:
– Ты сказал «вслед за деньгами». Ты имеешь в виду Америку?
– Да.
– Я тоже поеду.
– Нет, – сказал он. – Впрочем, да. – Потом снова: – Нет.
– Так как же? Да или нет?
– Нет.
Глава 41
Эдвард Хендерсон встретил их в аэропорту Кеннеди и отвез в Манхэттен. Он пожал Дикону руку не менее сухо, чем Лауре, хотя она почувствовала теплоту в его голосе, когда он сказал:
– Я в самом деле очень рад видеть тебя здесь, Джон. Это был высокий человек, с темными волосами, одетый в строгий деловой костюм, но его широкий рот, казалось, всегда был готов растянуться в улыбке и в его стиле вождения автомобиля чувствовалась склонность к авантюризму.
Дикон многое объяснил по телефону – не все, но кое-что.При упоминании об «Эм-Доу» Эдвард сказал:
– Правда? Вы меня не удивили. – Он обещал рассказать побольше об этой корпорации.
Они проехали по шоссе Рузвельта, повернули на Кэнел-стрит, а потом к ТриБеКа. Остановив машину, Эдвард сказал:
– Квартира в том же состоянии, как и была. Хотя кто-то приходил убираться.
– Спасибо; – ответил Дикон. Он посмотрел на часы: они по-прежнему доказывали лондонское время.
– Пять тридцать, – сказал Эдвард. – Поспите и приходите обедать.
Дикон кивнул. Когда Лаура уже открывала дверцу, Эдвард сказал:
– Вы упомянули Остина Чедвика.
– Да, – ответил Джон. – Бакстон назвал мне его имя. Бакстон был...
– Я помню. А больше никого не назвал?
– Нет. А что?
– Еще есть парень по имени Гарольд Стейнер, вице-президент корпорации. С некоторых пор он недвусмысленно дает понять, что будет рад получить у нас работу.
– Но почему?
– Он хороший знаток банковского дела. Возможно, хочет иметь побольше денег. А может, ему надоело работать на одном месте или понравилось состояние дел в нашей корпорации.
– И что же?
– Я узнал, что Чедвик у него в печенках.
– Вы говорили с ним?
– Да. Но можно поговорить еще раз.
– Хорошо, – сказал Дикон.
– В восемь тридцать не рано? – спросил Хендерсон.
Дикон посмотрел на Лауру. Она сказала:
– Восемь тридцать – это отличное время.
Пока Дикон стоял в огромной центральной комнате с деревянным полом и колоннами, Лаура обошла всю квартиру.
– Дом Мэгги, – сказала она.
– Нет, теперь это мой дом.
Они забрались в кровать королевских размеров и улеглись, раскинув руки. Огромное пространство между ними казалось непреодолимым, но Лаура пододвинулась к Дикону и примостилась рядом с ним, положив руку ему на грудь и слегка согнув ногу в колене, чтобы касаться его бедра.
– Я продам ее, – сказал он. – Это, наконец, смешно. Никто ею не пользуется.
– Конечно, надо продать, – сонно пробормотала Лаура.
Глава 42
Элейн расстегнула платье негнущимися от злости пальцами и бросила его на кровать. Потом подошла к зеркалу и сдернула парик. Зачесанные назад волосы были мокры от пота. Она была похожа на незавершенное творение Бога – женские румяна, тушь, яркая помада и мужские, заросшие щетиной баки около ушей; женский лифчик, из которого сыплется вата, и мужская волосатая грудь; женские атласные трусики и выпирающий из-под них мужской член. Ни он, ни она – они.
– Это невозможно.
– Я их видела.
– Это невозможно.
–У них были чемоданы. И они садились в такси.
– Уезжая куда?
– Я не знаю. Откуда мне знать?
Идиотка! Дура! Он стянул с себя трусики и швырнул их в другой конец комнаты.
– Ты была там. Ты должна была что-нибудь сделать.
Аллардайс лежал на кровати, дрожа от злости. Мускулы на его скулах напряглись, кулаки сжались, ногти вонзились в ладони. Как все изменилось! Раньше он приходил в эту комнату, садился и ждал появления Элейн. Она входила постепенно, деталь за деталью, мелочь за мелочью возникая в комнате. Его тайная сестра. Ее фантазии, ее запросы тоже принадлежали ему. Они с ней никогда не спорили, все держали внутри себя, втайне от других. В свет выходил только Майлз, только он контролировал ход событий там, где его считали уважаемым, хорошо известным и нужным человеком. Теперь ему приходилось прятаться, тогда как Элейн могла жить во внешнем мире. Но это был не лучший выход. Ее вылазки были бесплодны и рискованны. Она могла безопасно передвигаться только после наступления сумерек или в толпе, где никто к ней не приглядывался. Когда он послал ее в свою контору, чтобы забрать его записную книжку и хранившийся в тайнике маленький компьютер с закодированной информацией, ее напряжение переросло в почти осязаемый страх. Раньше она никогда не общалась с людьми, а сейчас ей пришлось говорить с таксистами и с туристами, которые спрашивали дорогу на улицах. Элейн вернулась домой вне себя от волнения.
Но хуже всего было то, что от ее прихода ничего не менялось. Только Майлз работал по специальности, только у него были связи, только его любили и льстили ему, приглашая на выходные за город. Только Майлз мог влиять на внешний мир, Элейн же была темной, внутренней силой. Теперь все запуталось. Они поменялись ролями. Но ни один из них не был настолько силен, чтобы удовлетворить потребности другого.
Аллардайс щелкнул выключателем. В полуосвещенной комнате за закрытыми ставнями появились тени. Казалось, они столпились над распухшим, покрытом пятнами телом Боба Гоуера, словно заинтересовавшись этой мертвенно-бледной разлагающейся фигурой. Майлз достал из прикроватного столика записную книжку и положил ее на стол, чтобы пробежаться по страницам. Там были все детали, закодированные изобретенным лично им шифром, вся информация, которую он собрал и передал майору Йорку.
Он вовсе не был таким уж важным информатором, но его страстное желание быть нужным, почти мальчишеская горячность выдвигали его кандидатуру на первое место. Для Йорка было очевидно, что Аллардайсу нравится знать секреты, нравится быть связанным со старшим, который в какой-то мере зависит от него; нравилось ему и то, что они с Йорком вместе борются против язычников и ничтожных смертных. Йорк немного знал психологию зависимости и воспользовался представившейся возможностью. Аллардайс был выигрышной картой прежде всего потому, что, несмотря на малозначительность собираемой им информации, он использовал безотказные методы работы.
Майлз Аллардайс никогда не собирался посвятить свои занятия медициной на благо всего человечества. В двадцать три года он уже был квалифицированным лечащим врачом, а через четыре года стал младшим ординатором. В свой тридцать первый день рождения он ушел с государственной, службы ради частной практики. Он специализировался на респираторных заболеваниях; его методы, хотя и не отличавшиеся традиционностью, с завидным постоянством давали хорошие результаты. Майлз был единственным врачом, который лечил пациентов гипнотерапией, – это было необычно, хотя и не совсем ново. Преимущество Майлза заключалось в его обаянии, авторитетной внешности и способности быстро успокаивать нервы людей. Будучи человеком проницательным и хитрым, он начал специализироваться на тех болезнях, которые бедные стараются перетерпеть и за лечение которых щедро платят богатые. Для бедных – болеутоляющие, транквилизаторы, полезные советы; для богатых – массажисты, психоаналитики, лакомства. Майлз часто прибегал к гипнотерапии, чтобы отучить курильщиков от сигарет, помочь заснуть страдающим бессонницей и дать расслабиться заработавшимся чиновникам.
