Сэм Хайес - Ябеда
Бессменный руководитель детского дома, через его руки прошли сотни детей. Полицейские кивнули. Я опустошила стакан с водой, который поставили специально для меня. Когда перед стеклянным экраном возникла последняя группа мужчин, я уже осмелела.
На этот раз мне потребовалось чуть больше времени. Самый молодой из тех, кого я видела той ночью в церкви, бывало, с ревом гонял на своей газонокосилке по всему нашему участку. Кое-кто из девчонок постарше сох по нему, а мальчишки забирались к нему на колени и катались по широким газонам Роклиффа.
— Он тоже был там. Номер пять. — Я ткнула пальцем в тощую фигуру. — Его зовут Карл.
После суда я узнала, что полное его имя Карл Бернетт. Мать у него была немкой, отец колотил жену, торговал наркотиками, угонял машины, и тюрьма стала его вторым домом. Карл рос среди лондонского отребья и видел только мерзкую сторону жизни. Но был неглуп и не без амбиций. Газеты раструбили его историю — как он покинул места, где прошло его обездоленное детство, чтобы начать новую жизнь на севере страны, как поступил в колледж, устроился на полставки в фирму, занимавшуюся декоративным садоводством, как связался с преступниками, что обосновались в Роклиффе.
Четвертого опознания не было. Какой смысл показывать мне мужчин в черных капюшонах? Никто из арестованных не заговорил, не назвал имени; никого не убедили выдать его. Тот, кто убил Бетси, остался на свободе.
Первые угрозы начались за два дня до суда. Трое, которых я опознала, были под стражей, но многие остались на свободе. Хотя детский дом сразу же закрыли, а ребят распределили по другим домам, кое-кто из извращенцев не попал в поле зрения полиции и притаился. «В том-то все и дело, — сказал мне один из детективов. — Надо выгрести все дерьмо».
Звонок был анонимный, в мой приемный дом. Мне без обиняков пообещали: не изменишь свои показания, не скажешь полиции, что ошиблась, — умрешь. На тот момент это мало что изменило бы: и без меня было доказано, что Либи, Таллок и Бернетт виновны в гнусных преступлениях против десятков детей.
Таллок на одном из бесчисленных допросов — дело вели очень решительно настроенные парни — раскололся и назвал еще несколько имен, но категорически отказался говорить о человеке, который скрывался под капюшоном. А потом Таллока нашли висящим в петле. Кто-то передал ему в камеру ремень.
Прокатилась волна новых арестов. Полиция обнаружила захоронения по всему Роклиффу, а первой извлекли из ее мелкой могилки мою бедную Бетси. Похорон не было, только кремация после того, как криминалисты закончили свою работу.
Когда меня сбила машина и я попала в больницу, ко мне приставили охранника.
— Кто-то хочет, чтобы ты умерла, — сказал мне детектив.
У него самого дочка моих лет, добавил он и показал мятую карточку, засунутую в кармашек бумажника. На ней была девочка, темноволосая, как я, только симпатичнее. Он за мной присмотрит, пообещал детектив, чтобы уж ничего дурного больше не приключилось. Мне не понравилась его ухмылка.
А после того как на меня напали с ножом, меня вывезли в другой район и поселили на специальной квартире.
Описать нападавшего я не могла — лицо было скрыто, — но он был очень силен, от него разило машинным маслом, и он хотел моей смерти. Если бы мой приемный отец не спугнул его, нож вошел бы до конца и пронзил мне сердце.
— Боже, Эва! — Он упал на пол возле меня, прижал ладони к моей ране. Я хотела сказать, чтоб он перестал давить, что это ужасно больно, пусть лучше я истеку кровью, пусть он даст мне умереть… Но силы оставили меня.
Очнулась я в больнице, в окружении белых халатов и полицейских мундиров. Тремя днями позже меня перевезли в частную лечебницу. Где это, мне не говорили, а женщина-детектив, которая меня сопровождала, сказала, что в списки меня внесли под временным именем.
— Временным? — переспросила я, а сама подумала, что именно так я себя ощущала всю свою жизнь.
— Пока ты не получишь новое. Теперь тебе будет помогать наша специальная команда.
Большая удача, сказали мне несколько недель спустя, что у меня нет никакой семьи. В некоторых случаях система защиты свидетелей имеет дело и с родственниками, однако при переселении целого семейства возникает масса сложностей.
Марк Мак-Кормак каждый раз выглядел по-иному: то поденным рабочим в джинсах и клетчатой рубахе, то коммерсантом в костюме и галстуке. Должно быть, это тоже было частью его работы. Он-то и объяснил мне, что и как будет.
— Имя можешь выбрать себе сама, — сказал он.
Остальное за меня решили другие.
Я остановилась на Нине Брукс. Нормальное имя, его хозяйка вполне могла иметь счастливое детство, поступить в колледж, быть душой компании, учиться водить машину или безумно влюбиться. И совсем непохоже, что обладательница такого имени десять лет кряду провела в детском доме, набитом педофилами. Или что она понятия не имеет, как ей теперь жить дальше.
— Мы отправим тебя в Бристоль, — сказал Мак-Кормак, когда судебный процесс уже шел полным ходом. — Дело гораздо серьезней, чем мы предполагали. — Он намеренно не говорил мне всего, я знаю, но я и не желала слышать взрослой правды, не желала осознавать весь масштаб ужаса, в котором жила. — У тебя будут новые личные данные, новый дом. Хочешь — устроим тебя в колледж, не хочешь — найдем работу. На твой счет положат определенную сумму на первое время, а я буду регулярно проверять, как у тебя дела. И я буду твоей единственной связью с прежней жизнью.
Я молча кивнула, задумалась. Я была то наивной девчонкой, то в следующее мгновение — независимой женщиной. Марк привел меня в закусочную по соседству с домом моей второй приемной семьи. Им, как и врачам в больнице, назвали мое временное имя, и они все удивлялись, почему это я не сразу откликаюсь, когда меня зовут обедать или обращаются с вопросом.
— Через неделю ты переезжаешь. — Марк подтолкнул по липкому столу несколько брошюрок и пояснил: — Все факультеты колледжа, выбирай. — Он был добр ко мне и выглядел в тот раз как мой отец: теплый жилет, полосатая рубашка, серые брюки — хотя по годам и не подходил. И небритый. Мне он нравился. — У меня на руках все документы, которые тебе потребуются на первых порах. И жилье мы подобрали. Хозяйка в курсе, ждет тебя. Но разумеется, понятия не имеет, кто ты и через что прошла.
И все это из-за того, что Бетси умерла, из-за одного моего телефонного звонка.
— А мне купят новую одежду? — поинтересовалась я, листая брошюры. Вот оно! Я сразу поняла, чему хочу учиться в колледже, и сказала Марку.
— Итак, гримерша, — одобрил он, и перед нами словно развернулась моя будущая жизнь, вся, кроме одного маленького нюанса. — Некоторые подробности этого дела я не могу открыть тебе, Эв… Нина, — поправился он. — За годы службы я благополучно переселил уйму свидетелей, подвергавшихся опасности, но бывало и так, что все шло прахом. И тому есть несколько причин. Я хочу, чтобы всю жизнь, каждый день ты следовала двум простым правилам.
Меня готовили к преследованию длиною в жизнь.
— Первое: не доверяй никому. Абсолютно никому! Они везде. На прошлой неделе, к примеру, был арестован офицер полиции. Представь себе, тоже член этой сети. И нам точно известно, что схвачены еще не все. Твое новое имя и адрес знаю только я. Если, не дай бог, что-то не так, ты обращаешься только ко мне. Я дам тебе номер телефона, держи его при себе всегда и везде.
Я кивнула. Откуда-то изнутри поднимался озноб.
— Второе, — продолжал Марк, — ты никогда, ни при каких обстоятельствах не должна появляться ни в Роклифф-Холле, ни в его окрестностях. Кто-нибудь тебя узнает. Кто-нибудь скажет кому-нибудь, кто знает еще кого-то. И все наши труды насмарку. Так что держись от этого места подальше. — Он увидел выражение моего лица, похлопал по руке: — Но я уверен, все будет хорошо. Только следуй этим правилам. Никому не верь и не возвращайся.
Эту мантру я твердила все время своего долгого путешествия на юг. При мне был чемодан с одеждой и сумка с паспортом, данными банковского счета, номером социального страхования — все, что необходимо для новой жизни. Единственное, чего Марк Мак-Кормак не сделал, это не стер воспоминания. А они оказались самой неподъемной частью моего багажа, когда я по крутой лестнице волокла свою новую жизнь в комнатенку под крышей.
— По крайней мере, не придется голодать, — бормотала я, вспомнив про вывеску дешевой забегаловки, что была как раз под моими окнами.
Изображая из себя заботливого отца, который отправляет дочку на учебу в колледж, Марк познакомил меня с квартирной хозяйкой. Показал автобус, на котором я буду ездить каждое утро. Занятия уже начались, но меня снабдили правдоподобной уважительной причиной и записали на курс. Вскоре я обзавелась парой подружек, после чего визиты Марка сократились до одного раза в полгода, а еще немного погодя он сообщил по телефону, что больше не приедет.
