Карл Хайасен - Клинический случай
– У меня не пошло, – признается Эван. – Аксакал мне помог. Он забрал весь твой материал и состряпал статью где-то за двадцать минут до сдачи в набор.
– Понятно.
Эван все извиняется. Он действует мне на нервы, как скулящая чихуахуа.
– Как только ты мне сказал, что некролог пойдет на первую полосу, – изливает душу Эван, – у меня башку словно заклинило. Я виноват, Джек, я знаю.
– Расслабься. Я сам виноват. Нечего было перекладывать на тебя свою работу.
– Как думаешь, что сделает Эмма?
– Тебе? Ничего, – успокаиваю я. – Вот мне достанется не по-детски.
– Да? – нервно спрашивает парень.
– О, иногда она просто животное. Я ее боюсь.
Эмма с любопытством выглядывает из-за газеты:
– Кто животное?
– Увидимся в понедельник, – говорю я Эвану и с улыбкой вешаю трубку.
Очередной телефонный звонок снова застает нас в постели. Голова Эммы покоится на моей груди, и вставать я не собираюсь. Точка.
Срабатывает автоответчик. Это Карла Кандилла. Быстрым шепотом она докладывает:
– Дерек это сделал! Зачитал «Оду кареглазой Богине»! Если б ты знал, какое это, блин, дерьмо, Джек!
Она звонит по сотовому со свадьбы Анны, а я ведь о ней уже почти забыл!
– Он полчаса ее читал, – продолжает Карла. – И мне пришлось постоянно бегать в туалет, как будто у меня недержание. Я записала пару строк, чтобы ты поржал.
Эмма прижимается ко мне:
– Джек, кто это звонит?
– Дочь моей старой подруги. Это у нее я одалживал кольт. – Который теперь покоится на дне озера Окичоби, куда я зашвырнул его прошлой ночью.
– Зацени вот это, – говорит Карла. – «И сердце тает всякий раз, когда ты смотришь на меня глазами карими. В моей душе порхают птички, словно парии».
– Ого, – вырывается у Эммы.
– И это пишет автор бестселлеров. – Я счел, что обязан сделать публичное заявление. Но по крайней мере он написал для нее поэму – меня и на это не хватало.
– Только представь – птички в его душе! – хихикает Карла, а потом серьезно добавляет: – Как бы там ни было, мама шикарно выглядит, да и шампанского тут хоть залейся, так что, думаю, я выживу. На самом деле я звоню, чтобы убедиться, что ты, типа, в порядке после этого твоего ночного приключения. И надеюсь, с твоей подружкой тоже все о'кей. Когда-нибудь я подпою тебя и выспрошу подробности. А кстати, чуть не забыла: с днем рождения, Черный Джек!
О господи, точно!
Эмма поднимает голову:
– У тебя сегодня день рождения? Почему ты ничего не сказал?
– Как-то выскочило из головы. – Невероятно, но факт. Эмма щелкает пальцами:
– Напомни, сколько тебе стукнуло?
– Сорок семь.
До свидания, мистер Кеннеди. Здравствуйте, мистер Керуак. Думаю, это закончится только вместе со мной.
Эмма выскакивает из постели:
– Вставай, ты, старый греховодник. Идем по магазинам!
В этот раз я провел в супермаркете больше времени, чем за последние десять лет. Эмма была полна энтузиазма: ей нравятся дни рождения. Она купила мне новый альбом Нила Янга,[133] две пары потертых джинсов и бутылку мужского пар-фюма – «Это хит сезона, Джек». Затем она вознамерилась сводить меня в кино: «Никаких возражений, Джек». Показывали экшн-римейк телевизионного сериала «Перекресток женских судеб» с Дрю Бэрримор, Шарлиз Терон и Кэтрин Зета-Джонс; они играют трех красавиц сестер, которые живут на железнодорожной товарной станции в сельской местности.[134] В старом телесериале с девушками еженедельно происходили смешные истории с участием их непутевых родственничков и прочих колоритных персонажей, которые приезжали в деревню поездом и им же отбывали в неизвестном направлении. А в киноверсии эти три сестры были агентами Моссада, работающими под прикрытием. Мне показалось, что сюжет продуман недостаточно.
Когда мы с Эммой возвращаемся домой, на пороге нас ждет небольшая коробка в упаковке «ФедЭкс». Подарок от матери – первое издание «Пурпурных всадников» Зейна Грея.[135] Представить себе не могу, где она его откопала, но безумно приятно! У меня целая полка отведена под книги, которые мама подарила мне на день рождения. В Зейне Грее спрятана открытка – и длинный коричневый конверт. Почему-то первым я открываю его.
Внутри ксерокопия некролога моего отца.
С тех самых пор как мать призналась мне, что читала его, я все время придумывал содержание. Далеко не каждый удостаивается некролога в газете, и я все гадал, что же такого сотворил Джек Таггер-старший, после того как бросил нас с матерью. Возможно, он стал обожаемым педагогом по саксофону, борцом за права рабочих или вздорным политиком в маленьком городке. Возможно, он изобрел что-нибудь потрясающее, какое-нибудь хитроумное приспособление, взятое на вооружение всем человечеством, включая его брошенного в младенчестве тезку, – например, машинку для стрижки волос в носу или полистироловые шарики.
Меня страшила гаденькая вероятность, что мой отец удостоился некролога не по совокупности своих добрых деяний, а из-за какой-нибудь грязной истории, скандала или крупного мошенничества. Бруно Гауптманна[136] тоже проводили в последний путь с шумом, но я сомневаюсь, что его семья оставила себе на память газетные вырезки. Мне самому доводилось писать некрологи местных подонков, публикация которых вызывала вздохи облегчения у читателей. Люди обычно радуются избавлению от паршивых овец, и я старался свыкнуться с мыслью, что мой отец, вполне вероятно, был именно такой овцой.
Но оказалось, что он не был ни злодеем, ни столпом общества. Он был просто маленьким, безобидным человеком.
Его некролог напечатали в «Ки-Уэст Ситизен» 12 марта 1973 года. Это объясняет, почему я не нашел его в Интернете – большинство газет перешли на электронные архивы в конце семидесятых – начале восьмидесятых годов. А мои телефонные звонки не дали результатов, потому что мама никогда не жила в Ки-Уэст, и, следовательно, я не звонил в тамошние газеты.
Заголовок гласит:
Местный актер погиб при падении с дереваЭмма, пристально наблюдающая за мной из кресла напротив, спрашивает:
– Что там?
Это очень странное ощущение – читать про смерть собственного отца, которого абсолютно не помнишь. Мне немного стыдно, что я не испытываю грусти, хотя, по правде говоря, я его совсем не знал. От него осталась одна несчастная фотография.
– Читай вслух, Джек.
– Шутишь?
– Нет. Око за око, – говорит она.
Да пожалуйста. Я прочищаю горло и начинаю:
Известный в Ки-Уэст уличный актер погиб утром в понедельник в результате несчастного случая неподалеку от Мэллори-сквер.
По словам полиции, Джек Таггер, известный местным жителям как «Жонглер Джек», погиб при падении с дерева. Смерть наступила мгновенно.
Таггер прогуливался с друзьями, когда заметил енота, сидящего на верхушке старого дерева авокадо на Уайтхэд-стрит. По словам очевидцев, он полез по стволу вверх, крича: «Я первый его увидел!»
Но под весом Таггера одна из веток дерева сломалась, и он упал головой на тротуар с высоты около тридцати футов.
Несчастный случай произошел около 2:30 ночи. По словам полиции, Таггер, вероятно, находился в состоянии алкогольного опьянения.
Эмма заявляет, что я все это придумал.
Плохая новость: мой старик был бухающим дуриком. Хорошая новость: несомненно, шоу-бизнес у меня в крови.
И я продолжаю чтение:
Таггер был хорошо известен всем завсегдатаям набережной з Старом городе. Он похвалялся, что может жонглировать чем угодно и, к немалому удовольствию туристов, часто подтверждал свои слова на практике. Он жонглировал винными бутылками, горящими факелами, морскими ракушками, кактусами и даже животными.
В прошлом году он представил публике свое новое шоу – жонглирование четырьмя говорящими какаду. Птицы декламировали знаменитые отрывки из Шекспира, Чехова и Теннесси Уильямса, почетного гражданина нашего города.
Сам Уильяме как-то заметил: «Попугаи Джека читают „Трамвай „Желание““ лучше, чем половина актеров, что я видел».
Тут Эмма не выдерживает:
– Все, хватит. Остановись.
– Нет уж, пожалуйста, дай мне закончить.
– Это твой отец? По правде?
– Был.
Рядом с некрологом напечатана черно-белая фотография Таггера-старшего: он жонглирует на пристани поплавками для ловушек на омаров. На нем соломенная шляпа с широкими полями и солнечные очки с квадратными стеклами – но его улыбку я узнаю сразу же. Это улыбка из моих снов.
И я продолжаю:
Таггер приехал в Ки-Уэст три года назад, о его предшествующей жизни известно немногое. Как и многие другие бродячие актеры на острове, днем он подрабатывал где придется, а вечером давал представление на Мэллори-сквер.
«Этот пройдоха любил позабавиться. С ним было весело»,
– сказал Сэмюэль «Змеиная глотка» Проктер, местный шпагоглотатель, который однажды работал с Таггером на судне для ловли омаров.
